Волчья сотня - Дмитрий Даль

Неожиданно охранники оказали ожесточенное сопротивление. Завязалась драка, в которой дружки Лодия заметно уступали в мастерстве, подоспели уличные головорезы. Еще бы чуть-чуть и им удалось захватить карету.

Где-то в отдалении запели боевые трубы, и площадь наводнили отряды городской стражи. Они-то и решили исход уличного боя.

Лодию все же удалось увидеть мельком возлюбленную, выглянувшую из кареты. Быть может, ему это показалось, но она взглянула на него и не узнала, словно он стал для нее чужим. Этот взгляд сродни стреле, наполненной ядом, ударил в сердце, и Лодий не заметил двух бойцов, которые появились перед ним. Сильный удар деревянной палицы в голову выбил его из седла. Тут же рядом с ним оказались стражники, которые набросились на него. Со всех сторон посыпались удары. Несколько раз Лодий пытался подняться, но ему не давали это сделать. Кровь заливала лицо. Он уже почти не чувствовал свое тело, только одну сплошную боль, в которую превратился мир вокруг него. Сколько продолжалась экзекуция, он не помнил. В какой-то момент свет перед глазами померк, и он провалился в блаженное забытье.

Лодий очнулся в тюремной камере. Все тело болело, словно по нему промчался лошадиный табун. Заплывшие глаза с трудом различали что-то в окружающей темноте. Соседи по камере помогли ему напиться. Были тут и его дружки. Они и рассказали ему, что Лидия Дегеста вышла, несмотря на бунт городской черни, замуж за Брюна Морчертера и тотчас отбыла в замок мужа. Лодия же и его сообщников обвиняли в подстрекательстве к бунту, в самом бунте и, до кучи, в государственной измене. И грозила им всем виселица.

В тот момент Лодия это волновало мало. Он все больше переживал по своей растоптанной любви, да и тело болело. Однажды в тюрьме его навестил отец. Если раньше в его черных жестких волосах лишь только наметилась седина, то теперь его волосы были пепельными, а глаза тусклыми. Они не говорили о том, что случилось. Только о делах в лавке, в городе да о матушке, которая после Звездного бунта, так его прозвали в народе, слегла в горячке. Болезнь уже отступила, но матушка все еще была слаба.

С казнью бунтовщиков почему-то тянули. Лодий не знал об этом, но его отец развил в городе бурную деятельность, пытаясь спасти сына. Неожиданно для всех Карл Дегест также вступился за глупого мальчишку. Им вдвоем почти удалось снять с его шеи петлю.

Лодий сам все испортил.

Чем больше проходило дней, тем больше боль и отчаянье уступали в его душе место злости и ненависти. Он злился на весь мир, даже на своего родного отца за то, что тот не был владетелем, а всего лишь жалким купчишкой, и это, в конце концов, стало непреодолимым барьером на его пути к счастью с возлюбленной. Ненависть же он питал к отцу Лидии. Так день за днем он отчаянно хотел жить, чтобы отомстить всему окружающему миру за его загубленное счастье.

Лодий неоднократно думал о Тихом Братстве, даже пытался узнать подробности от соседей по камере. Но сидел он вместе с другими участниками бунта, и тех больше волновала собственная жизнь, которая неумолимо подходила к концу, нежели очередные бредни главного зачинщика Звездного бунта.

Паук, вербовщик, пришел сам. Видно, кто-то из сокамерников шепнул тюремщикам, а те в свою очередь сдали его за звонкую монету Тихому Братству. Лодия вывели из камеры, привели в какую-то тесную и сырую комнатушку, где его ждал неопрятного вида мужчина с сальными волосами и тяжелым взглядом. Они долго общались, и, в конце концов, Лодий принял решение. В ту же ночь он покинул здание тюрьмы вместе с Пауком.

– После того как я прошел все испытания и покинул Логово, первым делом я заглянул на огонек к Карлу Дегесту. Он не пережил нашу встречу. От радости у старика разорвалось сердце, – закончил свой рассказ Лодий и вновь уткнулся в кружку с вином.

– Ты же понимаешь, что старик ни в чем не был виноват? – осторожно спросил Серега.

– Понимаю, но моя ненависть искала выхода. Иначе она сожгла бы меня изнутри.

– Ты пытался найти Лидию?

– Я не просто пытался. Я ее нашел. К тому времени она носила под сердцем первую дочку. Я потом долго следил за ее судьбой. Если бы Брюн Морчертер хоть чем-то обидел бы Лидию, он бы за это жестоко поплатился. Но на счастье всех, ей достался хороший муж. Я и сейчас, когда бываю в Морчертере, прихожу к ней на могилу поговорить…

Больше Серега не стал ни о чем расспрашивать Лодия. И так все понятно, зачем парню душу травить. Хотя какой он, к чертям, парень. Старик глубокий, вон и возлюбленную успел похоронить. Да и самому уже лет восемьдесят, хотя по виду больше двух десятков с небольшим довеском не дашь.

