Черчиль - Кейт Роббинс

Безжалостная перестановка военно-морским министром руководства ВМФ была пока что самым заметным проявлением власти в его карьере. Его дерзость могла рикошетом ударить по нему самому, если ему не удастся убедить как его коллег, так и широкую публику, в том, что флот находится в безопасности. Он определенно выбросил за ненадобностью свое прежнее противостояние расходам на ВМФ. Когда он менял позицию, казалось, он делал это скорее эффективным скачком, чем ненавязчивой переменой. «Сам характер немецкого флота, — говорил он Комитету по обороне империи 11 июля 1912 года, — показывает, что он был создан для агрессивных и оскорбительных действий самого широкого характера в Северном море и Северной Атлантике». На публике, в Глазго и где бы то ни было, он подчеркивал, что британский военный флот был необходимостью, германский же нет. Это была постоянно повторяющаяся тема, хотя он так же безуспешно вынашивал идею «военно-морского праздника». Морская политика неизбежно взаимодействовала с внешней политикой, и в общем Черчилль был согласен с широкими линиями, предложенными Греем. Он хорошо знал о планируемом в 1912–1913 годах размещении британских войск от Средиземного до Северного моря. Как министр иностранных дел делал это по всеохватывающему кругу политических вопросов, Черчилль старался отыскать такое устройство дел, посредством которого британские и французские военно-морские силы будут взаимодействовать в случае войны; обещания, что Британия немедленно вмешается, дано не было. Однако на будущее он тоже готовил некоторые «обязательства чести».

Это были широкие стратегические вопросы, но война могла быть выиграна или проиграна из-за мелочей. Именно из-за того, что он погрузился в них до необыкновенной степени, в его записях присутствовали особые похвала и критика. На генеральном уровне о нем можно было сказать, что он ввел ту степень срочности, которая ранее была упущена. В частности, он мог требовать предоставления кредита на постройку быстроходных боевых кораблей с пятнадцатидюймовыми орудиями на борту, жизненно необходимых для флота. Он так же быстро понял необходимость замены кораблей с угольными топками на дизельные, и, через Англо-Персидскую нефтяную компанию, обеспечить источник заправки. С позиций бюджета, недочеты британских снарядов, торпед и артиллерии отчасти вообще могли быть отнесены к его желанию поскорее увидеть продукцию на испытаниях. Военно-морской штаб едва ли встанет с кровати, пока не грянет война, — но это была вина не Черчилля.

В общем, к 1914 году он поставил рекорд, которым мог гордится; — если допускались его предположения о вероятной войне. Однако это был тот случай, когда существенная часть Либеральной партии не желала принимать такую вероятность. Таким образом, Черчилль не только сражался против разнообразных составляющих флота, но и против структур своей партии. Это было особенно заметно в битвах вокруг последних двух смет по ВМФ перед войной. В это время он был в конфликте с Ллойд Джорджем в особенности, но министр финансов, казалось, конспектирует настроения момента — и Черчилль вряд ли мог надеяться победить.

Не было сомнений в том, что военно-морской министр продемонстрировал огромную энергию и трудолюбие. Тем не менее это несколько компенсировалось, хотя такие компенсации навлекли на вето огонь критики. «Чаровница», адмиралтейская яхта, имела и другие цели, кроме простой доставки военно-морского министра с одной базы флота на другую. Звонить Ллойд Джорджу оказалось возможным не только для того, чтобы пригласить его в Крисси, но и в круиз по Средиземноморью. «Панч» освещал эти увеселительные прогулки без особой жестокости, но «Нэйшнл ревью», страж экономики, желал знать, сколько было сожжено угля, съедено омаров и выпито больших бутылок шампанского. Черчилль не побеспокоился о том, чтобы снабдить их этой информацией.

