Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

_________

Примечание:

Макрух (араб. مكروه‎) – действия, которые шариат признает нежелательным (танзих) или запретным (тахрими). Макрух делится на макрух ат‑тахрим и макрух ат‑танзих. Совершение макрух ат‑тахрима запрещено и является грехом, а совершение макрух ат‑танзиха грехом не является.

_________

– Или, скажем, ящерица, – продолжаю мини экскурс, пользуясь преимуществами продуктов информационной эпохи. – В ханафитском масхабе она однозначно харам . Во всех прочих – халал . Правда, занимательно? А ведь никто из них, как по мне, не перестаёт от своей точки зрения быть правоверным.

– Ты сейчас намекаешь на то, что в каких‑то трактовках можно найти одобрение и действиям Разии? – после длинной паузы уточняет Актар. – В союзе со мной?

– Точно, – легко киваю. – Не подумай, что сбиваю тебя на душегубительный путь. Просто оценки часто зависят от точки зрения. И если уж такие столпы религии не смогли договориться об обычной ящерице или мясе кобылы, употребляемым в пищу, то и по поводу Разии может существовать прямо противоположное мнение.

– Тем более что Разия – это как клинок в руках правителя, – подключается Алтынай, дожевавшая наконец свой кусок мяса. – Об оружии мало кто из правителей говорит откровенно, говорит правду и не пытается ограничить его у других.

– Я обдумаю всё, что сейчас услышал, – отстранённо отзывается Актар. – Атарбай, а откуда ты знаешь о ящерицах в других масхабах? Приходилось там бывать?

Старик, по старой традиции, аккуратно и косвенными вопросами пытается накопить какую‑то критическую сумму информации обо мне.

– Приходилось есть ящериц, Актар, – смеюсь. – В том числе, в компании правоверных из разных масхабов. Присутствующие представители разных школ между собой тогда здорово спорили, а я внимательно их слушал.

– Не врёт, – выносит общий на двоих с Актаром вердикт Алтынай, пристально наблюдающая за мной в этот момент.

– Вижу. Чувствую. – Автоматически роняет Актар, который даже не смотрит на меня во время разговора.

_________

Примечание 1.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%B7%D1%85%D0%B0%D0%B1#%D0%A1%D1%83%D0%BD%D0%BD%D0%B8%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%BC%D0%B0%D0%B7%D1%85%D0%B0%D0%B1%D1%8B

С удовольствием бы не загромождал ссылками текст, но подозреваю: для полноценного погружения и ощущения, многим читающим может не хватать некоторых неизвестных им деталей.

Примечание 2.

таблица – пример, который держит в голове ГГ.

Именно эта не совсем точная. У ханафитов халяль конина.

_________

За некоторое время до этого.

Придя в сознание, Нурислан обнаружил себя внутри походного шатра или юрты (точнее разглядеть в спустившихся сумерках не удавалось); связанным, с кляпом во рту.

За ним явно наблюдали всё это время (кстати, а интересно, как долго?); поскольку сразу после его пробуждения кто‑то за спиной вышел наружу и что‑то крикнул (вероятно, созывая остальных).

Нурислан принялся лихорадочно перебирать в голове, чем его могли свалить. Ничего, кроме ментальной магии, на ум не приходило. Но о таком направлении он даже не слышал.

Он имел представление об основах медицины, но исключительно традиционной. О «наркозном сне», в отличие от своего бывшего товарища, он не знал, поскольку магией не интересовался.

В своих подозрениях касательно работы менталиста, его догадка была абсолютно точной, хотя и базировалась на неверных предпосылках.

Через минуту чьи‑то руки перевернули его на другой бок, и он увидел перед собой дочь Хана, её брата‑охранника, старейшину пашто и девчонку‑персиянку.

Неужели этот лысый звероватый мужик, с отстранённым интересом подумал Нурислан. Как‑то не вяжется его вид с менталистикой… и почему он в форме сотника «красного» полка? Неужели он и там успел послужить? А что, в принципе, вполне возможно и это…

– Ответишь сам на вопросы или мне тебя расспросить лично? – хмуро начал старик‑пуштун, поигрывая кинжалом.

