Юнга - Иван Валерьевич Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что?
– Он меня ударил!
– А что было потом?
– Второй хотел меня убить, но господин директор заступился, и они его побили.
– Вот даже как, – удивился Март, никак не ожидавший подобной самоотверженности от Воронина.
– Тогда первый бандит, он еще так странно пришепетывал при разговоре, предложил продать меня..
– Куда? – подался всем телом вперед Ким.
– А что такое бордель? – неожиданно спросила девушка и прикусила губу, будто силилась вспомнить.
– Это сейчас неважно, – с непроницаемым видом ответил Март. – Продолжай.
– А потом он мне какую-то тряпку под нос сунул и… и с тех пор я ничего не помню.
– Понятно. Значит, в одном из флаконов эфир или хлороформ.
– В каких флаконах? – подозрительно прищурилась начавшая понимать, что с ней произошло, Фимка. – И вообще, где Пантелей Митрофанович?
– Нашего директора убили бандиты. И с тобой было бы то же самое, если не хуже.
– Март с ними разделался, а потом мы их машину угнали! – выпалил, делая круглые глаза, Витька.
– Ой! – испуганно вскрикнула девушка. – А вы мне не врете?
В ответ на этот совершенно логичный с женской точки зрения вопрос Март лишь закатил глаза и отошел в сторону, уступив влюбленному Витьке возможность успокоить взбудораженную недавними происшествиями даму сердца. А сам занялся сортировкой доставшихся от киллеров вещей, отбирая полезные и укладывая их в вещмешок.
Узнать, чем увенчались бы усилия Кима, им не удалось, поскольку рядом неожиданно появилось новое действующее лицо. То есть отец Василий на приютском пикапе. Заметив одиноко стоящий у обочины «Форд», рядом с которым терлись его ученики, батюшка, недолго думая, притормозил.
– Вот они где! – строго насупив брови, начал он. – У нас невесть что учинилось, а вы куда-то ушились и не пойми чего вытворяете.
– Здравствуйте, – как обычно некстати, высунулась со своего сиденья Фимка.
– И ты здесь?! – изумленно обвел всех присутствующих глазами священник, после чего его мысли потекли по накатанной колее.
– Сбежали! – укоризненно воскликнул он, заметив потрепанный вид девушки. – Поди, еще и прелюбодействовали, окаянные!
– Что вы, батюшка! – хором возмутились обвиняемые.
– Не лгите отцу своему духовному, грех это! Вот я Пантелею Митрофановичу доложу про ваши художества!
– Убили Воронина, – мрачно ответил возмущенному священнику Март.
– Как?! – ахнул не ожидавший подобного поворота событий отец Василий, после чего еще раз обвел глазами учеников, будто видел их впервые, и продолжил уже совсем другим тоном: – Ну-ка, чада мои, расскажите-ка мне все с самого начала.
Делать было нечего, и молодые люди поведали все своему духовнику. То есть говорил в основном Мартемьян, Виктор иногда поддакивал, а на долю рабы Божией Ефимии доставалось ахать и жадно слушать подробности произошедшего. Формулировал Вахрамеев предельно кратко:
– Приехали в Чемульпо. Нашли ломбард, куда пан директор, – не удержался он от понятной только ему подколки, – мой крест сбагрил. Зашли туда, показали квитанцию. Убедились, что вещь на месте. Только хозяин нас послал вместе с векселем. Делать нечего. Сели на улице заесть неприятность.
– А тут эти бандиты на машине с Пантелеймоном Митрофанычем подкатили и внутрь прямиком зашли, даже мотор не глушили! А потом Март ножик у торговки взял и за ними следом. А мне сказал: «Сиди, не дергайся». Я и встать со стула не смог, словно приморозило! – Витька перевел взгляд на друга, передавая эстафету повествования.
Мартемьян пожал плечами:
– Началась пальба. Эти двое всех положили. А потом я их.
– Как же ты сумел? – ахнул священник, испытующе глядя на глазастого тонкого шестнадцатилетнего подростка.
– Они стали лавку грабить. Отвлеклись. Ну и головы им задурил малость. А так ничего, ловкие черти.
– Не чертыхайся, – привычно одернул отец Василий.
– Хорошо, не буду, – покладисто согласился Март.
– Вот значит как, – вздохнул священник, выслушав импровизированную исповедь. – Лихо вам пришлось. Однако чем это ты им «головы дурил»?
– Силой, святой отец, – без тени эмоций спокойно ответил новоявленный одаренный.
– Поня-я-тно, – задумчиво протянул отец Василий. – Вот оно значит как… Одаренный в нашем приюте вырос, а мы ни сном ни духом… охти ж мне…
– Но теперь-то с нами все будет хорошо?.. – с надеждой в голосе спросила Фимка.
– С тобой-то, конечно, – отозвался батюшка. – А вот…
– Отец Василий, – перебил Март пространные рассуждения иеромонаха, – мы что, так и будем стоять посреди дороги, как три тополя на Плющихе?
К чести священника надо сказать, что соображал тот всегда быстро.
– А что ты предлагаешь?
– Садимся в пикап и валим в сторону приюта, пока ветер без сучков. По пути еще успеем поговорить. А сейчас надо отсюда убираться поскорее. Я в поселке появляться не стану, сойду раньше. А Фимку вы, батюшка, лучше отправьте от греха куда подальше на время. Если приедут сыщики, а без них, помяните мое слово, не обойдется, то ее не найдут, значит, она и проболтаться не сможет.
Девочка только фыркнула возмущенно, ничего не возразив. Свои сидоры они закинули в кузов пикапа. В последний момент Витька, хлопнув себя по лбу, подскочил к «форду» и сдернул с заднего сиденья плотный плед, которым могли укрываться в пути пассажиры ландо. Свернул и запихал к себе в мешок, который сразу раздулся до солидных размеров.
– Пригодится! Чего оставлять? – пояснил он свои действия, первым забираясь в кабину.
Они быстро загрузились в автомобиль, на широком диване хватило места не только для священника, но и для всей троицы худосочных подростков. Март уселся с краю, у двери, чтобы при всяком варианте иметь возможность действовать. Заворчав мотором, машина медленно тронулась с места.
– Витю тоже укрыть надобно? – задал очередной вопрос священник.
– Я Марта не брошу! – решительно заявил Ким. – И вообще, он теперь одаренный. Ему все дороги открыты.
– Это верно, – хмыкнул отец Василий. – И его на всех этих путях добрые люди с револьверами ждать будут. Ты хоть понимаешь, как опасно даже просто рядом с ним находиться, отрок неразумный?
– Он же их убил? – удивилось чистое помыслами дитя русско-корейской любви.
– Верно. А вот те, кто их послал, остались, – спокойно, как о чем-то обыденном, заметил Вахрамеев.
– Все равно, – уперто возразил Виктор. – Я