Клан Ельциных - Анна Гранатова

Наина Ельцина: тонкое чутье надежд избирателей

— Боря, ты прошелся бы сегодня по Москве, такая погода хорошая, — однажды утром сказала за завтраком жена. — Зашел бы в магазин, купил бы там молочка, кефира… А домой вернулся бы на троллейбусе.

Борис Николаевич оторопел. Он не привык к тому, что его учат. Тем более к тому, чтобы советы «как жить» давали женщины. Но расчет Наины оказался точным. Народ узнал в толпе своего кандидата.

— А мы сегодня Ельцина видели! Живого! В магазине!

— Ельцин ехал на троллейбусе!

— Ельцин купил два батона белого хлеба!

Эти наблюдения горожане передавали один другому с быстротой молнии. Для них партработник, «спустившийся в народ», был в диковинку. И люди полюбили, зауважали «своего парня». Тогда еще никто не знал словосочетания «избирательные технологии». Не знала его и Наина. Она просто интуитивно попала в точку, когда ранним утром дала своему мужу совет, который ей подсказывало сердце.

Наина была мудрой женщиной. Вот когда в ней проявилась загадочная кровь предков. Наина чувствовала, какого рода человек будет симпатичен избирателю, и создала своему мужу именно такой имидж.

Народ получил тот образ, о котором мечтал и который сулил ему избавление от всех бед и реализацию самых сокровенных мечтаний. Этот миф народного спасителя, борющегося с черными силами, мастерски создала Наина Иосифовна.

Впрочем, нельзя сказать, что в этой игре все шло гладко. То и дело Ельцин совершал резкие телодвижения, и Наине стоило больших сил и большого терпения все это преодолевать и тянуть своего мужа дальше, к победе… За уши — из болота в прямом и переносном смысле.

Кремлевская администрация казалась ледником, взломать который никому не под силу. Политбюро, бездеятельное, но крепко держащееся за свои места, шло за Горбачевым. Оно сбилось в стаю оскаливших клыки старых политических волков, которые не желали видеть в своей стае чужака.

Он отказывался верить в то, что сейчас у него, опального политика, уже нет пути назад: либо он сумеет стать ледоколом, либо будет безжалостно раздавлен льдами…

Он шел, падая, по этому льду, натыкаясь на все новые и новые торосы. Проваливаясь в ледяную воду отторжения, презрения, непонимания. Волнами накатывало отчаяние. Он не хотел идти… на глаза набегали слезы. «Вставай! — говорила она. — Ты сильный, ты сможешь!» И так раз за разом…

Тяжела она, женская доля политического лидера, тяжела участь жены будущего президента.

ИЗ КНИГИ АЛЕКСАНДРА КОРЖАКОВА:

«Жена, Ирина, прибежала в ванну:

— Таня Ельцина звонит, говорит, что Борис Николаевич пропал. Уехал после встречи с общественностью в Раменках, и нет его нигде до сих пор. Должен был появиться на даче в Успенском, но не появился. Они туда уже много раз звонили…

Из ванны советую жене:

— Пусть Татьяна позвонит на милицейский пост около дачных ворот в Успенском и спросит, проезжал ли отец через пост.

Если бы Ельцин проехал мимо милиционеров, они бы наверняка запомнили. Но в душе я на это не рассчитывал. Недоброе предчувствие, когда я из душа услышал поздний звонок, теперь сменилось нешуточным беспокойством. Из ванной комнаты я вышел с твердой решимостью срочно куда-то ехать искать Ельцина. Но куда?

Таня тем временем переговорила с милицейским постом и опять позвонила, сообщив убитым голосом:

— Папу сбросили с моста… У Николиной горы, прямо в реку. Он сейчас на этом посту лежит в ужасном состоянии. Надо что-то делать, а у нас ничего нет. Сейчас Леша поедет в гараж за машиной.

Леша — это Татьянин муж. Мы же с Ириной от рассказа про мост и Бориса Николаевича, пребывающего ночью

в милицейской будке в ужасном состоянии, на мгновение оцепенели. Смотрели друг на друга и думали: наконец-то Горбачев решил окончательно покончить с опасным конкурентом. А может, заодно и с нами. Стало жутко.

Я сказал:

— Ириша, быстро собирай теплые вещи, положи в сумку мои носки и свитер афганский.

