Ложь во спасение любви - Барбара Картленд

Она отважилась рискнуть, и это был большой риск. Тем не менее Кармела почти не сомневалась в своей правоте.

Принц слишком часто впадал в задумчивость, вероятно, из-за кого-то, кто находился вдали от него.

Услышав ее слова, он оживился. Вместо того чтобы отдернуть руки в порыве гнева, он крепко сжал ее, будто признаваясь, как сильно он нуждается в ее поддержке.

— Но как вы догадались? — горячо спросил он.

— Я лишь почувствовала, что вы думаете о ком-то, — ответила она, — та женщина слишком много значит для вас.

Принц глубоко вздохнул.

— Вы — как это говорят… вы — ясновидящая!

— Значит я права?

Он кивнул в знак согласия.

— И вы, в силу каких-то обстоятельств, не можете на ней жениться? — осторожно поинтересовалась Кармела.

Принц снова вздохнул.

— Мне бы так этого хотелось, — признался он, — но, по правде говоря, я — трус.

— Трус? — засомневалась Кармела.

Его пальцы, казалось, вновь вцепились в ее ладонь, словно черпая в этом силы для признания.

Наконец он выговорил:

— Она для меня — все в этом мире! Но она — француженка!

Они оба помолчали немного. Затем Кармела сказала:

— Я понимаю. Ваша страна сильно пострадала от Наполеона Бонапарта, ваши подданные неохотно примут принцессу французского происхождения.

— Возможно, они бы и смирились с этим со временем, — признался принц, — если бы не было альтернативы.

Кармела все поняла.

— Ваше королевское высочество хочет сказать, — предположила она, — когда мой кузен решил, что вам необходима богатая невеста, вы не посмели рассказать ему о собственных чувствах.

— Вы все правильно поняли, — пробормотал принц.

— Не сомневаюсь, — подтвердила Кармела. — Вам следует набраться храбрости и жениться на женщине, которую вы любите, а не поддаваться давлению и брать в жены ту, кого для вас выбрали.

— Но ведь этого хочет ваш кузен, который возглавлял оккупационный корпус в моей стране и совет министров в Вене, — объяснил принц.

— Они вправе думать, будто нашли лучшее решение ваших проблем, — сочувственно откликнулась Кармела. — Но не все в жизни получается так гладко, как на бумаге. Ведь для счастья ваших подданных в первую очередь необходимо иметь счастливого человека во главе их страны.

— Если бы я только мог поверить в это, — сказал принц.

— Расскажите мне о той, кого вы любите, — ласково попросила его Кармела.

— Она дочь знатного человека, подданного Франции, жившего на границе с Хорнгельштейном. Пока Наполеон не стал императором и не захватил власть в Европе, у нас складывались добрососедские отношения и с французами, и с жителями других стран, расположенных к северу и к востоку от нас.

— Все нормализуется теперь, когда Наполеон побежден и сослан на остров Святой Елены, — как могла, обнадежила его Кармела.

— Я с вами согласен, — подхватил принц, — но ведь ваш кузен своим появлением спас нас от последних очагов сопротивления наполеоновских войск и не только восстановил меня на троне, но и обещал помочь всем, что в его силах, чтобы восстановить нашу промышленность и облегчить участь бедствующих моих подданных.

Какое удовольствие доставила бы графу реорганизация целой страны, становление ее, как он полагал, на правильный путь. Вслух Кармела сказала:

— По-моему, люди, которые думают, будто они лучше других знают, в чем состоит всеобщее благо, как правило, оказываются в итоге деспотами или тиранами, и если остальные имеют хоть каплю характера, им следует самим решать свои проблемы.

— Именно так я и хотел поступить, — признался принц, понизив голос, — но Габриэла убедила меня прежде всего подумать о Хорнгельштейне и забыть ее.

— Если она сказала это, — рассудила Кармела, — я уверена в истинности ее чувств.

— Вы правда так думаете? — нетерпеливо спросил принц.

— Ну конечно же! — ответила Кармела. — Если женщина действительно любит кого-то всем сердцем, она пытается поступать только во благо ему и готова, не задумываясь, принести себя в жертву.

Она искренне верила в свои слова. Любая женщина, не говоря уже о француженках, которые с молоком матери впитывают особое благоговение перед знатностью происхождения и титулами, способна отказаться даже от престола, если она всей душой любит своего избранника. Это могло означать только одно — Габриэла любила принца слишком сильно и не могла причинить ему боль.

«По крайней мере, я бы чувствовала нечто похожее», — подумала Кармела и продолжила:

— Вам просто необходимо вернуться к любимой и спросить ее, хватит ли у нее мужества предстать перед вашими соотечественниками, которые все еще враждебно настроены по отношению к французам, и помочь вам начать устраивать дела в стране.

— Они полюбят ее, как и я, — заметил принц. — Я в этом уверен.

— Ну а поскольку некоторые из ваших подданных и сами имеют французскую кровь, — предположила Кармела, — мне думается, в конечном счете все пройдет значительно легче, чем вы представляете сейчас!

Она перевела дыхание:

— Я читала в газетах, что Европа испытывает сейчас отчаянный дефицит всех видов материалов, инструментов и других товаров, которые не выпускались во время войны, когда все усилия были брошены на изготовление оружия.

— Это правда, — согласился принц.

— Наверное, есть какие-нибудь производства, традиционные в Хорнгельштейне, — рассуждала Кармела. — Убеждена, если вы попросите ссуду здесь, в Англии, или у тех, кто занимается европейскими делами в Вене, они предоставят заем, который позволит вам, по крайней мере, столкнуть дела с мертвой точки и побудить работать ваших людей.

Принц поднес ее руку к своим губам.

— Благодарю вас, о, как я вас благодарю! — прошептал он. — Вы вдохнули в меня жизнь, и теперь я попробую вести себя как настоящий мужчина.

Он глубоко вздохнул, распрямился, как будто скинул бремя с плеч, и проникновенно сказал:

— Я стыжусь себя. Мне не следовало потакать вашему кузену, когда тот соблазнял меня предложением решить все проблемы за счет женитьбы на очень богатой женщине. Он пообещал найти мне невесту, и, по его словам, все выходило легко и просто. Я не сомневался в правильности решения, готов был принести в жертву и себя и свои собственные чувства во благо моей страны. Теперь я понимаю, что проявил лишь детскую слабость, и, как вы, англичане, это называете, — не правоспособность.

Кармела улыбнулась.

Она вспомнила, как графиня всегда повторяла: «Гэйлы не позволяют ничему и никому вставать у них на пути, когда они приняли решение».

— С вами произошла вполне тривиальная история, — объяснила она, — вы уверовали сладкозвучным речам продавца, не сомневающегося в превосходстве своих товаров, но даже не желающего поинтересоваться, в чем, собственно вы нуждаетесь.