Божья кузница (сборник) - Грег Бир

— Только планеты, — поправил Хаким.

— Они что, планеты-приведения?

— Возможно, — ответил Хаким, подняв палец. — Ну и как ты сформулируешь свою версию, Мартин?

— Это хитрая система маскировки, варьируемая в широких пределах… В течение ряда лет система меняется через довольно короткие промежутки времени.

— Точно! — воскликнул Хаким, и его лицо вспыхнуло от возбуждения. — Чертовым убийцам не удастся нас одурачить!

Мартин потер пальцем кончик носа.

— Очевидно, мы имеем дело с какой-то широкомасштабной перестройкой планеты… Они хотят, чтобы по мере приближения наблюдателя, система выглядела все более пустой.

— Если ты поддержишь меня, я пойду с этим к Гансу, — сказал Хаким, поднимаясь с кушетки. — Он не так будет сердиться, если ты подтвердишь мои слова.

Мартин тоже встал.

— Ты боишься его? — спросил он.

Смутившись, Хаким отвел взгляд в сторону.

— Я не доверяю ему так, как тебе. Ты одобряешь его, Мартин?

— Не мое дело критиковать Пэна.

— Мне не нравятся некоторые его действия, к примеру, эти соревнования с половыми партнерами в награду. Мартин, я молчал до сих пор, но всегда думал, что это неправильно.

— Хорошо, оставим эту тему. Скоро мы начнем тренироваться вместе с Братьями.

— А тебя не беспокоит, что может случиться?

— Конечно, беспокоит.

— Но действия Ганса тебя не тревожат, так?

— Хаким, я знаю, как трудно быть Пэном. Когда им был я, погибли люди. Теперь избрали Ганса. Вот и все, что я могу сказать.

Хаким с грустью посмотрел на него, затем не спеша расправил складки на своем комбинзоне.

— Я пойду к Гансу прямо сейчас. Надеюсь, что он будет таким же понимающим, как и ты.

— Он же не дурак.

— … Он не станет нас наказывать, — продолжал Ганс. — Он тоже поймет, что это не было нашей ошибкой.

— Уверен, что поймет, — кивнул головой Мартин.

Когда Хаким ушел, Мартин энергично протер глаза, затем окинул взглядом каюту, как будто видел ее в первый раз. Узкие полоски света, голые коричневые и серебристо-серые поверхности, кушетка, которой вполне бы хватило на двоих. Зачем он запросил такую большую?

Он был свободен в течение часа. Потом состоится встреча бывших Пэнов с Гансом, Рексом и с двумя представителями Братьев. Они должны разработать план по боевому обучению и согласовать стратегии.

Братья и люди могут и будут работать вместе.

Мартин лениво потянулся за жезлом и настроился на уже переведенную часть библиотеки Братьев. Многие области были еще не постижимы. Жезлы не передавали запахов, он и наполовину не мог представить, что там могло храниться. Наилучшие переводы не были идеальными. А как выяснил Хаким, даже такая простая вещь, как система исчисления, может быть двухсмысленной. Он так и не смог до конца понять, как же Братья считают…

Возможно, счет вовсе не был важен для них.

Возможно их природа лучше, чем человеческая, была приспособлена к восприятию изменений системы Левиафана.

Мартин приказал жезлу разыскать записи Теодора. Он не притрагивался к ним после катастрофы. Мартин наугад перелистывал страницы в надежде на какую-нибудь внезапную догадку или ориентир.

Никогда не следует недооценивать силу обстоятельств, она способна перемолоть вас в порошок, — писал Теодор в первые три месяца их полета. — Никогда не надо слишком терзаться по поводу того, что все идет неправильно, не изводить себя. При этом всегда возникает внутренний разлад; вы начинаете осуждать себя за то, что не предвидели всего, не предусмотрели. Вам начинает казаться, что дело потерпело крах из-за ваших бессмысленных хаотических движений.

И еще:

Если я что-то потеряю, — да, это не сделает меня великим, но, несомненно, после этого я стану глубже, хотя бы благодаря той вырытой яме, в которую попаду. А если случится что-то более ужасное, уже не яма, а кроваточащая рана поможет мне прийти к правильному решению. Я сам превращусь в сплошную кроваточащую рану. Для меня не будет иметь никакого значения, что происходит с моим телом. Разве можно потерять большее, чем я уже потерял?

Очень порывисто, с юношеской проницательностью, здесь ничего не было от спокойной сдержанности умудренного опытом мужчины. Если Мартин сам бы написал такое, он чувствовал бы себя неловко. Но при чтении записок Теодора у него всегда возникало такое чувство: они притягивали, даже восхищали, но в то же время и приводили в замешательство. Они соприкасались с такими сферами эмоций и идей, в которых Мартин чувствовал себя крайне неловко.

Теодор был слишком открытым. Это и убило его.

Мартин отключил проектируемые страницы, прилег на кушетку и попросил убавить свет. Скоро на сон будет оставаться гораздо меньше времени.

— Как, черт побери, может кто-то замаскировать целую звездную систему? — возмущенно воскликнул Ганс. Его белокурые волосы были всклочены, видно было, что он совсем недавно спал. Экс-Пэны, Шелковистый, два представителя Каменщика, а также сам Каменщик и Небесный Глаз собрались в носовой части корабля.Там же собралась и сборная исследовательская команда. Вдали простиралось звездные поля, чуть в стороне — устойчиво яркий Левиафан. Они были еще слишком далеко от планет, чтобы рассмотреть их невооруженным глазом.

Зашуршал Шелковистый. Шнурообразные встряхивались каждые несколько минут, как будто им надо было достать что-то клешнями из труднодоступного места. Луис Высокий Кактус приготовил все имеющиеся карты для сравнения. Здесь были: изображение системы, найденный в записях погибшего корабля; то, что запечатлел «Спутник Зари» с расстояния Полыни; снимки, полученные Братьями, и последнее состояние все той же системы Левиафан. Сжав рукой подбородок, Ганс с суровым видом рассматривал карты.

— Сколько энергии потребуется, чтобы сгенерировать такого рода маскировочную систему? — спросил он.

Хаким ненадолго задумался:

— По приблизительной оценке примерно половина всей энергии, вырабатываемой самой звездой.

Однако Шелковистый не согласился с ним. Его голос напоминал звучание скрипки. Испуская какой-то затхлый запах, он произнес:

— Мы мы не допускаем, что маскировка распространяется по всем направлениям…

Резко подняв руку, Ганс прервал его:

— Подожди.

Снова зашуршав, Шелковистый отступил назад. Мартин сомневался, что Брат почувствовал оскорбительность поведения Пэна, но ему хотелось, чтобы Ганс не был таким высокомерным.

— Что заставило тебя, — продолжал Ганс, — говорить о маскировке: Что — характер системы сильно изменился?