Таких не убивают - Кир Булычев

Иришка позвала Лидочку погулять.

— Здесь даже стены подслушивают, — сказала она. — Когда я стану хозяйкой, первым делом продам этот дом.

— Как так хозяйкой?

— Думаю, фазер тут долго не протянет, — совершенно спокойно сказала Иришка. — У него сердце паршивое. А такие переживания могут оказаться роковыми.

— Ты шутишь?

— Вы из хорошей семьи, тетя Лида, у вас все друг друга любят, уважают, по вам видно. А я выросла в доме, где все хитрят, обманывают и тащат к себе. Я их должна любить, но не знаю на самом деле, кого люблю, а кого ненавижу. Фазер думает, что я маму обожаю, а я даже не знаю, буду расстраиваться, если она погибнет, или нет.

— Как ты можешь, Иришка! — ахнула Лидочка.

Ей хотелось надеяться, что Иришка притворяется, что скрывает за грубостью мягкую сердцевинку. Они спустились вниз. Алла с Геннадием сидели в столовой.

— Вы куда? — спросил Геннадий.

— Погулять, — ответила Лидочка. — И не суетитесь, вы же не можете всех запереть по комнатам.

— А что? Это мысль, — сказал Геннадий. — Конструктивная мысль.

— Никуда мы не денемся, — сказала Лидочка.

— Никуда они не денутся, — поддержала ее Алла. — Погуляют и домой прибегут.

Геннадий вышел в коридор и глядел им вслед, пока они не вышли из дома.

На улице было тепло, цвела магнолия. «Здесь не бывает комаров, — подумала Лидочка. — Наверное, давным-давно здешние комары заключили с людьми соглашение, что не будут их кусать, а люди не будут их давить. Вот и живут…»

— Знаете, тетя Лида, — сказала Иришка, — я тут ломала голову, ломала, и у меня получается, что им нет смысла оставлять мою маму в живых. Это опасно и ничего им не дает. Узурпаторша есть, зачем пугать себя и окружающих…

— Не пугай меня.

— Ага, по тону слышу, что вы тоже так думали.

— Тебе не страшно?

— Мне страшно. За папу страшно. В самом-то деле он до сих пор маму любит. Он чудак, он не очень хороший, но придумал себе правила: я люблю Аллу, я люблю ребенка, я люблю маму… А он кого-нибудь может любить?

И тут сбоку зашуршали кусты. Иришка, взвизгнув, отпрянула. Из кустов вырвался Слава.

— Я могу любить! — сказал он театрально. — Я нечаянно подслушал страшные подозрения, которые раздирают твою душу!

— Фазер, не говори красиво, — поморщившись, сказала Иришка. — У нас с тобой мир, мы в одной лодке.

Они медленно шли к детскому парку. Лидочке было неловко. Она подслушала и подсмотрела то, чего ей видеть не хотелось.

— Завтра с утра я ставлю вопрос ребром, — сказал Слава, немного успокоившись и, видно, отнеся слова дочери на счет нервного срыва. — Или они освобождают Аллу, или я принимаю меры. Хватит. Уже больше недели она у них в плену. Я сделал все, что они требовали, элементарные договорные отношения требуют взаимных уступок, разве я не прав?

— Ты всегда прав, папочка, — мрачно сказала Иришка.

Сзади послышался частый топот.

— Ну вот, — сказал Слава. — Видишь, как они нас уже боятся.

И в самом деле за ними несся Геннадий. Бежал он красиво, широко, затормозил метрах в трех.

— А ты, Славик, как ускользнул? — спросил он. — Чтобы больше таких штучек не повторять! А то сбежишь в Лондон — где нам тебя искать?

Слава поднял палец и строго сказал:

— Завтра — вы слышите?! — завтра я поднимаю вопрос о немедленном освобождении матери моего ребенка.

— Вот завтра и поговорим, — сказал Геннадий. Он успокоился — никто из его стада в лес не сбежал.

Они вернулись в дом. Алла ждала у двери, курила на улице. Оранжевый огонек сигареты разгорался, когда она нервно затягивалась, и зловеще освещал ее лицо.

В доме было слышно, как шуршат, возятся в своей норе несчастные Кошки.

Видно, они раскладывали вещи, обреченные ждать, когда ситуация развяжется и хозяев отпустят домой.

Лидочка поднялась к себе. Ей больше не хотелось ни с кем разговаривать.

Но не тут-то было.

Через час заявилась Валентина и стала жаловаться на свои несчастья. Она рассказала Лидочке про неудачное путешествие в Хитроу, причем Лидочке все время приходилось делать поправки. Валентина не лгала, но рассказывала о бегстве со своей точки зрения. Так она все видела. Так запомнила.

— Что будет, что будет?! — повторяла она. — Скоро нас отпустят, Лидия? Ведь мы можем не пережить, честное слово. У нас здоровье никуда не годится. Они отпустят Аллочку, а? Или порешат ее?

— Я не знаю, — сказала Лидочка.

— А я чего боюсь, — заметила прозорливая Валентина. — Я боюсь, что они теперь за Славика примутся. Он как жертвенный агнец, честное слово. Он ведь для них бумаги подписал — значит, теперь не жилец.

— Нет, — уверенно сказала Лидочка. — Это не в их интересах. Им нужно, чтобы все обошлось без жертв.

— А нас-то не жалеют, — вздохнула Валентина.

Глава 21

Потом, для инспектора Слокама, Лидочка старалась воспроизвести свои чувства и ощущения той ночи. Но трудно словами передать собственные ожидания, страх, переживания, звуки и шорохи, которые ползали по дому.

Лидочка, как ей казалось, в ту ночь вовсе не спала. На самом же деле она много раз просыпалась. И порой не знала отчего.

— Подъезжала ли к дому машина или машины? — спрашивал инспектор Слокам.

— Кажется, подъезжала. Но я не могу сказать когда и останавливалась ли она у наших дверей.

— Слышали ли вы голоса?

— Разумеется. И, кажется, не раз. Но не знаю, было ли то наяву или во сне.

— Шаги в доме, движение?

— Да, конечно. Но не помню когда.

Все было той ночью как в кошмаре. Ни в чем нельзя быть уверенным.

А к утру Лидочка заснула и проснулась уже от того, что в доме стояла мертвая тишина. Словно он вымер.

Лидочка посмотрела на часы. Без двадцати шесть. Никто здесь так рано не встает. Но почему не поют птицы? Почему не летают самолеты? Почему выключили звук?

Лидочка зажмурилась и постаралась заснуть вновь.

Снова Лидочка проснулась уже в разгар утра. В восемь. Солнце, путешествуя по бирюзовому небу, выползло из-за рамы и ударило лучом в закрытые Лидочкины глаза. Лидочка взглянула на солнце и зажмурилась вновь. Но тут небольшое ватное облачко догнало солнце и скрыло его.

Лидочка соображала, успел ли кто-нибудь занять ванную и туалет? Ее всегда обгоняли Иришка с Аллой. И обе любили поплескаться в ванной подольше. Все последние дни Лидочка старалась подняться раньше всех, чтобы не тратить полчаса на ожидание, как в коммуналке.