Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун)

— Это может повториться?

— Да. Если мы будем так же наивны, как и раньше.

Он мешает ложкой коньячное варево. А мне кажется, что он судьбу мою вершит. Не зря он один со мной в глухой степи оказался. Не зря он разговоры такие ведет. Рассказав об Аквариуме, он доверил мне свою судьбу. Я же ее поломать могу. Зачем он так рискует? Не иначе он от меня мою собственную судьбу требует. Я согласен рисковать вместе с Кравцовым и ради него. Но как мне выразить это?

— Мы не должны им позволить, чтобы это повторилось. Ради благополучия нашей Родины мы должны быть сильными. Армия должна быть не менее сильной, чем КГБ… — внезапно я чувствую, что именно этого он от меня ждет, — мы не должны им позволить этого. Монополия чекистской власти может удушить советскую власть.

— Но и монополия власти военной может уничтожить советскую власть. Ты этого не боишься, Виктор? — Кравцов смотрит на меня в упор.

— Не боюсь.

— Что бы ты на моем месте делал? На месте советских генералов и маршалов?

— Я бы поддерживал тесный контакт с коллегами. Если один в опасности, все генералы и маршалы должны его защищать. Нам нужна солидарность.

— Представь, что есть такая солидарность. Тайная, конечно. Представь, что партия и ГБ решили свергнуть одного из нас. Как же всем остальным реагировать? Бастовать? Всем в отставку подать?

— Я думаю, мы должны отвечать ударом на удар. Но не по всем нашим врагам, а только по самым опасным. Если вы лично имеете проблемы с местным партийным руководством или с ГБ, не вам с ними биться, но все ваши друзья со всего Союза должны наносить тайные удары по вашим врагам. И наоборот, когда кто-то из ваших далеких друзей в беде, вы обязаны использовать всю свою мощь для нанесения тайных ударов по его врагам…

— Хорошо, Суворов, но помни, что этого разговора никогда не было. Ты просто перепил коньяка и все это сам придумал. Запомни, что лучше стоять в стороне от всех этих драк, но тогда ты так и останешься лежать в грязи. Драка за власть — жестокая драка. Тот, кто проиграл, — преступник. Для победителя все равно, совершал ты преступления или нет. Все равно преступник. Так что лучше преступления творить, чем быть наивным дураком. С волками жить… А то ведь съедят. Если ты встал на этот путь, то лучше не попадаться, а если попадаться, так не сознаваться, а если и сознаваться, то в простом деле, а не в организованном. Каждый, кто дерется за власть, имеет свою группу, свою организацию, и каждый не прощает участие в такой организации своим соперникам. Участие в организации — это самое страшное, в чем ты можешь признаться. Это жуткий конец для тебя лично. Под самыми страшными пытками лучше признаться, что ты действовал один. В противном случае пытки станут еще страшнее. А теперь слушай внимательно.

Его голос резко изменился, как и выражение лица.

— Через неделю пойдешь контролером с группой СпН. Вас выбросят на Стороженецком полигоне. На второй день группа разделится на две. В этот момент ты исчезнешь. Твой путь — в Кишинев. Ехать только товарными поездами. Только ночью. В Кишиневе есть педагогический институт. Уровень национализма в институте — выше среднего. Вот тебе текст. Этот лозунг напишешь ночью на стене, — Кравцов протянул мне листок тонкой папиросной бумаги, — ты по-молдавски не говоришь, поэтому запомни весь текст наизусть. Сейчас. Попробуй написать. Еще раз. Помни: ты сам на это решился. Если тебя где-то остановят — ты отстал от группы, потерял направление, стараешься сам вернуться в штаб армии без посторонней помощи, поэтому по ночам едешь в товарных вагонах. Смотри не усни. Отсыпайся днем в лесу.

— Какой величины должны быть буквы?

— Пятнадцать-двадцать сантиметров будет достаточно, чтобы свалить председателя молдавского КГБ.

— Одним лозунгом?

— Тут особый случай. С национализмом в институте боролись давно и безуспешно. Принимали самые драконовские меры. Донесли в Москву, что теперь все хорошо. Твое дело доказать, что это не так. Может, конечно, подозрение пасть на Одесский округ, но одесское военное руководство легко докажет свою полную невиновность. Удар мы наносим не прямой, а из-за угла, из соседнего округа. Повторяю, ты действуешь по собственной инициативе. Ты увидел этот лозунг на клочке бумаги, который валялся на улице, выучил его наизусть и написал на стенке, не понимая его смысла. Лучше быть дураком, чем конспиратором. Не забыл лозунг?

— Нет.

