Госпожа Сумасбродка - Фридрих Незнанский

Во дворе было достаточно темно, и поэтому «высадка десанта» прошла практически без ненужных свидетелей.

Обнаружив Гордеева, троица приняла достойный вид и, ничуть не сомневаясь в своей правоте – ну, подумаешь, опоздали на какие-то там пять минут! – принялась поздравлять почему-то именно его. С чем? А ну как же! Меркулов-Турецкий-Грязнов переглянулись и пьяно прыснули: действительно, а этот-то еще с какой стати? Впрочем, уже на лестнице, где Турецкому пришла в голову мысль спеть что-нибудь этакое, а Меркулов немедленно стал его укорять в примитивном репертуаре, на что Грязнов заявил о необходимости немедленно исполнить, причем обязательно хором, иначе не получится настоящего звучания, нечто бравурное, казацкое, родное… – и когда это Вячеслав Иванович умудрился стать казаком! – словом, уже на лестничной площадке перед квартирой Грязнова-старшего, выяснили наконец, что Юрка же гость! Ну да, а остальные, выходит, свои? Нет, так нельзя! Зачем же обижать своего человека? Он же наш? Верно, Юрка? А это что у тебя? Ка-ак, настоящий зонт?! И даже на него опираться можно? Нет, ты только глянь, Вячеслав, какой подарок!! И все тут же стали испытывать замечательную трость на прочность. А потом автомат почему-то сам раскрыл громадный, роскошный зонт, и никто не смог закрыть его. Так и внесли в квартиру – боком, чтобы завершить операцию когда-нибудь завтра, что ли…

– Ну, народ! – тяжко отдувался Денис, разволакивая троицу каждого в отдельную комнату, пусть малость отдохнут. – Там, у них, понимаешь, столько важного начальства собралось! И каждый речь толкает! И один другого любезней, значительней! Дядька просто тонул в комплиментах… А дядь Саня сказал, что такие речи обычно для похорон берегут, представляешь? Смеху было. А дядь Костя, тот мне на ухо шепнул: чуешь, говорит, не иначе в их ведомстве серьезные перемены грядут. Ну и накачались, сам видишь… Я этих-то еле вывел, да в машину засунул. Дядь Костя лучше других держался, но и его в машине маленько развезло. Ничего, пусть теперь немного отдохнут, а то у них еще наполеоновские планы. Я им попозже крепкий кофе сварю, а мы давай-ка дернем по рюмочке, даром, что ли, такие нагрузки! Пошли тяпнем за новорожденного и поболтаем о твоих проблемах. Согласен?

– С великим удовольствием, – засмеялся Юрий.

– Ну и славно… Слушай, да ведь ты ж со службы? Жрать поди хочешь? А я вчера этот холодильник битком забил, дядька велел, чтоб полный ажур… ну сам знаешь.

– Вообще, поел бы… Когда он, обед-то был!

– Двигай на кухню. Стол позже будем накрывать… если они еще смогут, хотя?… – Денис смешно поморщился и покачал головой. – А я им прямо так и заявил, что развозить не буду, пусть тут ночуют. В конце концов, дядь Костя может и служебку свою вызвать. На самый крайний случай, верно? Поэтому спокойный час у нас есть…

Они уселись на кухне, Денис достал из холодильника несколько готовых нарезок, вскрыл и разлил по большим рюмкам – маленьких в этом доме не держали категорически – смирновское столовое вино No 21. И когда выпили и закусили, сказал:

– Валяй, я весь внимание.

Юрий, не торопясь, начал рассказывать о том предложении, которое он получил нынче днем во время обеда в неизвестном, но явно шикарном заведении.

– А как выглядит эта твоя неожиданная клиентка? – с интересом спросил Денис.

– Ну очень эффектно! – Юрий достал из кармана Аленину визитку и протянул Денису. – Такая вся точеная, ухоженная, упакованная дамочка лет за тридцать. С толстенной золотой косой, за которую так и хочется дернуть. Хищная зараза, но ей все идет. А на лицо? Ты помнишь наши первые, в смысле здесь, фильмы с Симоной Синьоре? Такой, понимаешь, секс и вместе с тем бездна обаяния. И при всем при этом, как мне показалось, врет с легкостью необыкновенной.

– Ну ты наблюдательный у нас! – захохотал Денис. – Прямо хоть все дела бросай и мчись обхаживать… Но тебе в любом случае, видно, придется-таки попрактиковаться в разговорном английском. Надеюсь, тебе повезет. А этого твоего самоубийцу как зовут? Вернее, уже звали…

– О нем пока речи у нас не заходило.

– Нет, ну ты артист! Так чего ж ты в таком разе от меня-то требуешь? – Денис развел руками.

– Совета, дружище! Стоит браться или лучше плюнуть на это предложение?

– Это кто тут плюет на красивых женщин? – нарочито сурово спросил, входя на кухню, Александр Борисович. – Как можно? Боже, какая потрясающая невоспитанность!

– Вы о каких женщинах, сэр? – учтиво спросил Гордеев, заметив, что, если судить по Турецкому, то совсем нельзя сказать, будто он какие-то полчаса назад был еще под хорошим шофе. И куда у него все девается?!

