Багровая смерть - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вновь закричала и стальная стена изогнулась, словно по ней ударил великан, но устояла. Она не могла добраться до меня. Не могла играть со мной в этом сне, не могла превратить его в ночной кошмар. Я смогу ее переждать. Должно быть, она поняла это, потому что решила позволить мне проснуться, а может, я просто проснулась сама.
78
Я проснулась в том темном месте, которое видела в моменты, когда сон рассеивался. Впрочем, оно было не полностью темным — откуда-то из стены или потолка проступал естественный свет. Я была в тусклом луче слабого солнечного света. Почти стояла на коленях, но не совсем, потому что цепи на запястьях не давали мне полностью опуститься на каменный пол. Должно быть, я проболталась здесь уже какое-то время, потому что плечи болели. Я медленно и осторожно поднялась на ноги, потому что знала: когда циркуляция крови в руках восстановится, будет еще больнее. На мне была красная шелковая ночнушка — такой у меня отродясь не было. На секунду мне показалось, что я провалилась в другой сон, но для этого у меня слишком ныли плечи. Однажды, во время сессии бондажа у нас дома, я попробовала такое подвешивание и обнаружила, что могу простоять так достаточно долго до того, чем начнут болеть руки. После сессии ноги уже не держали меня, и Ашер позволил мне повисеть так какое-то время. Я не сказала свое стоп-слово, потому что если бы я это сделала, ему пришлось бы отвязать меня и позаботиться о моих повреждениях. После того, как он меня освободил, руки у меня болели сильнее и дольше, чем когда-либо. Если во время бондажа я не могла удержать себя в вертикальном положении, то просила о смене позы или чтобы меня просто удерживали и любили. К сожалению, во всем мире не было такого стоп-слова, которое вытащило бы меня из этой темницы.
Я стояла и ждала, пока боль в плечах немного утихнет, чтобы ощутить, как тысячи иголок и булавок пронзают мне руки. Я согнула их, пытаясь ускорить процесс, потому что очнулась в одиночестве. Никто меня пока не пытал, меня даже не охраняли. Отлично. Для начала мне нужно вернуть чувствительность рукам, потому что без этого трудно сражаться. Насколько я могла судить, в этой комнате не было электричества, а в держателях на стенах висели потухшие факелы. Значит, никаких камер тут тоже нет, и они не могут наблюдать за мной, пока сами сюда не зайдут. Еще лучше.
Я продолжала разминать свои руки и вращать плечами, пытаясь понять, не повредила ли их, пока висела здесь все это время. Солнечный свет означал, что сейчас либо тот же день, но время чуть более позднее, либо уже наступил следующий день. Если первое, то я пробыла без сознания всего пару часов. А если второе, то мне повезло, что я могу двигать руками и вообще их чувствовать. Значит, что бы ни случилось в Дублине ночью, оно закончилось, а я все пропустила. Мне стало страшно, живот завязался узлом, пока я думала о тех, кто мне дорог, не зная, все ли с ними в порядке. Затем до меня дошло, что я туплю. Мне не нужен телефон, чтобы связаться с моими.
Сперва я потянулась к Натэниэлу, но ничего не произошло — лишь пустота, которая напугала меня еще сильнее. Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула, заставила себя успокоиться и потянулась к Деву… ничего. Я потянулась к Жан-Клоду, еще раз, и снова — ничего. Не могли же все, кто находился в Ирландии, погибнуть из-за какого-то ужасного вампирского нашествия. Что-то физически не давало мне связаться с кем-либо. Была одна человеческая ведьма, которая сумела провернуть подобное, а значит, у Злобной Суки Ирландии мог быть под рукой кто-то с такой же силой, и это не должно меня удивлять.
В помещении был только один выход — казалось, что за грубым дверным проемом должны находиться ступени, ведущие наверх. Других дверей я не видела. Если только лестница не вела к еще одной двери, которая помогала бы удерживать меня в плену, то они были чертовски самоуверенны в том, что им не понадобится дополнительное препятствие, чтобы удержать меня. Я осмотрела кандалы на своих запястьях, потому что это они и были. Кандалы запираются не с помощью ключа, а с помощью металлического стержня, который задвигается в отверстие. Если я смогу подтянуть одну руку достаточно близко к другой, то расстегну их, но для этого цепи были растянуты слишком далеко друг от друга. Я осмотрела их. Звенья были крупными и массивными, как у цепей для бревен — они явно предназначались для удержания чего-то намного тяжелее меня. Они не крепились к каменному потолку, а проходили через отверстия в нем, и это означало, что если кто-то находился сейчас в помещении надо мной, то он увидит, что цепи шевелятся, и поймет, что я очнулась. Я была так занята поиском современных приблуд, что совершенно не подумала об эффективности приспособлений старой школы.
С минуту я прислушивалась, пытаясь понять, не шел ли кто проверить меня по движению цепей, как рыбу по поплавку, но все было тихо. Я поняла, что слышу море. Дублин располагался на побережье, так что это не должно было меня удивлять, но я почему-то думала о комнате из сновидения и о том, что там окна выходили на море. Комната во сне словно стала для меня более реальной, чем сам Дублин и беглое знакомство с Ирландским морем. У меня была секунда, чтобы подумать о том, не было ли все это частью одного сна, а затем я почуяла запах сырости и плесени. Я принюхалась сильнее и смогла уловить соленую свежесть морского воздуха. Во сне вы не можете чувствовать запахи. Я сосредоточилась на этом факте, потому что это помогало мне не париться обо всей этой «сны против реальности» фигне. Я буду относиться ко всему, как к реальности, пока не пойму, что это не так.
На лестнице послышались голоса. Я хотела было притвориться, что все еще в отключке, но ко мне только что вернулась чувствительность конечностей, да и кто бы ни вошел в комнату, это будет не человек. Моего дыхания
