Я, Клавдий - Роберт Грэйвс

У всех был испуганный вид. "Нечистая жизнь, нечистая совесть",- подумал я.

- А не подсыпал ли кто-нибудь яд мне в кубок, пока я спал? - поддразнил я их.

- Упаси бог,- запротестовали все.

- Нарцисс, в чем был смысл шутки Веттия Валента насчет Колчестера? Будто британцы отдают мне божеские почести.

- Это не совсем шутка, цезарь,- сказал Нарцисс.- Не буду скрывать от тебя: в Колчестере действительно воздвигнут храм в честь Бога Клавдия Августа. Они поклоняются тебе с начала лета. Но я услышал об этом только сейчас.

- Вот почему я чувствую себя так странно. Я превращаюсь в бога! Но как это вышло? Я помню, что в письме Осторию утвердил постройку храма в Колчестере в честь Божественного Августа в благодарность за победу римского оружия в Британии.

- Полагаю, цезарь, что Осторий - и это вполне естественно - спутал, о каком Августе идет речь, тем более что ты писал о победе римских войск. Божественный Август остановился на берегах пролива, и его имя для британцев по сравнению с твоим - ничто. Мне сообщили, что туземцы говорят о тебе с величайшим благоговением и страхом. Они слагают поэмы о твоем громе и молнии, о магическом тумане и черных духах, о горбатых чудовищах и чудовищах, у которых змеи вместо носов. С политической точки зрения, Осторий был совершенно прав, посвятив храм тебе. Но я очень сожалею, что это было сделано без твоего согласия и, боюсь, против твоего желания.

- Значит, я теперь бог, да? - повторил я.- Ирод Агриппа всегда говорил, будто я этим кончу, а я утверждал, что он болтает вздор. По-видимому, я не могу исправить ошибку и отменить посвящение храма мне самому, как ты думаешь, Нарцисс?

- Это произведет очень плохое впечатление на жителей провинции,- ответил Нарцисс.

- Ну, сейчас мне это неважно,- сказал я.- Все на свете неважно. Может быть, велим прямо сейчас привести сюда на суд эту несчастную женщину? У меня не осталось никаких мелочных чувств, присущих простым смертным. Я даже могу простить ее.

- Она мертва,- проговорил вполголоса Нарцисс.- Убита по твоему приказанию.

- Налей мне вина,- сказал я.- Я не помню, чтобы я отдавал такой приказ, но сейчас это не имеет значения. Интересно, какое я божество. В детстве старый Афинодор часто объяснял мне, что под Божеством понимают стоики: Бог-это идеально круглый шар, целое, не подверженное воздействию внешних случайностей и событий. Я всегда представлял Бога в виде огромной тыквы. Ха-ха-ха! Если я съем еще кусок этого гуся и выпью еще несколько кубков вина, я тоже превращусь в тыкву. Значит, Мессалина мертва! Красивая женщина, друзья, очень красивая, вы согласны? Но порочная, верно?

- Красивая, но очень порочная, цезарь.

- Отнесите меня кто-нибудь в постель. Дайте уснуть блаженным сном богов. Ведь я теперь блаженный бог, не так ли?

Меня отнесли в спальню, и я проспал без просыпа до полудня. За это время сенат принял послание, поздравляющее меня с благополучной ликвидацией заговора, а также решение изъять имя Мессалины из всех архивных документов и городских надписей и разбить все ее статуи. В полдень я встал и принялся за свою обычную административную работу. Все, кто мне встречались, обходились со мной крайне вежливо, но вид у всех был подавленный, а когда я пошел в суд, никто, впервые за эти годы, не поднимал шума и не пытался запугивать меня. Я в мгновение ока справился с разбором всех тяжб!

На следующий день я принялся разглагольствовать о покорении Германии, и Нарцисс, увидев, что лекарство Ксенофонта произвело слишком сильный эффект - помрачив рассудок, вместо того, чтобы, как предполагал Ксенофонт, постепенно смягчить удар, причиненный смертью Мессалины,- приказал больше мне его не давать. Мало-помалу олимпийское спокойствие покинуло меня, и я снова почувствовал себя жалким смертным. В первое же утро, когда кончилось действие наркотика, я, спустившись к завтраку, спросил:

- Где моя жена? Где госпожа Мессалина?

Мессалина всегда завтракала со мной, если только у нее не "разламывалась голова".

- Она мертва, цезарь,- ответил Эвод.- Ее казнили несколько дней назад по твоему приказу.

- Я не знал,- с трудом проговорил я.- Я хочу сказать, я забыл.

И тут позор, горе и ужас недавних дней всплыли у меня в памяти, и я разрыдался. Заливаясь слезами, я идиотски бормотал о своей милой, бесценной Мессалине, осыпал себя упреками за ее убийство, говорил, что во всем виноват я один, и вообще вел себя, как последний осел. Наконец я взял себя в руки и велел подать портшез.

