Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и харя же у тебя! – воскликнул не без ехидства Ратибор. – Особенно зыркули твои навыкате забавные, ну прям как у стрекозы! Хотя тебе идёт, помесь жука‑навозника и большой зелёной мухи… – чуть подумав, рыжебородый витязь неопределённо хмыкнул, разглядывая уродливое чудовище напротив, мало уже походившее на человека, отвёл правую руку в сторону, разжал ладонь, и его секира глухо шлёпнулась наземь. – На кулаках так на кулаках, почему бы и нет? – молодой богатырь стянул с себя порядком изодранную, всю в крови рубаху, хрустнул костяшками пальцев да вразвалочку потопал навстречу остервеневшему некроманту. – Это ж я завсегда с готовностью, как говорится! Имей только в виду, старик, я не посмотрю на твои седые космы! Бить буду в полную силушку…
– Сейчас ты крепко пожалеешь, что бросил свой топорик, благородный дурак! – Мельванес стрелой метнулся навстречу Ратибору, наглядно продемонстрировав, что помимо в разы увеличившейся мощи, так же многократно возросла и скорость его движения.
И вот противники сошлись в поединке на центральной улице Твердоземья. Широкоплечий воин, несмотря на произошедшие с чародеем чудовищные изменения, похоже, самоуверенно полагал, что перед ним всего лишь обезумевший, хлебнувший какой‑то волшебной дряни сутулый старик без особой физической аль магической силы, из‑за чего всерьёз поначалу не воспринял своего оппонента, рассчитывая на то, что уж врукопашную без проблем одолеет дряхлого ведуна. И как выяснилось, зря. Со скоростью молнии пригнувшись под правым боковым Ратибора, Мельванес тут же вонзил свой кулак в живот лучшему бойцу Мирграда, заставив того шумно выдохнуть, после чего всадил левый крюк в опешившую физиономию молодого богатыря, сломав ему нос и силой удара опрокинув того навзничь. Не теряя ни секунды, тёмный шаман уселся сверху на слегка растерявшегося от такого напора окровавленного витязя и принялся охаживать его по рёбрам, чередуя свои мощнейшие плюхи в туловище с ударами по голове. Ратибор попытался сначала блокировать, а потом и вовсе скинуть с себя явно поймавшего кураж мрачного волхва, но тот, быстро вскочив, ловко схватил за ногу противника, да хорошенько раскрутив вокруг своей оси, запулил его в ближайшую избушку. Бросок вышел страшный. Повезло, что домишко был довольно старый, трухлявый, за несколько десятилетий без ухода надлежащего обветшавший ещё больше; рыжеволосый великан пробил загривком ставшую с течением времени хлипковатой стену хибары и влетел внутрь лачуги, снося на своём пути всё, что только можно.
– Чего‑то я больше не слышу от тебя шуточек‑прибауточек, образина рыжекудрая! – злорадно проскрипел Мельванес изменившимся до неузнаваемости голосом, залетая в избу вслед за Ратибором. – Похоже, моё время веселиться настало, а⁈ – с этими словами ликующий волшебник огляделся, ухватился за стоящую в углу дома покрытую толстенным слоем пыли массивную деревянную кадку да тут же саданул ею по спине пытавшегося подняться рыжего исполина, вдребезги расколошматив её о могучий хребет молодого богатыря. Ратибор снова упал, но тут же вскочил, взявшись при этом за внушительный обломок одного из выбитых им брёвен из стены, лежащий прямо перед ним, да со всей дури засадил импровизированной дубиной по тёмному волхву. От мощного удара трухлявое древо развалилось на части, но Мельванесу хоть бы хны; лишь ещё пуще оскалившись, он сиганул к Ратибору и, блокировав локтем его хук правой, всадил голову в лицо рыжебородого витязя, сильно разбив тому левую бровь. Ратибора знатно тряхануло, впечатав в стену комнаты, в которой продолжалась схватка. Из крупного рассечения спустя пару секунд обильно хлынула кровь, заливая воину левый глаз. Осатаневший колдун тем временем с разбегу ударил молодого великана подошвой стопы в грудь, фактически прыгнув в противника ногами вперёд со всего маха. Внутренняя стенка избушки была похлипше внешней и, тоже не выдержав такого напора от влетевшего в неё богатыря, обрушилась напрочь.
– Ась? Что? Не слышу! – глумливо пророкотал Мельванес, уже неторопливо идя к окончательно, похоже, поверженному оппоненту. – Если ты хотел помолиться богам перед смертью аль ещё какую глупость ляпнуть, то сейчас самое время! Пользуйся моментом, пока я добрый! – шаман противно захихикал.
– Бьёшь ты, как девка!.. – Ратибор приподнялся на локте, угрюмо сплёвывая кровь. – У меня сынишка в три года лупил похлеще!
