Стендаль - Сандрин Филлипетти

Марш на Вену продолжался. Краткая остановка в Энсе принесла Анри некоторое облегчение, хотя они работали, ели и отдыхали по тридцать человек в одном помещении. В Санкт-Пёльтене он имел возможность полюбоваться Мёльским аббатством на берегу Дуная. Квартировал он в старинном здании хлопковой мануфактуры в сотне шагов от города. Он даже искупался в прозрачной воде — но в окружении пожаров: «Накануне я насчитал их тринадцать по всему горизонту». Сполохи пожаров в небе уже не кажутся ему красивыми. Эберсберг, с его зловонными запахами и гнилостными миазмами, навсегда излечил его от романтического восприятия войны.

10 мая 1809 года первые оборонительные укрепления австрийской столицы были взяты маршалом Удино. Два дня спустя, всего через месяц после занятия Мюнхена войсками эрцгерцога, Наполеон вошел в Вену. Интендант Бейль также расположился здесь на квартире и продолжал исполнять свои многочисленные обязанности. 17 мая Марсиаль Дарю был назначен интендантом Венской провинции и попросил у брата Пьера разрешения взять кузена Анри под свое начало. «Г-н Дарю ответил: „Сделай письменный запрос — я его подпишу“». Анри работает день и ночь, хотя теперь надзор за ним стал куда менее строгим.

Судя по обстановке, молодому человеку предстояло стать жителем Вены на год или два. Он нисколько не огорчен: «В Вене самый чудесный климат, в котором я когда-либо жил. Не хватает только времени, чтобы им насладиться. И посреди всего этого — одиночество сердца». Вена, эта столица музыки, изобилует театрами; «Дон Жуана» Моцарта здесь дают в театре Виден чуть ли не каждую неделю. Здесь много прекрасных зданий. Те, кому посчастливилось избежать участия в военных действиях, прохаживаются по Пратеру — «это самое чудесное место для прогулок из всех, какие только есть в Европе», отдыхают в садах и кафе. Анри тоже постепенно акклиматизируется.

22 мая с четырех часов утра до шести часов вечера армии противников бьются под Эсслингом. Солдаты Империи измотаны. Под непрерывным огнем солдаты корпуса инфантерии вынуждают своих генералов спешиться и сражаться в их рядах. Нарастает общее недовольство, зреет бунт, хирурги не поспевают управляться со своей работой. Обе стороны понесли значительные потери — более сорока тысяч убитыми. Победа не осталась ни за одной из сторон. Ореол императора начинает меркнуть. Бойня под Эсслингом открыла собой эру гекатомб — грандиозными потерями будут отличаться все последующие наполеоновские кампании. Анри не упомянул об этой битве ни в «Журнале», ни в переписке.

15 июня он присутствовал в шотландской церкви Вены — Шоттенкирхе — на исполнении «Реквиема» Моцарта в память композитора Йозефа Гайдна, умершего двумя неделями ранее: «Я сидел там во втором ряду, при мундире; первый ряд был занят семейством великого человека: тремя-четырьмя маленькими женщинами в черном, с незначительными лицами. „Реквием“ мне показался слишком шумным и не увлек…» В письме, которое Анри в тот же день отправил Полине, он ничего не сообщил об этом событии, а предпочел наставлять сестру, как ей лучше использовать свой новый — свободный — семейный статус: «Я пишу тебе, чтобы поздравить с тем, что ты пока не беременна. Бегай, развлекайся, посмотри Милан, Геную или Берн. Надеть на себя цепи всегда успеешь. Я никогда не понимал этой мании — сразу обзаводиться детьми, этими красивыми куколками, которые, подрастая, становятся до того несносными, что впору от них бежать, если только не суметь до этого дать им крепкое и самобытное образование — а у кого хватает на это терпения?»

Битва при Ваграме, начавшаяся 6 июля на заре, привлекла внимание Анри не более, чем предыдущая, под Эсслингом. Он был настолько безразличен к происходящему, что даже не вспомнил о кузене Марсиале, хотя тот находился на поле сражения. Великая армия недосчиталась двадцати семи тысяч убитыми и ранеными. 12 июля было объявлено перемирие. Анри, вытянувшись в шезлонге, «страдая от головной боли и нетерпения», не мог никуда двинуться из-за очередного приступа лихорадки и был обречен оставаться в Вене во время всех этих событий. Он вновь испытывает приступы тоски и относит их на счет своего слишком долгого нахождения на военной службе — он опять вынашивает планы отказаться от военного мундира.

2 августа в Вену проездом прибыл Феликс Фор — он предполагал остаться здесь на целый месяц, — и это доставило Анри большое удовольствие. Он показывает приятелю город; они вместе слушают мессу с музыкальным сопровождением в придворной капелле и присутствуют на ежедневном военном параде в Шёнбрунне, где располагалась ставка императора. Фор находился под сильным впечатлением от этих сборных войск — из всех присоединенных императором стран, а также от красочного разнообразия их мундиров, но Анри видел в них лишь «стадо баранов, которых ведут на бойню». Участие в этой чудовищной кампании отрезвило его окончательно.

В конце октября молодой человек тоже со всем усердием пускается в сражение — только гораздо более личное и гораздо менее кровавое: ухаживает за прибывшей сюда графиней Александриной Дарю. Заботясь о ее безопасности, он сопровождает графиню во всех ее передвижениях. И, поскольку она любезна с ним, впрочем, как и со всеми остальными, он ждет от нее какого-нибудь знака, подающего надежду, — но напрасно. Ему не хватает смелости, он не умеет «взять в разговоре тот галантный тон, который позволяет сказать многое, поскольку все это якобы говорится не всерьез». Он уже буквально в шаге от того, чтобы произнести нужное слово самым прочувствованным тоном, — но только в шаге. Так что напрасно Анри критиковал Пьера Дарю за его неизменную серьезность и недостаток гибкости ума — сам он не представляет собой приятного контраста своему кузену в глазах его супруги. Александрина не проявляет к нему никакой особой благосклонности — и как может быть иначе, если робость мешает молодому человеку растопить лед в их отношениях? Он остается молчаливым обожателем. «…Представь себе пажа, влюбленного в королеву», — доверительно сообщает он сестре. Ему остается лишь постараться утешиться от неразделенной страсти с некоей Бабет: «Я не слишком обеспокоен этой любовной лихорадкой: вскоре все решится, и в случае неудачи я быстро позабуду свои страстные порывы». Успех в очередной раз не заставил себя ждать: не вызывая большой любви, Бабет, по крайней мере, вызывает в нем желание — и он заносит ее в свой список приятных времяпрепровождений.

20 ноября графиня Дарю покинула Вену вместе со своим мужем. «Волнующий момент: мы прощаемся, целуемся, я ничего не предпринимаю». Их отношения не сдвинулись с мертвой точки, но его поцелуй — так ему кажется — «был дан с нежностью и принят без холодности». Он изо всех сил старается обмануть самого себя: в ее сдержанности виноват якобы только он сам — отсутствие в нем галантности и вообще его неправильное поведение: «…что должна была она обо мне подумать?» Он надеется, что в следующий раз сумеет предстать перед ней в лучшем свете.