На Нурислана это действие не произвело сильного впечатления, потому он оставил вопрос без ответа.

– Погоди, дай я, – махнул рукой лысый и выдернул кляп изо рта Нурислана (попутно пребольно зацепив несколько зубов). – Мой тебе совет: просто ответь на вопросы. Жизни не обещаю, грехов на тебе много слишком; но смерть ведь тоже разная бывает. И я бы на твоём месте с пуштунами опытов не ставил. Это больно.

– Очень больно, – жизнерадостно покивал старик, явно не играя.

– Я слуга лишь своему господину, – пожал плечами Нурислан, не смотря на неудобное положение. – Пока оснований предавать не вижу.

Девчонка‑персиянка что‑то бодро шептала на ухо дочери Хана, явно переводя на туркан беседу с пушту.

– Ты убил людей. Украл лично у меня. Украл у города, – перечислила претензии младшая дочь Хана на восточном туркане (который Нурислан тоже отлично понял). – Не слишком ли много преступлений в честь какого‑то бая?

– Ты даже не знаешь, о чём говоришь, девочка, – рассмеялся своим мыслям Нурислан. – Поверь, это далеко не самое худшее, что я мог сделать. Особенно после того, как в ваши головы пришла идея отделиться от Султаната.

– Идея продать нас в Иран пришла в в а ш и головы намного раньше, – с толикой любопытства ответил лысый, снова на пашто. – А предыдущий наместник, посаженный вами над людьми, как над скотом, так и вообще… Человеколюбивым и отеческим такой поступок Султана не назовёшь. Уже молчу про заранее отправленного на верную смерть «родича», имею ввиду её отца. – Лысый выжидающе смотрел на Нурислана.

Судя по некоторым деталям, здоровяк либо действительно имел ранее отношение к военной службе, либо даже был чем‑то сродни Нурислану: дочь Хана не говорила на пушту, это в городе знали все.

Сам же здоровяк говорил и на пушту, и на forsii tojiki (правда, плохо), и на туркане.

Язык он сейчас выбрал специально такой, чтоб его не понимала его же сестра (если они с ханшей действительно родственники, потому что на вид не похоже).

Упоминая её отца, покойного Хана, он ни словом, ни жестом не выдал внимание к сестре. Явно пытаясь не обратить её внимания на неприятную для неё деталь разговора. Впрочем, кое‑что здоровяк всё же упустил: персиянка моментально перевела услышанное, и дочь Хана чуть нахмурилась.

Вслух же Нурислан сказал следующее:

– Ты сейчас судишь о вещах небесной вышины, с таким же бездумным безумием. Эта куртка, что на тебе, твоя по праву? – далее Нурислан впился в лицо здоровяка, ловя малейшие оттенки эмоций того (поскольку со служивым этого уровня можно было попытаться договориться. Не раскрывая особо секретов Службы).

– Смотря о каком праве говорить, – весело ответил лысый. – Это мой трофей, взятый в честном бою. Потому – да, она моя по праву.

– Ты не боишься…? – от удивления, Нурислан даже продолжать дальше мысль не стал. – Перечень возможных неприятностей из‑за этой куртки, надетой не по праву, слишком велик. Или ты просто дурак? Знаешь, что будет с тобой, встреться ты с сослуживцами её хозяина? Особенно если они из той же сотни?!

– У меня урегулированы все имущественные претензии и с владельцем этой куртки, и с его сослуживцами. Особенно из одной с ним сотни. – Спокойно ответил здоровяк, как будто проваливаясь в какие‑то неприятные воспоминания. – Поверь. Вот железяки да, тут ты прав… – Лысый каким‑то плавным и слитным движением отстегнул три нагрудных знака и бросил их в карман. – Это действительно было лишним, хотя и в той ситуации необходимым… А что до неприятностей, знаешь, я отчего‑то не боюсь тварей, воюющих с детьми и женщинами, и травящих собственный народ заразой. Но обо всём этом я поговорю не с тобой, а действительно с сослуживцами этой «куртки», если увижусь ещё раз… – лысый похлопал себя по животу. – Сколько человек подчинено тебе в городе?