Реликт - Василий Головачёв

– Боюсь, назревает конфликт, и мы в нем занимаем далеко не лучшую позицию.

– Ну, с одной стороны, конфликтные ситуации – нормальное состояние эволюционирующего социума. Из генетики мы знаем, что существа, у которых нет врагов, обречены на вымирание из-за отсутствия естественного отбора. А с другой стороны, мне далеко не безразлично, как поведут себя в данной ситуации люди. По-моему, нужна немедленная оферта [98].

– Конструктор нас не слышит. А может быть, не понимает. И я не уверен, что виноват в этом он. Если уж мы не в состоянии заключить договор с чужанами, то что говорить о контакте с Конструктором? В любом контакте преследуются две цели: первая – привлечь внимание, вторая – его удержать, а мы все еще топчемся у порога реализации первой цели. Недаром все чаще раздаются голоса, что договор между гуманоидным разумом и негуманоидным невозможен принципиально.

– Негуманоидным – в данном случае, наверное, небиологическим? Может быть, скептики правы? Негуманоиды не знают, что такое эмоции, а тот, кто не чувствует боли, редко верит в то, что она существует, как сказал когда-то философ [99].

– Вопрос отсутствия эмоций у негуманоидов спорен, к тому же я вдоволь попутешествовал внутри Конструктора и знаю, что он – чувствует. Я знаю также – что он чувствует.

– И что же?

Ратибор помолчал, вспоминая пережитые им странные и страшные ощущения, ломающие волю и рассудок.

– Абстрактного, абсолютного добра не существует, как и зла, эти понятия всегда относительны, но зато я понял, что может быть абсолютным – страдание.

Егор смотрел на него, чуть прищурясь, пошевеливая бровью, с каким-то сомнением, и Ратибор добавил:

– Конструктор находится в бессознательном состоянии, если можно применить земной термин, я убежден в этом. Поэтому ни о каком полноценном контакте речь не идет. Понимаешь теперь, от кого зависит ситуация?

– От нас.

– Браво, шаман, сообразил! Правильно, от нас, людей, от нашего ума, дальновидности, запаса доброты и любви.

Егор хмыкнул.

– Ты говоришь, как Грехов, его словами.

– Значит, наши мнения сходятся. Ты с ним знаком?

– Лично незнаком, но разве это важно? У меня свои источники информации.

Они улыбнулись друг другу.

– Ты один? – спросил Ратибор.

– Почему же один? – Егор хитро прищурился, он понял подоплеку вопроса. – Я с тобой. К тому же у меня в подчинении ватага из двадцати сорвиголов. – Учитель вдруг погрустнел и тут же рассмеялся, отлично владея оттенками разговора. – Моя невеста еще не родилась. Хотя… кто знает?

Снова зазвонил «домовой», сказал сварливо:

– Опоздаешь, паря!

Егор взглянул на изумленную физиономию Ратибора, засмеялся и вскочил с дивана-скамьи.

– Он у меня контролер строгий. Или тебе не нравится лексикон? Извини, пойду переодеваться, не люблю, чтобы дети меня ждали.

Ратибор встал, вызвав отсчет времени: сорок минут пролетело незаметно, на душе посветлело, настроение улучшилось, несмотря на психологическое давление внешнего контроля. Егор был надежен, как утес, на него всегда можно было положиться.

Учитель вышел, одетый в удобный полуспортивный комби голубого цвета – он всегда одевался строго и со вкусом.

– До связи, кобра?

– До связи, шаман. Только я уже не кобра, побуду грифом пока, поиграю в охотника и дичь.

Егор перестал улыбаться, положил руку на плечо гостя.

– В любой игре есть элемент непредсказуемости, но если в спортивных состязаниях проигравшие участники игры просто выбывают из нее, то в твоем варианте побежденный не сможет присутствовать на вручении медали победителю. И еще учти: К-мигранты не люди, не интрасенсы и даже не экзосенсы, и логика у них своя, К-логика.

– Ну ты даешь! – пробормотал ошеломленный Ратибор. – Эти-то сведения откуда? Я имею в виду, что я занимаюсь К-мигрантами.

– Я шаман, – серьезно сказал Егор, – а у шаманов свои методы добычи информации. Может быть, у меня связи среди высших духов? – В глазах учителя на миг мелькнули веселые искорки. – Прими последний совет: спящий маг всегда бодрствует. Будет туго – позови, возможности у тебя есть, я услышу. Кстати, за тобой кто-то подвесил «глаза». Я почувствовал это сразу, как ты появился. Может быть, это твой любимый шеф прицепил тебе «ланспасад», а может быть, и не он. Ну что, побежали?

Ратибор обнял друга и не сказал – подумал: я чертовски рад, что ты есть!

И услышал в ответ мысленное: а я чертовски рад, что ты вернулся, брат!..

В Рославль он прибыл в первом часу ночи, приглядываясь по пути к лицам пассажиров метро. Лица были как лица, не более оживленные, чем обычно, и не менее, и все же веселых людей не встретилось безопаснику совсем. Дома он выслушал очередной доклад дежурного по отделу и решил не откладывая нанести визит физикам, бьющимся над проблемой загадочной свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро. История повторялась: снова действия К-мигрантов угрожали безопасности людей, практически не подозревавших об их существовании – строителей, энергетиков, технологов, операторов различных производств, – и следовало как можно быстрее обезвредить террористов, не желающих внимать голосу рассудка. Железовский понимал это, иначе не разрешил бы работать Берестову в одиночку. Если только не подстраховал его обоймой телохранителей – наблюдение за собой Ратибор считал несомненным фактом.

По сообщению дежурного Имант Валдманис работал с коллегами в лаборатории проблем связи Физического института, расположенной в Подмосковье, и практически не покидал ее стен, однако Ратибора в лабораторию не впустили, даже когда он предъявил сертификат кобры отдела безопасности. Ошеломленный отказом, безопасник сначала не поверил ушам, когда фантом работника института, одетый в форму пограничника, вежливо проговорил:

– Извините, но пропустить вас в лабораторию я не имею права.

– Почему? – не