Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер

Королевским домом милосердия управлял архиепископ вместе с другими церковными иерархами, а еще маркиз де Теран — старый друг маркиза де ла Энсенады, который был проводником его политики в этом учреждении.

В Доме милосердия размещалось огромное количество женщин, задержанных во время облавы на цыган, а еще задача служителей Дома милосердия состояла в том, чтобы собирать по улицам Сарагосы бесцельно шатающихся многочисленных нищих и предоставлять им приют, еду и обеспечивать полезным занятием. Из этого дома довольно часто выезжала «галера», которую окрестили «повозкой для голодранцев», чтобы собирать по улицам неустроенных в жизни людей, не имеющих ни жилья, ни работы. Такое чаще всего происходило либо после рекрутских наборов, от которых люди бежали кто куда мог, либо когда нищенствующих бродяг становилось так много, что они начинали представлять угрозу для населения города.

Хотя предназначением Дома милосердия было служить приютом для нищих и он, в общем-то, не являлся исправительным учреждением, в случае необходимости там не гнушались репрессивных мер воздействия на подопечных. Плети, оковы, столбы с цепью и железным ошейником широко использовались в этой самой настоящей тюрьме и служили в качестве средств наказания тех, кто мешал нормальному функционированию этого учреждения.

За несколько дней до приезда братьев Эредиа в Сарагосу сто семьдесят женщин-цыганок и их дочерей привезли из дворца Альхаферия в новое здание Дома милосердия, где уже находились пятьсот цыганок, привезенных из Малаги. Помещения Дома милосердия оказались переполненными, и многим из цыганок пришлось размещаться во внутренних двориках, причем им не хватало еды, одежды, кроватей — в общем, самых элементарных вещей, необходимых для жизни.

Измученные и обозленные таким отношением, цыганки уже несколько дней при появлении надсмотрщиков пускали в ход камни, палки и свои ногти, а также устраивали такой галдеж и сутолоку, что вскоре никто уже не отваживался зайти к ним в помещения, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку. Некоторые из цыганок, не получив обещанную новую одежду, ходили полуголые, а другие, раздевшись догола, стирали, как могли, свою старую одежду под ошеломленными взглядами стражников.

В таких нездоровых условиях у многих из узниц начались проблемы с легкими, возникли боли в животе, и у всех у них стали проявляться симптомы хронического недоедания.

Тимбрио Эредиа и его брату Силерио оказалось совсем несложно найти красивое здание Дома милосердия, в котором должны были находиться их жены, так как им было известно, что это здание находится неподалеку от арены для корриды. А еще они знали, что из этого здания не очень-то легко убежать, и поэтому они решили попытаться вызволить своих женщин более простым способом: обратиться к начальству Дома милосердия, показать поддельные документы, подтверждающие «чистоту» их крови, и заявить, что их жен задержали незаконно.

В галерее, выходившей на один из четырех внутренних двориков Дома милосердия, были застекленные окна. На ее первом — более прохладном — этаже находилось как минимум полторы сотни женщин-цыганок и их дочерей, сбившихся в кучу в самом затененном углу. На часах еще не было одиннадцати, а жаркое солнце Арагона уже не первый час «нещадно поджаривало город». Именно так выразился привратник, сопровождая братьев Эредиа к алькайду{Алькайд — здесь: комендант.}, являвшемуся в Доме милосердия самым большим начальником. Именно он отвечал здесь за содержание цыганок.

Тимбрио представился привратнику торговцем шерстью из города Толедо, а Силерио — его помощником. Они сказали, что являются двоюродными братьями двух пропавших без вести женщин и что, как им кажется, исчезновение этих женщин может быть связано с облавой на цыган, поскольку эти два события совпадают по дате. Братья еще до своего прихода сюда решили, что объясняться с местной администрацией будет Тимбрио, потому что он гораздо лучше из них двоих говорил по-испански, почти без акцента, свойственного тем, кто обычно разговаривал на кало — языке испанских цыган.

— Входите! — дверь кабинета алькайда была приоткрыта.

— Это два господина из Толедо, они к вам.

Привратник полностью отворил дверь, чтобы посетителям было легче войти.

— Я вижу. Можете присесть, если хотите, — взглянув на вошедших, он не заметил в их облике ничего подозрительного. — Чем могу вам помочь?