Кроме видимых моментов отдыха, преданность Черчилля ВМФ неизбежно вызывала некоторую критику. «Он слишком сосредоточен на своем особом ведомстве», — писал газетный владелец лорд Риддел в своем дневнике в декабре 1912 года[30]. В действительности, хотя ВМФ занимал большую часть его времени, не в его характере было не оставлять без внимания все остальные вопросы. Было бы удивительно, если бы сын его отца мог позволить себе забыть об Ирландии. На заре его карьеры члена парламента от либералов, когда предпринималась «шаг за шагом» более чаи исчерпывающие ирландские меры либералов, его оговорки о праве Ирландии на самоопределение не выделялись из общих радов. Между 1908 и 1909 годами ему случалось высказывать большую симпатию самоуправлению Ирландии, хотя он не ставил под вопрос верховенство парламента Империи. Он казался воодушевленным примером южноафриканской стычки, чтобы полагать, что между Британией и Ирландией может быть достигнут удовлетворительный modus vivendi. Он также не упускал из вида избирателей ирландского происхождения в тех избирательных округах, которые ожидал представлять.

Всеобщие выборы в 1910 году позволили ирландским националистам занять прочную позицию для того, чтобы оказывать влияние на Палату Общин. Либеральная партия отныне была под давлением, направленным, в частности, в сторону движения за самоопределение Ирландии. Черчилль не оставался в стороне от проблемы, как того требовало благоразумие. Не только он сам занимался в частном порядке изучением истории Ирландии, по и его интерес к достижению «примирения» был известен на ирландской стороне. «Все мы считаем, что именно вашими усилиями был обеспечен успех права на самоопределение», — писал Черчиллю ирландский лидер Джон Редмонд в феврале 1911 года. Тем не менее его первым действием было попытаться косвенно подойти к проблеме. В течение следующих месяцев он забрасывал Кабинет разнообразными предложениями по «передаче власти» в пределах Соединенного Королевства как целого. Если это встретит благосклонность, ирландский вопрос прекратят считать «особым случаем». Идеи были умозрительными, хотя и не без проблем, но как только стала хоть чуть-чуть вероятной их реализация, он их посеял. Именно Черчилль в начале августа объявил в Палате Общин, что правительство намеревается дать ход мерам по самоопределению Ирландии. Парой месяцев позже, в речи в своем избирательном округе, он подтвердил свое собственное обязательство и язвительно говорил о лозунге «Ольстер будет сражаться, и Ольстер будет прав» как о лозунге, из которого любой «уличный хулиган» или «сумасшедший фанатик» может черпать утешение.

Эти вопросы стояли на повестке дня и тогда, когда он перевелся в Адмиралтейство. Он мог оставить Ирландию в одиночестве, но не сделал этого. Он согласился выступить в Белфасте с речью 8 февраля 1912 года[31]. Первоначально митинг планировался в Ольстер-Холле, где в 1886 году выступал его отец, но в конце концов прошел в большом протекающем шатре под тяжелыми каплями дождя. В городе накалялись страсти, и войска были приведены в боевую готовность. Черчилль был подвергнут очередной критике по поводу «отступничества», в то время как он со своей стороны разоблачал Керзона, лидеров юнионистов Ольстера, и Бонара Лау, лидера оппозиции, за их поддержку «предубеждения» и «беззакония». Черчилль старался превратить слова отца в новый лозунг — «Пусть Ольстер бьется за честь и достоинство Ирландии», но не делал серьезных попыток понять беспокойство ирландских протестантских юнионистов. Даже если в действительности собственная позиция лорда Рандолфа в 1886 году была слабее, чем это отражалось в юнионистской легенде, визит Черчилля мог восприниматься только как провокационный. Законопроект по праву Ирландии на самоопределение был выдвинут в апреле 1912 года. Выступая в Палате Общин, Черчилль обвинил Бонара Лау в «почти изменнических действиях» в его противостоянии. В июле Бонар Лау намеренно использовал слет юнионистов в Бленгейме, чтобы объявить, что он не представляет себе, до какой степени должно дойти сопротивление Ольстера, чтобы он не был готов оказать ему свою поддержку. К осени Черчилль пришел к выводу, что трем или четырем графствам можно было бы предложить право остаться в Вестминстере на пять или десять лет. Важно было утвердить ирландский парламент. Опасения оранжистов можно было преодолеть «за несколько лет». По разным причинам, ни оппозиция, ни ирландские националисты не поддержали такой исход дела — по крайней мере, не в этом отношении.