– Ах так!.. – мордаху чародея исказила яростная гримаса, впрочем, быстро сменившись на торжествующую ухмылку. – Вот, кстати, хорошо, что напомнил… – зловеще захрюкал в предвкушении тёмный волхв. – Ты забрал у меня сына, я же в ответ заберу твоё дитятко! Хочу, чтоб ты знал это перед тем как подохнешь! Правда, я пока не решил ещё, что с ним делать: либо на жертвоприношение пустить, зажарив на медленном огне, либо приручить да держать при себе в качестве собачонки верной! Буду его терзать регулярно да о тебе вспоминать с томной улыбкой!.. Хи‑хи, оба варианта хороши, какой же выбрать?.. – довольно осклабился Мельванес, тут же радостно взвыв: – А ведь у тебя ещё есть жинка с дочкой, не так ли⁈ Ну‑у‑у, им уготовано самое интересное!..
– Ты, жабоед поганый, совершил сейчас ту же самую ошибку, что и твой недалёкий выкормыш на Алой поляне в нашей с ним рубке! Впрочем, неудивительно, ибо яблонька от упавшего яблока всегда недалече возвышается… – Ратибор медленно поднялся, вперившись в наглую харю слишком рано уверовавшего в свою победу волшебника. – Не надо тебе было трогать мою семью. Даже в мыслях! – в голубых глазах молодого богатыря плясали яростные огоньки всепожирающего синего пламени.
– Крепкий ты, пёс рыжий, ничего не скажешь! Любой другой давно бы ноги протянул от таких затрещин!.. – хмыкнул удивлённо Мельванес, после чего злобно пробормотал: – Но пора заканчивать, вечереет…
С этими словами он подлетел к Ратибору и попытался ударить того снизу в челюсть, но тот чуть отклонил голову, увернувшись от сильнейшего удара, а затем всадил свой могучий крюк в ответ. Тёмного мага высоко подкинуло в воздух. Пролетев несколько метров, он упал на лежащий на боку стул, развалив его при этом в труху.
– Ты прав, заморыш разбухший, пора заканчивать!.. – Ратибор споро подковылял к ошарашенно трясущему седой гривой противнику, удивлённо скулящему: – Как?.. Это невозможно, невозможно!.. – схватил его за длиннющую густую бороду обеими лапами, намотал её на длань да резко, с силой дёрнул, по косой широкой дуге швырнув оппонента о соседнюю стену, проделав в ней большущую дыру телом опешившего волхва. После чего пролез в образовавшийся пролом следом, подошёл к поверженному негодяю, сел ему на грудь, сграбастал за ворот балахона да всадил свой широкий лоб ошеломлённому ведуну в лицо. А потом ещё раз, и ещё, и ещё, и ещё… Кровавые брызги с каждым ударом окропляли самого рыжего великана да всё вокруг него. Обычный человек давно бы отправился на тот свет от страшных плюх, сыплющихся на его моську, но колдун после целого пузырька с зельем мощи совершенно явно прибавил в живучести.
– Как интересно!.. – булькая хлестающей у него из носа и рта кровью, произнёс в перерывах между ударами размякший Мельванес, неожиданно поймав мутным взглядом очередной синий всполох в очах сидящего на нём оппонента. – Твой гнев одновременно как оберегом для тебя служит, так и проклятием… Ну а решать только тебе, с чем по жизни дальше топать! Надеюсь, ты ошибёшься с выбором… – заклокотал неразборчиво старый маг, вдруг резко вскинув правую руку и впившись острыми когтями в левое плечо Ратибора, оставив там четыре глубоких кровавых борозды. – Ну а это на память от меня, чтобы не забывал, на свой век короткий… Недолго тебе на этом свете гулять осталось!.. – радуясь непонятно чему и при этом кашляя кровью, ядовито прострекотал седовласый чародей.
Ратибор же, слегка поморщившись, схватил Мельванеса за кисть, положил её себе на колено да с силой нажал вниз, легко переломив только что покарябавшую ему плечо длань колдуна в месте сгиба локтя. Раздался хриплый визг, более похожий на плач, впрочем, быстро заглохший, ибо рыжебородый витязь не преминул заткнуть оппонента, опять всадив ему голову в физиономию, после чего, взяв его за сломанную руку с торчащей, как бывает при открытом переломе, наружу костью, раскрутил да запустил пращой назад, на улицу; выбив дубовые оконные створки своим туловищем и пролетев добрых метров пятнадцать, поверженный противник глухо шлёпнулся на землю, замерев неподвижной тушей в дорожной пыли и не подавая более признаков жизни. По крайней мере, так казалось поначалу. Но вот тёмный шаман заворочался, сел, а опосля и вовсе поднялся, с ненавистью уставившись заплывшими от ударов богатыря глазами на выходящего к нему из избушки по пояс голого исполина, также всего в крови: своей и чужой. Сам домишко, невольно послуживший в качестве арены для разгоревшейся яростной баталии, держался уже лишь на честном слове.