Нежность - Федор Раззаков

30 ноября 1971 года Миронов и Градова поженились. После бракосочетания и торжественного обеда молодожены отправились в Ленинград. На вокзал их провожали Александр Ширвиндт и Марк Захаров. Вспоминает М. Захаров: «Во время привокзальной суеты с распитием шампанского мы с Ширвиндтом незаметно для молодоженов положили в их чемоданы несколько кирпичей и портрет Ленина. Нескрываемую радость нам доставило то, что молодожены с большим трудом втащили чемоданы в купе. Мы с Ширвиндтом не переставали вслух удивляться – зачем брать с собой так много тяжелых вещей?

Андрей нам потом рассказывал, что Кате при вскрытии чемодана наша шутка не очень понравилась. Она в нас тогда даже слегка разочаровалась…»

Вспоминает Е. Градова: «Наш союз был заключен по большой любви… Андрей был очень консервативен в браке. Воспитанный в лучших традициях «семейного дела», он не разрешал мне делать макияж, не любил видеть в моих руках бокал вина или сигарету, говорил, что я должна быть «прекрасна, как утро» и что мои пальцы должны пахнуть максимум ягодами и духами. Он учил меня стирать, готовить и убирать так, как это делала его мама. Он был нежным мужем и симпатичным, смешным отцом. Андрей боялся оставаться с нашей маленькой Манечкой наедине. На мой вопрос почему – отвечал: «Я теряюсь, когда женщина плачет». Очень боялся кормить Машу кашей. Спрашивал, как засунуть ложку в рот: «Что, так и совать?» А потом просил: «Давай лучше ты, а я буду стоять рядом и любоваться ею»…

Андрей никогда не сказал плохого слова ни про одного человека. И это я могу оценить только сейчас. Тогда мне казалось, что это нормально: нелестно говорить о других, когда они этого не слышат, зла не желать, но добро делать, если только это кому-нибудь понадобится. А у Андрея с детства было заложено обратное: его буквально коробило, когда при нем начинались сплетни. «Да не принимай ты в этом участие, не обсуждай, не суди!»…

У нас с ним был такой случай. В театре давали звания – заслуженных артистов, народных. Андрей, который играл основной репертуар, не получил никакого звания! Я вся пылала гневом и разразилась монологом, что вот, мол, многие получили, и даже твоя партнерша по многим спектаклям Наташа Защипина, а ты – нет! Он поднял на меня свои ласковые глаза и сказал: «Катенька! Наташа Защипина – прекрасная актриса, я ее очень люблю и ценю и не позволю тебе ее обижать и вбивать между нами клин!» С ним нельзя было вступить в сговор против кого-либо никому, даже собственной жене. Андрей не терпел пошлости и цинизма…»

Между тем официальная женитьба так и не отучила Миронова от его холостяцких привычек. Он обожал разного рода «мальчишники», периодически позволял себе увлекаться другими женщинами. Среди последних были разные особы: и его постоянные поклонницы, и случайные воздыхательницы, и актрисы родного театра, и даже бывшая любовь Татьяна Егорова. Вот как она сама вспоминает одну из таких встреч в мае 1972 года, когда Театр сатиры гастролировал в Болгарии:

«Это был счастливый май. Патологически гостеприимные болгары – каждый день корзины с клубникой, корзины с черешней, неправдоподобные букеты роз, улыбки, встречи после спектаклей, «Плиска» и сливовица. Мы ходили кучкой – Магистр (Марк Захаров), Шармер (Александр Ширвиндт), Андрей (Миронов), Таня Пельтцер (в начале июня того же года ей присвоят звание народной артистки СССР. – Ф.Р.) и я. Мы не могли расстаться. Я в белом брючном костюме и Татьяна Ивановна в белом платье шли впереди, сзади – трое «джигитов», и мы с Пельтцер начинали петь на всю Софию: «Мы наденем беленькие платьица, в них мы станем лучше и милей!»

Вечерами, после спектаклей, мы отправлялись в огромные «ангары», где устраивались встречи с актерами. Там были американцы, англичане, французы. Посреди зала – огромная сцена, где все танцуют. Ощущение свободы, радость жизни в другой стране, в другом городе (в театре это называли «синдромом командировочного») кинули нас в объятия друг к другу, и мы с Андреем помчались танцевать! Вокруг нас в странных движениях – кто во что горазд – крутились незнакомые люди, и Андрей кричал им во всю силу своего голоса: «Это моя жена! Это моя жена!» Как будто им это было интересно. Но интересно это было мне: что же у него происходило внутри? Что в нем так кричало? Я смеялась, я была счастлива, но… и незаметно ускользала от него совсем в другом направлении…»

Вскоре после возвращения «Сатиры» из Болгарии Миронова Екатерина забеременела. А 28 мая 1973 года на свет появилась очаровательная девочка, которую в честь бабушки назвали Машей. Выписка новорожденной и ее мамы из роддома состоялась в начале июня. И надо же было такому случиться, но бывшую возлюбленную новоявленного папаши – Татьяну Егорову – угораздило в тот же день и час тоже оказаться возле роддома: вместе с актрисой Людмилой Максаковой они ехали на машине по Калининскому проспекту, но угодили в пробку аккурат напротив роддома. А в эту самую минуту из дверей с ребенком на руках вышла Екатерина Градова – в комбинированном платье в белую точечку, рукава фонариком… На тротуаре ее поджидал счастливый муж в компании своих друзей и коллег: Александра Ширвиндта, Павла Пашкова с женой Лилией Шапошниковой и др. Поскольку наблюдать за этой церемонией Егоровой было невмоготу, она стала торопить сидевшую за рулем подругу: дескать, едем скорее! «Куда? – удивилась та. – Видишь – пробка!»

Мироновская компания тем временем уселась в автомобили и двинулась точно за машиной, в которой сидела Егорова. Она видела в панорамное зеркальце растерянное лицо Миронова, который уже успел заметить, кому в «хвост» их угораздило пристроиться.

Между тем через каких-нибудь полгода после рождения дочери брак Миронова и Градовой распался: Андрей увлекся очередной женщиной, а Екатерина, узнав об этом, подала на развод. Позднее она пожалеет об этом, но будет поздно. Вот ее собственный рассказ о тех днях:

«В силу молодости, недооценки некоторых ценностей и влияний снаружи мы не смогли сохранить семью. Виню я только себя, потому что женщина должна быть сильнее. Гордость, свойственная бездуховности, помешала мне мудро оценить ситуацию, объяснить некоторые сложности семейной жизни особым дарованием своего мужа, его молодостью. Развод не был основан на неприязненных чувствах друг к другу. Скорее всего, он проходил на градусе какого-то сильного собственнического импульса: была затронута самая важная для обоих струна. Мы ждали друг от друга чего-то очень важного… Тут бы и остановиться мгновению, оставив любящих наедине с Богом и с собою! Но жизнь бурлила, предлагая свои варианты, выходы и модели…»

Стоит отметить, что одной из причин развода были также прохладные отношения Градовой со свекровью – Марией Мироновой. Е. Градова рассказывает: «Не было дня, чтобы Андрей не позвонил домой раза три-четыре. С утра: «Ну как ты, мам? Ладно, я в театре». В два часа – после репетиции – опять звонит. Вечером дома поужинал – снова звонит маме. После спектакля каждый вечер цветы – ей. Мне это казалось несправедливым. Раздражало, когда на ее выговоры, нравоучения он отвечал полным смирением. Стоит перед ней и кается: «Прости! Свинья я, свинья!» Я не выдерживала: «Вы не представляете, как он вас любит! Он меня учит стирать, убирать, готовить, как вы!»