— Мы ищем двух женщин по имени Ремедиос и Амалия Эредиа и двух девочек, которые были с ними. Мы их родственники и знаем, что их задержали по ошибке почти два года назад. — Тимбрио достал документы, подтверждающие, что эти женщины — испанки и католички, и, продолжая говорить, передал эти документы алькайду. — Мы уже искали их во всех других городах, в которых есть дома милосердия, подобные этому, однако безрезультатно. Поэтому мы думаем, что они, по всей видимости, находятся в вашем уважаемом учреждении.

Алькайд просмотрел документы и позвал своего писаря.

— Я прямо сейчас проверю по нашей книге записей, хотя мне, по правде говоря, трудно даже представить, что могла произойти подобная ошибка. Все женщины, находящиеся в этом Доме милосердия, — самые настоящие цыганки. Во всяком случае, нам всем так казалось. — Алькайду вдруг бросились в глаза необычайно густые брови и бакенбарды одного из посетителей — того, который с ним разговаривал. — Так вы говорите, что вы из Толедо и являетесь двоюродными братьями этих женщин?

Затем он очень внимательно посмотрел на второго, и ему показалось, что тот сильно нервничает.

— Из селения неподалеку от Толедо. Оно называется Мора. Там у нас собственная лавка — мы торгуем шерстью. А в нашем доме мы с удовольствием вас примем, если вы когда-нибудь будете в наших краях. Наши двоюродные сестры — одна из них вдова с двумя дочерьми, а вторая еще не замужем — работали в лавке и занимали две комнаты в нашем доме. С тех пор как они исчезли, мы все время о них беспокоимся. По правде говоря, мы долго ездили по разным городам, прежде чем оказались здеся, и очень надеемся, что сможем снова их увидеть и — насколько возможно — как-то исправить происшедшее недоразумение. Мы можем рассчитывать на вашу помощь?

— Извините, мне показалось, что вы сказали «здеся». Насколько мне известно, это слово характерно для языка кало. А вы сами-то точно не цыгане?

— Я даже и понятия не имею, что это за слово такое — «здеся». Мне кажется, я сказал «здесь». Может, просто оговорился.

Тимбрио казался внешне абсолютно спокойным, и говорил он уверенно, однако у алькайда, похоже, возникло подозрение, что эти двое — совсем не те, за кого себя выдают.

— А вы можете показать мне ваши документы? Они необходимы для выполнения кое-каких формальностей, предусмотренных для подобных случаев.

Тимбрио достал свои поддельные документы и с абсолютно хладнокровным видом подал их алькайду.

— Я вижу, что у вас тоже фамилия Эредиа. — Алькайда все больше терзали сомнения. — А ведь эта фамилия достаточно широко распространена среди цыган.

— Да, она у них довольно часто встречается, однако вы только что убедились, что мы — чистокровные испанцы и не имеем ничего общего с этой расой бродяг и бездельников.

В кабинет вошел писарь и, склонившись к алькайду и прошептав ему что-то на ухо, передал ему лист бумаги с длинным списком имен. Он был явно чем-то обеспокоен, и это не предвещало ничего хорошего.

— Я вам еще нужен?

Алькайд отрицательно покачал головой, и писарь вышел, плотно закрыв за собой дверь».

— К сожалению, вынужден вам сообщить, — алькайд внимательно смотрел на лист бумаги, который держал в руках, — что ваша двоюродная сестра Ремедиос Эредиа умерла четыре недели назад от воспаления легких. Амалия Эредиа тоже умерла, но всего лишь неделю назад — от лихорадки.

Он смущенно посмотрел на своих посетителей, потому что прекрасно знал, в каких жутких условиях содержались эти женщины. Более того, ему было очень стыдно ощущать и свою вину в таком количестве смертей, которых с каждым днем становилось все больше.

Силерио Эредиа уже не мог больше молчать и, произнося слова с сильным акцентом, характерным для цыган, спросил, где теперь находятся две девочки — его племянницы, дочери Тимбрио. При этом он схватился за рукоять ножа, спрятанного за широким поясом.

— К счастью, их имен в этом списке нет. — Услышав, как изъясняется второй посетитель, алькайд окончательно убедился, что эти двое — самые настоящие цыгане, и решил вести себя с ними осторожнее. — А еще помощник сообщил мне, что их имен нет и ни в одном из списков, в которых значатся те, кто находится в этом Доме милосердия.

— Мы уверены, что они держались все вместе. Не может быть, чтобы они просто исчезли.

Тимбрио еле сдерживал ярость, охватившую его при известии о смерти жены. В нем еще теплилась надежда найти живыми своих дочерей.