- Лукулловы сады,- приказал я.

Меня отнесли в Лукулловы сады.

Сидя на садовой скамье под кедром, глядя на зеленую лужайку, за которой уходила вдаль широкая грабовая аллея, поросшая травой, в одиночестве, так как вокруг не было никого, кроме моих германских телохранителей, стоявших на страже в кустарнике, я взял перо и длинный лист бумаги и принялся составлять подробный перечень того, что было мной сделано и что следует делать теперь. Этот документ сейчас при мне, и я перепишу его сюда в том самом виде, в каком он был написан. Утверждения мои, по какой-то непонятной мне причине, распались на связанные между собой трехстишия, вроде "терцин" британских друидов (их традиционный размер для стихов моралистического или дидактического характера).

Я люблю свободу, а не тиранию.

Я римский патриот.

Римлянин от природы республиканец.

Как ни странно, я император.То есть, на мне обязанности монарха.Уж в трех поколеньях республики нет.

Республику растерзали гражданские войны.Август ввел монархическое правленье.Так сказать, вынужденная мера.

Августу было никак не отречься.В душе я проклинал его лицемерье,Оставаясь убежденным республиканцем.

Императором стал Тиберий. Против воли?Боялся, что власть перехватят враги?Может быть, Ливия, мать, настояла?

Тиберий отправил меня в отставку.Я считал его кровожадным лицемером,Оставаясь убежденным республиканцем.

Ни с того ни с сего Калигула назначил меня консулом.А я жаждал вернуться к своим книгам.Калигула вздумал править, как восточный сатрап.

Я римский патриот.Мне бы следовало убить его.А я спасал шкуру, строя из себя дурачка.

Наверное, Кассий Херея тоже был римский патриотОн нарушил присягу, убил Калигулу.По крайней мере пытался восстановить республику.

Но республику не восстановили.Напротив, провозгласили нового императора.Этот император - я, Тиберий Клавдий.

Откажись я - меня бы убили.Откажись я - была бы гражданская война.Так сказать, вынужденная мера.

Я казнил Кассия Херею.И мне тоже было никак не отречься.Я стал вторым Августом.

Я много и долго трудился, как Август.Расширил и укрепил империю, как Август.Я был абсолютным монархом, как Август.

Но я отнюдь не лицемер.Утешаюсь тем, что выбрал меньшее из зол.Как раз в этом году хотел восстановить республику

Позор Юлии мучал Августа.

"Не жениться б и умереть бездетным!"

Я так же мучаюсь позором Мессалины.

Надо было покончить с собой, а не править:Нельзя было уступать Ироду Агриппе.Из лучших побуждений я стал тираном.

Я не подозревал о злодеяниях Мессалины.Моим именем она проливала кровь.Неведение не освобождает от ответственности.

Но разве тут только моя вина?Не разделит ли ее со мной вся нация?Ведь намеренно сделали меня императором.

Ну осуществлю я свои благие намерения?Восстановлю республику - что тогда?Ждать от Рима благодарности?

"Знаешь, легко говорить о свободе.Все кажется так просто.Ждешь, что двери распахнутся и стены рухнут"

Весь мир признает во мне императора.Все, кроме тех, что метят на мой пост.Республика никому не нужна.

Азиний Поллион был прав:

"Будет намного хуже, прежде чем станет немного лучше".

Решено: о республике нечего и думать.

Лягушки захотели царя.

И дан им был царь Чурбан.

Я был глух, слеп и туп, как чурбан.

Лягушки захотели царя.Юпитер дал им нового царя - Аиста.Калигула сплоховал: правил слишком недолго.

Я сплоховал: был слишком добр.Я загладил грехи своих предшественников.Я примирил Рим и мир с монархией.

Риму суждено поклониться новому цезарю.Будь то безумец, похабник, убийца иль мот.Аист вновь покажет, какова природа царей.

Меч тирании тупить - моя большая ошибка.Отточив его, может, вину искуплю.Лишь насильем лечат насилье.

А мне надо помнить: я - царь Чурбан.Плюхнусь-ка я в тихий омут.Пусть всплывет ядовитая муть.

Я осуществил свое решение. С того самого дня я неуклонно провожу его в жизнь. Я не позволил ничему воспрепятствовать мне. Сперва это было мучительно. Помните, я сказал Нарциссу, что чувствую себя точно так, как испанец-гладиатор, которому неожиданно отсекли на арене руку со щитом; разница в том, что испанец умер, а я продолжал жить. Вы, возможно, слышали, как в холодную сырую погоду калеки жалуются на боль в руке или ноге, которых у них давно нет? Они могут точно обозначить ее; скажем, это резь, которая поднимается от большого пальца к запястью, или ноющая боль в колене. Я часто ощущал это же самое. Я беспокоился о том, как примет Мессалина то или иное мое решение, или о том, очень ли ей надоела длинная скучная пьеса, которую я смотрел; во время грозы я вспоминал, что она боится грома.