Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не могу остаться. Поймите меня, – сбивчиво и виновато отвечаю я лейтенанту. – Пожалуйста, не сердитесь и поймите меня… Ведь в России теперь большие трудности… Мне просто необходимо быть сейчас там. Просто необходимо. К тому же я так давно не была дома, так ужасно долго…
Лейтенант хмурится, затем не без досады прерывает меня: «Ладно. Поезжайте. Я постараюсь помочь вам быстрей получить пропуска. Сам похлопочу. Возможно, сегодня же получите».
Мартовское солнце уже стояло высоко, когда я вышла из здания комендатуры. Ночной ледок успел растаять, и в каждой лужице ослепительно сверкало по маленькому солнцу. Отчаянно галдели в кустах сирени возле крыльца воробьи, еще какие-то пичуги. Прогромыхал мимо по булыжникам, сидя впереди водовозной бочки, пожилой боец, ухмыляясь в сивые усы чему-то своему, затаенному. Несколько девушек-репатрианток с пустыми ведрами и швабрами прошли, весело переговариваясь, вслед за молоденьким бойцом в соседний дом, где размещался солдатский клуб, по-видимому, на генеральную уборку. День, по-весеннему беспокойный и радостный, уже давно шагал по земле.
Мама, конечно же, ждала меня возле крыльца. Я с маху обняла ее, закружила по мостовой.
– Все!! Мы едем наконец-таки домой! Тот, кто меня допрашивал, обещал сегодня же оформить документы! Мама, ты слышишь – мы едем домой!
26 марта
Лейтенант Сева сдержал свое слово – вчера после обеда нам выдали временные удостоверения личности, а также пропуска в Россию, и мы с мамой (Руфина, Катя и Татьяна еще ожидали свои документы) покинули лагерь. В моей сумке поверх тетрадей лежали две буханки ржаного хлеба и две в ярких наклейках банки, с изображенными на них стручками гороха и бычьими мордами, которые нам выдали на дорогу. Возле шлагбаума толпилась группа бойцов. При нашем приближении все замолкли, уставились на нас.
– До свиданья, сынки, – растроганно произнесла мама. – Вот, уезжаем от вас… Спасибо вам за все. Счастливо оставаться.
– До свиданья. И вам тоже счастливо добраться до дома, – вразнобой ответили «сынки», а кто-то из них добавил вслед добродушно-насмешливое:
– Ну, наконец-то и «дочка» в Россию отправилась…
На вокзале мы нашли только Полину с Петей и Колей. Оказывается, шустрая Зинаида успела здесь познакомиться и «подружиться» с какими-то военными, которые и помогли ей с Катенькой втиснуться вчера в поезд. Я так и не смогла узнать, разыскивали ли меня вновь те два цивильных типа и какова была их реакция на сообщение о том, что я посмела ослушаться их и будто бы уже нахожусь на пути в Россию.
Часов в девять вечера прибежали с документами в руках, с такими же банками и с буханками хлеба под мышками запыхавшиеся, счастливые Руфа, Катерина и Таня, но уехать в эту ночь мы так и не смогли. Хлынувшая по перрону толпа нас попросту отбросила от вагонов. Бедную Руфину так сдавили, что у нее до сих пор болят все ребра. Сейчас все пребываем в легкой панике – неужели и сегодня нас постигнет неудача и придется еще неизвестно сколько времени торчать здесь?
Признаюсь, днем меня тоже посетила несколько меркантильная мысль – а не воспользоваться ли и нам помощью кого-либо из военных? Что тут особенного? Ведь помог же кто-то Зинаиде с Катенькой… Мысль эта возникла, а позднее и утвердилась, когда к нам подошел моложавый, с виду – лет сорока, плотный, черноволосый, с карими навыкате глазами, военный с погонами капитана. Разговорились. Капитан сказал, что его зовут Михаилом Григорьевичем, что на вокзал он зашел по пути в свою часть, которая расположена невдалеке. Затем поинтересовался – откуда мы, как и многие, посетовал на то, что в стране сейчас нелегкое время, а в Ленинграде – особенно. Тут мама, конечно, тоже встряла в разговор со своей излюбленной темой: мол, мы знаем, что в России нас не мед ждет, а тяжелая работа, однако не это нас страшит, а другое: весна на пороге, а мы вынуждены здесь прохлаждаться…
– Я могу вам помочь, – сказал вдруг капитан, глядя на меня. – Серьезно. Могу помочь. Все произойдет очень просто – выделю несколько крепких солдат, они и раздвинут толпу. Пройдете к вагону, как по коридору… Ах, пожалуйста, не надо благодарностей, – прервал он маму, – ведь для меня это ничего не стоит. Почему бы и не пособить своим соотечественницам? – Подняв рукав шинели, он посмотрел на часы. – Однако еще слишком рано. Сейчас – 18:00. До прихода поезда остается еще почти шесть часов. Почему бы нам не пойти в город, немного прогуляться?.. Знаете что? – Капитан опять смотрел на меня. – Давайте зайдем ко мне. Я ведь тут рядом квартирую. Там мой денщик уже ужин доставил. Перекусим вместе, а после этого я и мои бойцы полностью в вашем распоряжении.
Я взглянула на маму. Она предостерегающе свела слегка брови, глазами приказала: «Не ходи!»
Но корыстолюбивая мысль уже успела прочно засесть в моей голове. А почему бы, в самом деле, мне не пойти с ним? Этот капитан почти уже старик. К тому же он сказал, что в квартире не один – там его денщик с ужином (тут я вдруг ощутила ужасный голод). Отправляться одной, естественно, неудобно. Тянуть за собою Руфку – бесполезно: у нее все болит и ноет. Позову-ка я Катерину…
– Пойдемте, – с беспечным видом ответила я. – Только можно мы вдвоем? Можно с моей старшей подругой?
– Конечно можно… Почему нельзя? С подругой так с подругой, – кисло улыбнулся капитан. – Пошли…
Военный городок, где жил капитан, действительно располагался вблизи от вокзала. Мы прошли мимо шлагбаума, возле которого стоял часовой с автоматом, поднялись по наружной, скрипучей и шаткой лестнице на второй этаж небольшого деревянного дома. В жаркой, ярко освещенной, тесно заставленной разными вещами, чемоданами и баулами комнате нас ожидал пожилой, седой и грузноватый солдат, в надетой по-домашнему, поверх гимнастерки, теплой, вязаной душегрейке.
Мы четверо отлично поужинали горячими макаронами с мясом, потом разговаривали. Пожилой вестовой оказался очень добродушным, милым дядькой. Выяснилось, что двух его племянниц гитлеровцы тоже угнали в Германию. Все эти годы он страшно переживал за них, надеется, что теперь они, так же как и мы, уже на пути в Россию.
На тумбочке возле кровати я заметила фотографию очень красивой, чернобровой и черноглазой женщины в сильно декольтированном платье.
– Моя бывшая жена, – грустно ответил капитан на мой вопрошающий взгляд. – Знаете, к сожалению, она оказалась не той, кем мне вначале виделась. Изменила мне. Не дождалась. Падшая, словом, женщина.
Мне показались откровения капитана неуместными и
