Анатомия преступлений. ЦРУ против молодежи - Сергей Дёмкин

Документы об «эксперименте» с Марком Дэвидом Чэпменом Центральное разведывательное управление тщательно засекретило. Но факты говорят сами за себя. Достаточно сравнить уже рассекреченные материалы шпионского ведомства об использовании средств «мозгового контроля» в рамках программы «МК-ультра» со свидетельствами психиатров, занимавшихся «делом Чэпмена» после совершения им убийства. (Напомним: Марк был признан вменяемым, и отклонений от психической нормы у него не нашли.)

В американском журнале «Роллинг стоун» 15 октября 1981 года было напечатано интервью с психиатром Дэниелом Шварцем, который, в частности, заявил: «У него (Чэпмена) начался приступ депрессии в январе 1976 года, когда он вернулся после того, как шесть месяцев пробыл в лагере для вьетнамских беженцев (бывших солдат марионеточного сайгонского режима. — А. И.). Месяц спустя после возвращения оттуда без всяких видимых причин он впал в невменяемое состояние, кричал все время, не мог сосредоточиться, чувствовал, будто проваливается в глубокую яму. С обычной точки зрения его депрессию объяснить было невозможно».

Хотелось бы дополнить это высказывание: именно такими, по свидетельствам медиков, знакомых с программой «МК-ультра», бывают последствия «дешаблонизации» на первых порах — через месяц-два после «сонной терапии» и «психической атаки». Так сказать, их клиническое проявление. Еще один психиатр, Дэвид Абрахамсен, обследовавший Чэпмена, отметил: «Он, будучи вполне нормальным, по неясным причинам сверхидентифицировал себя с Ленноном, и в нем зрело под влиянием каких-то внешних обстоятельств соперничество с личностью музыканта. Убив „соперника“, Чэпмен как бы совершил самоубийство. По крайней мере так он объяснял мотивы преступления, но выглядел при этом будто пытался вспомнить что-то».

Увы, Марк не мог уже ничего вспомнить — Ивен Камерон поднаторел в своем деле. Так же, как ЦРУ в своем…

ПЯТИЛЕТНИЙ ТАЙМ-АУТ

Трудно сказать, что повлияло на умонастроения Джона больше — изматывающая тяжба с иммиграционными властями или пусть временная, но тяжкая разлука с Йоко. А может, еще что-то. Но к 1975 году Леннон оказался в тупике — моральном и творческом. В 1973-м, на диске «Игры ума», прозвучало: «Освободи людей — сделай это сейчас же, прекрати убийства — сделай это тотчас». К кому взывал певец? Только ли к единомышленникам, борцам-сподвижникам? И можно ли разом освободить человечество от пут расизма, фашизма, неоколониализма? Можно ли вмиг прекратить убийства, если насилие и террор — суть всей американской политики? Не слишком ли благодушны пожелания, когда нет стремления лично бороться, несмотря на все трудности?

У него было такое стремление. Но Джон устал, видя, что лицемерие окружающего мира становится глухим заслоном на пути к честности и бескомпромиссности и даже прогрессивное искусство оказывается всего лишь ходовым товаром на буржуазной «ярмарке тщеславия». Однако главное — в Нью-Йорке он не был счастлив, как надеялся: бежать от изматывающей суеты шоу-бизнеса, чтобы очутиться в «джунглях одиночества» города на Гудзоне, — удел не из лучших. Леннон сжигал «мосты славы» один за другим, рвал пуповину, связывавшую его с целлулоидным мирком идолопоклонничества. Но прошлое тянулось за ним, окружая высокой стеной теперь уже безмолвного обожания. Отказаться вполне сознательно от звания «стихийного бунтаря», чтобы покончить с левацкими заблуждениями юности и обрести звание «пророка несогласных»? Борьба, долгая и упорная, не для «титулованных». И побеждает лишь тот, кто сражается за дело в общих рядах и не ради личного признания — во имя справедливости.

Ему почудилось: избранная дорога ведет неизбежно к «гордому одиночеству вожака», и он воззвал: «Пусть образ стены, которая разъединяет, и образ моста, который объединяет, безыскусны — но ведь они искренни». И напел диск, назвав его «Стены и мосты». И дал свой последний концерт в Мэдисон-сквер гарден. Юношеские мечты разбились вдребезги о реалии «американского образа жизни». Джон назвал страну, в которой мечтал родиться и жить, «безумным миром ежедневных убийств, патологического насилия, всеобщего страха».