Одинцов развалился на скамье, мирно потягивал вино и обозревал питейный зал. Дело близилось к глубокому вечеру. Народу в кабаке заметно прибавилось. Только вот никого похожего на вербовщика видно не было.

– А как ты Паука узнаешь? – спросил Серега.

– Уж поверь мне, узнаю. Не могу сказать, что они все на одно лицо. Считай, что у меня на них нюх натаскан, – криво ухмыльнувшись, ответил Лодий.

– Ты уверен, что мы тут не напрасно сидим?

– Я не уверен даже в том, что я это я. Но Паук должен появиться. Сейчас начало зимы, сезон прихода новичков в Логово. Да и кабак этот по всему подходит для работы вербовщика.

– Тогда ладно. Доверюсь твоему чутью, – согласился Серега.

– Что ты намерен делать? – спросил неожиданно Лодий.

– Ты о чем?

– Командир, война эта рано или поздно закончится. Что ты будешь делать, когда мы наконец поквитаемся с Боркичем?

Серега не спешил с ответом. Можно было просто отшутиться, но не время для шуток.

– Думается мне так. Много земель повсюду, много государств разных. Хочется мне найти такую землю, чтобы построить собственный замок, и уже не работать ни на кого. Никому не служить. Только себе. На этой земле будет царить мой закон. Как у меня на родине говорили, чтобы по справедливости.

– Хорошее, должно быть, место будет, – задумчиво, с печалью в голосе произнес Лодий. – Возьмешь меня с собой?

– Да уж куда я без вас, – усмехнулся Серега.

– Командир, внимание. Есть цель, – неожиданно напрягся Лодий, уставившись в сторону входных дверей.

Серега тоже посмотрел. На пороге кабака стоял невыразительного вида мужичок, среднего роста, средних лет, в изрядно поношенной одежде, подпоясанный потертым ремнем. На голове красовалась широкополая серая шляпа с обвисшими краями, на груди на массивной железной цепи какая-то побрякушка, издалека не разглядишь. На поясе в ножнах висел меч. Ничем примечательным новый посетитель не выделялся из толпы горожан. Но вот стоило ему посмотреть в сторону Одинцова, как Серега поспешил отвести взгляд. Ему показалось, словно грозный хищник сканирует окружающее пространство в поисках новой жертвы.

– Будем брать? – спросил Серега.

– Не стоит. Он наверняка уйдет. Спугнем, потом не выследим. Пусть успокоится. Начнет работать, а мы его на живца поймаем, – равнодушно ответил Лодий, не смотря в сторону пришельца.

Одинцов прикончил остатки вина, разлил то, что было в кувшине, по кружкам, но пить не спешил. В этот вечер он и так много хмельного принял на грудь. Если вдруг придется отправиться в прогулку по ночному Рибошлицу, стоит повременить с вином. Когда они пришли сюда, Серега не очень-то надеялся выследить Паука в первый же вечер, и удача все-таки улыбнулась ему. Не стоит дразнить капризную госпожу, она и без того обладает скверным характером.

Вербовщик прошелся по залу, словно выискивал среди столиков знакомых. Наконец остановился, на его лице проступила торжествующая улыбка, он хлопнул себя ладонями по бедрам и присел за столик, за которым уже сидел молодой человек с чахлым лицом несчастного влюбленного.

– Ближайшие полчаса они будут тихо-мирно беседовать, – прокомментировал увиденное Лодий.

– А после этого жертва уйдет вместе с Пауком?

– Точно так. И мы не должны вмешиваться. Жертва обречена. Это естественное течение вещей. Если бы этот мальчишка не хотел для себя такой судьбы, Пауку не удалось бы увести его за собой.

– Но он же опаивает его чем-то, обволакивает речами, зомбирует, – развел руками Серега.

– Что? Что делает? – не понял его Лодий.

– Ну как бы это сказать… – замялся Одинцов, – превращает злыми чарами в своего раба.

– Слово должно упасть на плодородную почву. Если человек не готов следовать этой дорогой, слова Паука не окажут на него никакого воздействия. Ты лучше не спорь со мной, а слушай. Здесь не стоит делать лишних движений. Мальчик еще может отказаться от этой дороги, но я уверен, что он последует за Пауком.

Лодий холодно посмотрел на Одинцова, и у него пропало всякое желание спорить со своим десятником.

Время медленно текло. В кабаке народу все прибывало. Несколько раз столик с Пауком и его подопечным закрывали чужие спины, и Серега тут же начинал нервничать, что они упустят добычу.