– Сам же только что и живописал… Разбудил, понимаешь…

– Нет, дядь Сань, – засмеялся, подвигая Турецкому стул и доставая с полки еще одну рюмку, Денис, – это у тебя просто реакция отработанная – уже на само упоминание женщины как таковой. Задумайся, опасный синдромчик!

– Молчите, мальчишки! Давайте! Доброго ему здоровья, – он показал себе за спину. – Хоть он и не болеет, но все равно… – Выпил, сунул в рот пластинку колбасы и повернулся к Гордееву. – Я не все слышал, поэтому повтори. Вкратце. Это очень интересно. Я вообще люблю слушать истории про красивых женщин…

– Да и истории, как таковой, нет, – возразил Гордеев. – Есть самоубийство и… Ну ладно, – махнул он рукой, – еще раз…

Турецкий слушал, жевал и, казалось, все это ему абсолютно неинтересно. И чего спрашивал? Но когда Юрий закончил, спросил:

– А сама овчинка, как считаешь, стоит выделки?

– С гонораром обещали не скупиться. Но и о сумме тоже пока речь не заходила. Но в любом случае, если соглашусь, мне ж придется и Денисовы старания субсидировать!

– Это само собой, – подтвердил Денис. – Благотворительность мне нынче не по карману. Поэтому если там надо будет много бегать, что-то добывать, так своей дамочке и доложи: есть, мол, такая команда, которая… ну и так далее. Расценки наши тебе тоже известны, а если чего забыл, подскажу. Неплохо бы и аванец небольшой. Главное в нашем деле что? А, дядь Сань? Втянуть клиента в расходы, а оправдание им мы завсегда найдем!

– О, как наша молодежь заговорила! – с восхищением заметил Турецкий. – Ладно, пойду еще поваляюсь. А как Костя в себя полностью придет, ты про этого самоубийцу-то и ему обязательно расскажи. Есть тут, понимаешь, один момент… ну хорошо, пойду пока. А вы без нас не очень-то! Мы на компанию рассчитываем, ясно?

– Так точно, товарищ большой начальник! – отрапортовали оба.

– Да-а, – протянул Денис, глядя вслед удаляющемуся Турецкому, – заговоришь тут, когда жрать захочешь… Лето ведь. Любой халтуре рад. Правда, с госбезопасностью не сильно разбежишься, но… как сказано, попробовать можно. Отчего и не попробовать? После того, как что-нибудь вытащим. Одним словом, Юра, за тобой исходные данные. Бери, обещай ей еще раз все крепко обмозговать и выдать окончательное решение. Ну а все сведения о человеке и обстоятельствах тебе, говори, и понадобятся именно для этой цели. Да чего особенно объяснять, должна и так понять. Ферштеешь?

– Ферштею, ферштею! – кивнул и Гордеев.

– Вот и хорошо. А заодно постарайся обаять ее, у тебя это дело иногда неплохо получается. Начни с разговорной практики и вытяни как можно больше. А мы постараемся не задержать… Да, и номерок ее телефона оставь. Попробуем кое-что вычислить. А теперь что, продолжим? – Денис кивнул на бутылку.

– Я думаю, не стоит ли мне прямо сейчас и начать форсировать события?

– А в чем дело? Вот тебе телефонная трубка. Звони.

Гордеев положил перед собой визитку Алены и стал набирать ее домашний номер. Трубку там подняли сразу, будто ждали звонка.

– Квартира менеджера Воеводиной? – учтиво спросил Юрий Петрович.

– Ах, это ты! – немедленно узнала Алена. Но в голосе ее не было того бархата, который так и сочился утром. Похоже, что и особой радости она не испытывала. – Хочешь порадовать своим положительным решением?

Точно, прохладненькое отношение. Или она ждала кого-то другого и теперь не знает, как отвязаться от адвоката?

– Дело, понимаешь, такого рода… Я вот посидел, подумал и пришел к выводу, что для полного моего согласия мне не хватает нескольких важных деталей, которые нам все-таки следовало бы обсудить. Я ведь, в сущности, так никакой конкретики от тебя и не получил. А чтобы принимать решение о защите, как у нас выражаются, чести и достоинства, мне необходимо иметь от тебя, или от того, на кого ты укажешь, некоторую фактуру. Естественно твое беспокойство: ну да, я ему расскажу об обстоятельствах дела, а он внимательно выслушает, получит информацию и – откажется. И еще раструбит на весь Божий свет. Можешь не беспокоиться, адвокат – он как личный гинеколог, тайны клиента в нем умирают. Ясно излагаю?

– Вполне мог бы и покороче, – хмыкнула Алена. – Я не дурочка и понимаю тебя. Но я была уверена, что эта твоя просьба возникнет позже, не сейчас. Впрочем, если желаешь, я не возражаю. Но и мне теперь потребуется некоторое время. Обсудить со своими и отобрать для начала то, что в любом случае никому не повредило бы. Нет, не мне, я думаю о семье покойного.