Он взял пятилетний тайм-аут: 9 октября 1975 года у Леннона родился сын, которого назвали Шоном. Из дому выходил редко: варил обеды, стирал белье, возился с малышом. Рояль пылился, гитара лежала зачехленной. В доме не упоминали о рок-музыке, а тем более о «Битлз». Изредка звучала классика, свободное время посвящалось чтению. Даже в кино супруги выбирались чуть не раз в год, а в диско- и рок-клубах вообще не бывали. Затворничество длилось года четыре. А потом Джон, уже многоопытный повар, упросил своего друга взять его в путешествие на яхте в качестве кока. Терпкий соленый ветер, океанские просторы сделали, казалось бы, невозможное: музыка вновь зазвучала. Сначала ненавязчиво, «про себя», затем все настойчивее, громче. Вернувшись, Леннон сел за рояль. И полились чистые светлые мелодии. Йоко Оно поддержала «увлечение» мужа и вскоре позвонила старому знакомому, продюсеру Дэвиду Геффену: «Как там насчет студии?»

Осенью 1979-го приступили к репетициям, а чуть позже и к записи. Работалось как никогда легко. Семь песен написал Джон, еще семь — Йоко. Первой была «Начиная сначала». И последнюю решили сделать такой же оптимистичной, назвав ее «Кончились трудные времена». Этот цикл из четырнадцати композиций стал гимном надежде, радости новых открытий и свершений, чистой и яркой любви: «Пришло время, чтобы расправить крылья и взлететь; не теряй и дня — начинай сначала». Жизнь казалась им «волшебным кораблем гармонии», где нет и быть не может «крыс» — предающих и продающих, готовых сожрать и ближнего своего, если заплатят. Джон и Йоко верили в полет — очищающий и вдохновляющий, как верили в то, что абсолютно свободны — мол, «друзей уж нет, а врагами еще не обзавелись». Иллюзия, будто за пять лет затворничества о них забыли, оказалась роковой.

Правда, истинные ценители таланта певца-трибуна ликовали: музыкант намерен вернуться к активпой творческой и социальной жизни — в ноябре 1980-го должен появиться новый диск, а в одном из интервью он заявил: «Если кто-нибудь в Америке считает, что мир и любовь — это клише шестидесятых, то глубоко заблуждается. Мир и любовь — понятия вечные. Поэтому альбом „Двойная фантазия“ будет о днях минувших, но и о будущем, конечно. Я хочу спросить поколение, выросшее в трудные семидесятые: „Как ваши дела? Ничего? Выжили?“ Так давайте же сделаем восьмидесятые прекрасными — от нас зависит, какими они станут».

Это был призыв к поколению, любившему, как и два предшествующих, Леннона — друзья вопреки его словам остались. Врагов же прибавилось: исполнитель намеревался записать еще одну пластинку и передать весь гонорар в пользу неимущих. Собирался он принять участие и в демонстрации рабочих-иммигрантов, требовавших равной оплаты труда. Но, что еще хуже, Джон назвал Пентагон «гигантским публичным домом агрессии», а генералов, одержимых манией «советской угрозы», заурядными «вышибалами, которым платит военно-промышленный комплекс». Намек более чем однозначный — как раз в это время Вашингтон начал подготовку к размещению в Западной Европе «Першингов» и крылатых ракет, и любой «оскорбительный» выпад в адрес милитаристов расценивался не иначе как «пропаганда красных». Политическая вендетта, которую готовили Леннону еще во времена его активных выступлений против вьетнамской авантюры США, стала лишь делом техники.

«КРОЛИК» ВЫХОДИТ НА ЦЕЛЬ

Леннон по собственной воле посадил себя под домашний арест — это отсрочило исполнение «приговора» ЦРУ. Однако в Лэнгли не принято выбрасывать обученных «кроликов» на улицу, «запрограммированного» убийцу решили временно использовать на другой «работе». С помощью «братьев во Христе» его отправили в Атланту, где устроили охранником в одном из высших учебных заведений. Ежедневные тренировки — и Чэпмен становится неплохим стрелком: из 100 очков выбивает 88. А «по совместительству» выполняет обязанности филера — следит за «благонадежностью» студентов. По ночам Марк вместе с «копами» патрулирует по улицам города с тяжелым кольтом на боку…

Что-то, видимо, случилось во время такого рейда — в начале 1977 года его отсылают в срочном порядке на далекие Гавайские острова. Поселившись в Гонолулу, Марк не без содействия местного представителя ИМКА нанимается охранником в небольшую картинную галерею, становится заодно тайным осведомителем полиции. Жизнь течет вполне размеренно, без особых происшествий. Не считая «мелочей»: на полицейском жетоне, удостоверявшем его принадлежность к блюстителям порядка, Чэпмен выгравировал: «Джон Леннон» — сказывались последствия «дешаблонизации».

Все это время «программисты» не теряли своего подопытного из вида, и лишь выяснилось, что Леннон вновь собирается заняться политикой, Марка вызвал к себе представитель ИМКА на Гавайях, он же — резидент ЦРУ. Несколько часов втолковывал человек из Лэнгли не слишком сообразительному Чэпмену план операции. Когда же «пациент» усвоил задание вплоть до мельчайших подробностей, велел сдать жетон и оружие, затихнуть на пару месяцев, а затем обратиться «как частному лицу» в полицейское управление Гонолулу за разрешением на приобретение револьвера.