Боевая рыбка - Джордж Грайдер

- Готово, - сообщил Роджер от вычислительного устройства.

- Приготовиться к выстрелу.

- Дистанция тысяча восемьсот.

- Пятый, пли!

- Перископ под водой.

- Подними выше.

Под влиянием выстрела Хэнк сразу же потерял контроль{3}, и мы опустились ниже перископной глубины, а миноносец несся на нас, вспенивая воду бурунами.

- Подними ее выше, Хэнк. Парень, подними ее выше! - крикнул в люк командир.

Томительное ожидание, затем Дик припал к перископу:

- Капитан, мы не попали в него. Он все еще идет к нам. Все ближе.

Странно, как в таких ситуациях часть вашего сознания может быть занята холодным, беспристрастным анализом факторов, не связанных непосредственно с вашей безопасностью. Я обнаружил, что изумлен изменением, происшедшим с Диком О'Кейном с момента начала атаки. Было так, будто во время всех болтливых, хвастливых месяцев до этого он был потерян, искал свое истинное "я" и теперь оно было найдено. Он был спокоен, немногословен и весьма хладнокровен. Мое мнение о нем все время претерпевало изменения. Я не в первый раз обращал внимание на то, что поведение людей под огнем невозможно точно предугадать по их ежедневным поступкам, но это был наиболее разительный из когда-либо наблюдавшихся мной примеров того, как человек превращается в первоклассную боевую машину.

- Приготовить к выстрелу шестой аппарат.

- Шестая, пли! - отдал команду Дик. Эхом отозвался Маш:

- Быстрое погружение!

Мы заполнили балластную цистерну и пошли вниз. Я спустился и принял управление у Хэнка. Я не мог погрузил лодку по-настоящему глубоко, потому что мы понятия не имели, какая там была глубина. Но я погружал ее так глубоко, как только мог, - до девяноста футов. Мы уходили от атаки возмездия глубинными бомбами.

Мы уже больше не были агрессором. Теперь наше время кончилось, так же как кончились и торпеды, и мы были беспомощны и не могли контратаковать. Все, что мы могли сделать, - это зацепиться за что-нибудь и быть готовыми к последней встрече с глубинными бомбами военного корабля. Наше время пришло, и мы ожидали конца почти спокойно.

Первый взрыв был громким и близким. Пара лампочек разбилась вдребезги, как это всегда бывает при близком взрыве, и я помню, что начал тупо смотреть на то, как мелкими кусками стал отслаиваться пробковый материал внутренней обшивки "Уаху".

Мы ожидали второго взрыва, каждый был внутренне сломлен и смотрел больше на окружающие предметы, чем на товарищей, ни один не смотрел в глаза другому, как это бывает в последние моменты жизни.

Десять, двадцать, тридцать секунд... Я поднял глаза и увидел на лицах окружающих меня людей выражение удивления. Шум из помпового отсека прервал оцепенение.

- Черт побери! Может быть, мы его подбили?

Было что-то нелепое, даже почти веселое в этом звуке. Наверху, в боевой рубке, Маш услышал его и засмеялся.

- Ну, ей-богу, подбили, - откликнулся он, теперь его голос громыхал. Возвращаемся на перископную глубину, Джордж.

Почти как безумные мы вытаскивали лодку наверх.

И вновь Маш предоставил Дику перископ. Тот долго смотрел.

- Вон он. Раскололся надвое.

Что творилось на "Уаху"!

Я махнул Хэнку, чтобы он занял место в центральном посту, схватил свой "графлекс" и поднялся по трапу в рубку. Маш прозвал меня корабельным фотографом, и я хотел во что бы то ни стало сделать снимок нашей цели.

Это было не просто. Даже Маш захотел взглянуть на нее, и каждый в переполненной боевой рубке пробивался в свою очередь посмотреть после того, как командир отошел от перископа в сторону. Наконец наступил и мой черед.

Миноносец пылал, разломившись надвое, как спичка, его нос уже осел. Наверное, у его командира сдали нервы, когда он увидел нашу последнюю торпеду, идущую на него, и он слишком резко положил руль, пытаясь отвернуть от нее, и, повернувшись к ней бортом, подписал эсминцу смертный приговор. Теперь, когда корабль начал тонуть, экипаж облепил его, сотни человек висели на оснастке, на надпалубных сооружениях, оставались на палубах. Пока мы боролись за место у перископа, некоторые моряки эсминца вернулись на свои места у орудия на носовой части палубы и открыли огонь по нашему перископу. Они продолжали вести его до тех пор, пока корабль не затонул, скрывшись в волнах.

Мне удалось сделать несколько снимков, после чего я посторонился. И теперь Маш, который становился тираном в чрезвычайных ситуациях, вернулся к духу демократии, которую всегда проявлял, когда случалось что-нибудь хорошее.

- Давайте поднимайтесь все и взгляните, - позвал он.

Члены экипажа поочередно поднимались, заполняя каждый дюйм центрального поста и боевой рубки. Каждый проталкивался к перископу и надолго замирал, поглощенный невероятным зрелищем, прежде чем оторваться от окуляров со словами, представляющими экстремальную лексику его словарного запаса. Я слышал в тот день впечатляющие выражения.

Мы все еще торжествовали, когда глубинная бомба разорвалась близко от корпуса лодки, напомнив нам, что предстоял длинный путь, прежде чем мы выберемся из этой трущобы. Мы ушли вновь на глубину до девяноста футов, обнаружив, что в воздухе появился самолет, высматривающий нас. Поэтому мы начали пробираться к выходу из залива.

Через считанные минуты мы услышали шум винтов катеров, шнырявших вокруг над нами, подобно водным насекомым. Они разыскивали нас, и мы поняли, что единственный способ выбраться невредимыми из гавани Вевак - идти с опущенным перископом. В дополнение к незнакомым течениям и глубинам нам теперь нужно было уходить в полной тишине, а значит, даже гирокомпас должен быть выключен. Пользоваться можно было магнитным компасом, на который никогда нельзя особенно полагаться внутри лодки, где все из стали. Нам нужно было одолеть четыре мили, сделать поворот направо и пройти около двух миль, прежде чем мы достигнем открытого моря, и если мы повернем слишком рано, то можем врезаться в тот остров, на котором видели берегового наблюдателя, сидящего под кокосовой пальмой. Если же мы повернем слишком поздно, то можем удариться о риф, что впереди нас.

До начала атаки я заметил молодого матроса у звукоприемной аппаратуры, слушающего с огромным вниманием, хотя он в то время не особенно был нужен. Теперь он говорил с Машем.

- Командир, - сказал он, - когда мы входили, я слышал на берегу звуки острова Машу. Думаю, что могу определить по ним, когда он на траверзе.

Ни один из присутствовавших в боевой рубке точно не знал, какими были береговые звуки. Я читал о том, что даже креветки издают звуки в океане, а креветки многочисленны на мелководье в том районе. Как бы там ни было, если человек, работавший на акустическом устройстве, думал, что может помочь, мы были готовы слушать.