Был конец сентября. В старой литровой бутылке из-под вермута я хранил самогон. Когда Лигачев боролся против пьянства, Ирина научилась гнать самогон отменного качества. Я тоже принимал участие в запрещенном процессе — собирал зверобой в лесу, выращивал тархун на даче, а потом мы настаивали самодельное спиртное на этих целебных травах. Вместо закуски я бросил несколько яблок в сумку и сломя голову побежал к машине. Гнал на своей «Ниве» за 120 километров в час. Прежде и не подозревал, что моя машина способна развивать такую приличную скорость. Мотор, как потом выяснилось, я почти загнал. Но я бы пожертвовал сотней моторов, лишь бы спасти шефа.

Машин на шоссе ночью почти не было, но в одном месте меня остановил инспектор ГАИ. Я ему представился и говорю:

— Ельцина в реку бросили.

Он козырнул и с неподдельным сочувствием в голосе ответил:

— Давай, гони!

К Борису Николаевичу тогда относились с любовью и надеждой. Он был символом настоящей «перестройки», а не болтовни, затеянной Горбачевым.

Позднее подъехали Наина Иосифовна, Татьяна с Лешей на «Волге». Выходят из машины и уже заранее рыдают. Вслед за ними прибыла еще одна машина — милицейская: в компетентные органы поступила информация, что пьяный Ельцин заблудился в лесу.

Наина Иосифовна бросилась к мужу:

— Боря, Боря, что с тобой?

У Бори слезы выступили, но он уже согрелся, пришел в чувство. Полупьяного, слегка шатающегося, мы довели его до машины. На следующее утро ближайшие соратники и единомышленники собрались у Бориса Николаевича дома, на Тверской. Ельцин лежал в кровати, вокруг него суетились врачи. Они опасались воспаления легких, но все обошлось обычной простудой».

Конфликт между Ельциным и Горбачевым нарастал и в 1990 году стал очевиден. В чем же была истинная причина этого конфликта? Реальное несогласие Ельцина с горбачевским курсом или же банальная борьба за власть?

Если Ельцин собирался оппонировать реформам Горбачева, то в чем и как? А главное, что он готов был предложить взамен? Были ли это реальные экономические преобразования или же все сводилось к битве за трон, в которой годились любые средства, в том числе и истерика о «сохранении демократии в новой России»?!

16 мая 1990 года Ельцин вопреки скрежетанию «горбачевской» команды был избран народным депутатом РСФСР. Такое конкурентами не прощается.

В горбачевской команде проснулся инстинкт самосохранения — она остро почувствовала, что вот в народный парламент пришел разрушитель, который всю ее уничтожит.

И уже 12 июля 1990 года на XXVIII съезде КПСС на набирающего политические очки Ельцина вся «горбачевская» команда бросается, как свора диких разъяренных псов. Не на шутку взвинченный Борис Ельцин демонстративно кладет партбилет и объявляет о своем уходе из партии. В то время уже начата прямая трансляция партийных съездов, и эти исторические кадры видела вся страна. Они стали прекрасной рекламой будущему президенту.

Дальше — больше. Борис Ельцин дает интервью зарубежной печати с отстрой критикой действующей власти. Он публично требует отставки президента страны М.Горбачев а.

Пролетают еще несколько месяцев. За это время, кажется, бьющиеся за власть лев с тигром, Ельцин с Горбачевым, напрочь забывают о том, что творится в стране. Они, как два обезумевших капитана на корабельном мостике, лихорадочно вырывают друг у друга штурвал…

Страна, без руля и ветрил, катится в пропасть — к своему печальному распаду, к «Беловежью».

Рейтинг опального политика в глазах народа растет.

Ельцин стал демократическим «брендом». Он идентифицировал себя с модным словом «демократия», которое казалось панацеей от всех советских бед — начиная с тотально пустых полок магазинов и заканчивая выдачей виз на загранкомандировки. Однако было ли серьезное содержание за этой эффектной оберткой?

Давайте послушаем самого Бориса Николаевича.

ИЗ КНИГИ Б.ЕЛЬЦИНА «ЗАПИСКИ ПРЕЗИДЕНТА»:

«Я разобрался в наших отношениях с Горбачевым до конца. Я понял и его силу, и слабость, понял исходящие от него флюиды беды, угрозы. Никогда не ставил себе цели бороться именно с ним, больше того — во многом шел по его следам, демонтируя коммунизм. Но что таить — многие мои поступки замешаны на нашем противостоянии, которое зародилось по-настоящему именно в те времена.

Горбачеву надоела перестройка. Он ясно видел тупик, в котором может оказаться. Развитие ситуации было очевидным — пора было начинать постепенно переходить от неудавшихся реформ, от очередной «оттепели» к замораживанию политического климата, к стабилизации обстановки силовыми методами, к жесткому контролю над политическими и экономическими процессами.