Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

— Ну, с-суки, получайте! — я поднялся, пошатываясь, подошел к старушке, ткнул огнем прямо ей в волосы.

Пламя схватилось мгновенно. Старушка продолжала хохотать. Огонь пожирал ее волосы, с хрустом проглатывал вязаный свитерок, перекинулся на подол старого платья, на руки и лицо. Я стоял и смотрел. Когда же она заткнется? Когда перестанет смеяться?

Старушка уже превратилась в сплошной комок огня. Из-за моей спины кричали:

— Не положено людей убивать! Это же музей! Тут смотрют!

К этому крику присоединились другие: скрипучие, кашляющие и хрипящие.

— Вызовите пожарную!

— Тут вандалы! А еще культурные люди, по музеям ходят!

— Зажигалку кто разрешил? Билет предъявите, говорю!

Внезапно старушка начала медленно погружаться в пол. Как будто ее заглатывали — резкими толчками, сантиметр за сантиметром.

За спиной хохотали.

Я обернулся и увидел, что коридор забит старушками. Какая-то безумная, сюрреалистичная картина. Старушки, сидящие на стульях и табуретках, свисали с потолка, торчали из стен, из пола, между углов, запутавшиеся в проводах и задевающие головами лампы. Кто-то выглядывал из-за штор. Кто-то сидел спиной или вылез из стен наполовину. У самых ног из пола торчала только голова с седыми редкими волосами и добрым лицом.

— Не надо мусорить!

— Смотрели уже экспозицию?

— Вам налево сейчас!

— В следующем зале — реставрационные работы!

— Приносим извинения за неудобства!

— Ахаха! Ахаха! Ахаха!

Горящая старуха всосалась в пол с чавкающим и хлюпающим звуком. Бубнеж старушечьих голосов слился в один монотонный гул, от которого заложило уши.

Я побежал.

По стенам прошла волна. Дыхнуло смрадом и гнилью. Старушки протягивали в мою сторону морщинистые руки в пятнах, усеянные густыми темно-синими прожилками, с зажатыми кроссвордами, очками, ручками, карандашами, вязальными спицами, перьями.

Я прыгнул на дверь, вышиб ее, вкатился в следующий коридор и обнаружил, что он пуст и чист. На стенах здесь висели картины. Где-то вроде бы даже играла тихая музыка. Страшные звуки как отрезало, а от резкой тишины заболели уши.

Я поднялся, не в силах надышаться и прийти в себя, и осторожно побрел вперед. Ботинки оставляли на зеленом ковре грязные следы.

Картины были спокойные и красивые. В основном пейзажи. Я разглядывал их и чувствовал, как гулко бьется в груди сердце. Во рту пересохло, очень хотелось пить.

— Вам немного осталось, — проворковал откуда-то старческий голос.

Коридор заканчивался дверью, а у двери на табурете сидела маленькая сгорбленная бабушка. Она была очень стара — морщины искромсали ее лицо, а волос на голове осталось немного. Нижняя челюсть у бабушки дрожала, будто была на шарнирах, а глаза были водянистые, как у всех здесь.

— За дверью направо, и окажетесь прямо в экспозиции, — сказала она тихо.

Я подошел ближе.

— Это сон или я просто сошел с ума?

— А вы можете проснуться? — спросила старушка.

Я пожал плечами:

— Есть сны, в которых кажется, что проснуться не получается.

— Тогда я не смогу вам помочь. Разве что, давайте, проведу куда положено. В последний путь.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Она протянула руку. Я не без сомнений взял ее влажную и холодную ладонь и сжал. Старушка ответила. Это было знакомое рукопожатие.

— Аня?

В ее седых волосах все еще оставались клочья вязкой желтой жижи. Она подняла на меня выцветшие глаза, рассматривала несколько секунд, потом сказала:

— Пойдемте! — и повела за дверь.

Мы вышли в квадратный холл, и на мгновение меня ослепил яркий солнечный свет, врывающийся в единственное окно. Я сощурился, стер выступившие слезы, увидел сквозь окно вход в музей. Туда мы вошли бесконечно долгое время назад…

Вход был укрыт от посторонних глаз густыми изумрудными деревьями, колоннами и кирпичной аркой с забором. Со стороны дороги можно было разглядеть только крыльцо и стеклянные двери. Отсюда же я видел гораздо больше.

Я различил огромный немигающий глаз, прячущийся в листве. И еще изгиб стен, похожий сначала на гигантскую приплюснутую голову, а затем на изгибающееся тело. И еще я увидел, что вход в музей был распахнутой пастью. Крыльцо — нижняя челюсть. Перила — ряд зубов. Красный кирпич на входе — раздвоенный язык.

Сейчас кто-то шел туда, держа одной рукой велосипед. Оксана. Склонилась над телефоном и, видимо, пытается до нас дозвониться. Оксана остановилась у крыльца, прямо на красном языке, прицепила велосипед к перилам, небрежно убрала телефон в задний карман и поднялась по ступенькам.

— Не надо…

— Пойдемте, — сказала старушка знакомым голосом и потянула.

У меня не было сил сопротивляться и соображать. Мы пошли и остановились в ярком проходе перед дверью с табличкой, на которой было написано:

«Экспозиция № 1».

Старушка отпустила мою руку и села на табурет в углу.

— Пойдем со мной, — предложил я. — Ань, пойдем. Тебе здесь делать нечего. Только посмотри, что оно с тобой сделало…

— Ходят тут, ходят, работать мешают. А в искусстве ноли — без палочек, — пробормотала Аня скрипучим голосом, достала откуда-то из тряпья моток ниток и принялась его распутывать. С кончика ее носа капала на подол густая жижа. Капля за каплей.

Я взялся за ручку, понимая, что выхода больше нет, и потянул. Дверь отворилась. Проход наполнился звуками. Это были крики, вопли, хрипы, треск, кашель, безумный истеричный смех. Тяжело дохнуло смрадом. Сначала я не увидел ничего, но потом в густой бордовой темноте проступили овальные стены и овальный же потолок, закругленный порожек, заканчивающийся чернотой, а еще вокруг были силуэты. Множество силуэтов. Они изгибались, извивались, дрожали, размахивали руками, вертели головами, выгибались в криках, стонах и воплях. Они лежали, стояли, сидели, будто сваленные в кучу, набросанные друг на друга, сцепленные в общий клубок тел.

Кто-то мягко толкнул меня внутрь. Я сделал шаг-другой по мягкому и податливому полу, а затем ноги запнулись, и я упал. Мир закружился. Я падал к другим людям, на мне сгорала одежда, а зловоние раздирало ноздри и легкие. Я закричал. Мой крик слился с остальными.

Прежде чем упасть в переплетение обнаженных, потных, сочащихся кровью, обезвоженных и умирающих людей, я вдруг понял куда попал.

Это и была экспозиция.

Она могла переварить всё.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Виктор Глебов

Нимфа

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

От автора: «Пошел я как-то в спортзал, а там в фойе крутили фильм о насекомых. Об их трансформации в стадию нимфы. Мол, вылезают из хитинового панциря в новом виде уже. И я, переодеваясь, подумал: почему бы