ГЛАВА 7

1

Нас бросали с трех тысяч метров. На второй день группа разделилась на две. Командиры двух подгрупп знали, что с этого момента они действуют самостоятельно, без контроля сверху.

Через пять дней я появился в штабе армии. Мой путь — к начальнику разведки. Я докладываю, что в ходе учений после разделения группы я должен был встретить третью группу, но не встретил ее, потерял ориентировку и долгое время искал правильный путь, не пользуясь картой и услугами посторонних. Легкой улыбкой докладываю, что дело сделано. Чисто сделано.

Легким кивком он дает мне знать, что понял. Но не улыбается мне.

2

Прошло три недели. Я внимательно слежу за всеми публикациями. Понятно, что ни в местных, ни в центральных газетах никто ничего не опубликует. Однако в местных газетах может появиться статейка под заголовком вроде "Крепить пролетарский интернационализм!"

Но нет такой статейки…

Кравцов положил мне руку на плечо. Он всегда подходит незаметно.

— Не теряй времени. Ничего не случится.

— Почему?

— Потому что то, что ты написал на стене, не принесет никому никакого вреда. Текст был совершенно нейтральным.

— Зачем же я его писал на стене?

— Затем, чтобы я был в тебе уверен.

— Я был все время под наблюдением?

— Почти все время. Твой маршрут я примерно знал, а конечный пункт — тем более. Бросить десяток диверсантов на контроль — и почти каждый твой шаг зафиксирован. Конечно, и контролеры не знали того, что они делали… Когда человек в напряжении, ему в голову могут прийти самые глупые идеи. Его контролировать надо. Вот я тебя и контролировал.

— Зачем вы мне рассказали о том, что я был под вашим контролем?

— Чтоб тебе и впредь в голову дурные идеи не приходили. Я буду поручать тебе иногда подобные мелочи, но ты никогда не будешь уверен в том, идешь ты на смертельный риск или я просто тебя проверяю, — он улыбнулся мне широко и дружески, — и знай, что материалов на тебя у меня столько, что в любой момент я тебя могу превратить в "куклу".

3

Кравцов смотрит на меня выжидающе, потом наливает по полстакана холодной водки и молча кивает мне на один стакан:

— С начальником тоже иногда выпить можно. Не бойся, не ты ко мне в друзья навязываешься, это я тебя вызвал, пей.

Я взял стакан, поднял его на уровень глаз, улыбнулся своему шефу и медленно выпил. Водка — живительная влага. Он снова налил по полстакана.

— Слушай, Суворов, своим взлетом ты обязан мне.

— Я всегда об этом помню.

— Я за тобой наблюдаю давно и стараюсь понять тебя. На мой взгляд, ты прирожденный преступник, хотя об этом и не догадываешься и не имеешь уголовной закалки. Не возражай, я людей знаю лучше, чем ты. Я тебя насквозь вижу. Пей.

— Ваше здоровье.

— Осади огурчиком.

— Спасибо.

Лицо у него мрачное. По всей видимости, он до моего прихода уже успел употребить. А выпив, он всегда становится мрачным. Со мной всегда происходит то же самое. Он, видимо, это давно подметил, и по некоторым другим, почти незаметным признакам с самого себя рисует мой портрет.

— Если бы ты, мерзавец, к уркам попал, то ты бы у них прижился. Они бы тебя за своего считали, а через несколько лет ты бы в банде определенным авторитетом пользовался. Возьми колбаски, не стесняйся. Мне ее из спецраспределителя доставляют. Ты о существовании такой колбасы, наверное, и не догадывался, пока я тебя к себе не забрал. Пей…

То, что водки в нем было уже более полкило, сомнений не было. Она понемногу действовать начинала.

Движения его руки с вилкой уже не отличались точностью, но ум Кравцова от влияния алкоголя был полностью изолирован. Говорит он ясно и четко, мыслит тоже ясно и четко.

— Одного я в тебе, Суворов, не понимаю: ты в мучительстве наслаждения не находишь или только скрываешь это? У нас широкие возможности наслаждаться своей силой. Ваньку-педераста можно мучить столько, сколько душа пожелает. А ты от этих удовольствий уклоняешься. Почему?

— Я в мучительстве наслаждения не чувствую.

Он покачал головой:

— Жаль.

— Это плохо для нашей профессии?

— Вообще-то нет. В мире астрономическое число проституток, но лишь немногие из них наслаждаются своим положением. Для большинства из них это тяжелая физическая работа, не более. Но независимо от того, нравится проститутке ее работа или нет, ее уровень во многом зависит от отношения к труду, от чувства ответственности, от трудолюбия. Профессией не обязательно наслаждаться, не обязательно ее любить, но на любом месте надо проявлять трудолюбие. Чего зубы скалишь?