Любовный квадрат - Клаудиа Кроуфорд

– Но что, если я беременна?

– Когда у тебя должно начаться?

– 1 июля, 4 – крайний срок.

– День независимости! Если у тебя пойдут месячные, ты свободная женщина!

– А если нет?

Мона задумалась над ответом.

– Мы выкрутимся, О'кей? Ладно, давай поменяем тему. Что ты думаешь о Нике Элбете?

Вопрос застал Эми врасплох. К счастью, в ресторане было слишком темно, чтобы Мона заметила внезапный прилив краски на ее щеках.

– Джорджина совершенно без ума от него, верно? Как ты думаешь? – осмелится ли она сказать Моне, что Ник ее ужасно волнует?

– Ну, – Мона наклонилась к Эми, глаза блестели от желания признаться. – Думаю, он запал на меня! Очень неудобно, учитывая, кто он… Как ты сказала, Ник – парень Джорджины. Но он так на меня смотрит… А сегодня утром настоял отвезти в Академию. Не знаю, просто у меня сумасшедшее предчувствие, что он собирается приставать ко мне… И что тогда мне делать?

– Черт, я тоже не знаю.

Слава Богу, она не посвятила Мону в свой секрет. Хороший пример, почему никогда не следует поддаваться удовольствию довериться кому-то! Это правило никогда не подведет.

– Я же его не завлекала или что-нибудь в этом роде.

– Конечно, нет.

– Я имею ввиду, мы здесь только со вчерашнего дня, правильно?

– Правильно…

– Все равно… У меня чувство: что-нибудь может случиться, а я, естественно, не хочу делать Джорджину несчастной.

– Конечно, нет.

Вернувшись в Челси Мьюз, они обнаружили припаркованный автомобиль Ника, в доме было темно.

– Они вернулись.

Девушки вошли и как можно тише поднялись по узкой лестнице. В конце концов, Эми стало легче. Разговор с Моной расставил все по местам. Она, должно быть, влюблена в Лу, но не так сильно, как думала, иначе никогда бы не оставила его ради лета заграницей. Если она, в самом деле, беременна, это окончательно выяснится к четвертому июля, тогда и надо будет принять решение. А пока нет причин для беспокойства. Что касается Ника Элбета, он действительно возбуждал в ней сексуальные чувства, и это пугало ее достаточно сильно, чтобы поклясться впредь избегать его и провести, по крайней мере, следующие две недели, сконцентрировавшись на истории британской архитектуры.

Шепотом пожелали друг другу спокойной ночи. Мона исчезла в своей спальне, Эми – в своей, где ее ждал приятный сюрприз. В записке Джорджины говорилось, что звонил Лу. Судя по словам Джорджины, он был отчаянно печален, что потерял ее. Просил не звонить ему, так как собрался в плавание. Через несколько дней постарается снова связаться с Лондоном. Записка заканчивалась: «Он скучает по тебе и шлет свою любовь!»

Эми поцеловала листок и рухнула на кровать, прижимая к груди драгоценный клочок бумаги. Лу любит ее! Она поставила все на карту и выиграла! Разлука действительно, углубила чувства! Все будет прекрасно! Скрип открывающейся двери приглушенные голоса заставили ее снова вскочить на ноги. Джорджина и Ник. Напряженно прислушиваясь, Эми уловила лишь слова Ника: «Доброй ночи. Позвоню тебе».

Она закрыла дверь и повернула ключ. Мона может думать, что Ник запал на нее. Но его взгляд, когда сегодня вечером он стоял у кровати Эми, продолжал держать ее в напряжении и заставлял чувствовать какую-то вину. Впредь она будет избегать двусмысленностей. Затаив дыхание, Эми слушала звук шагов. Ей показалось? Он остановился у ее двери. Ручка медленно повернулась.

– Эми? Ты спишь? Мы слышали, что вы пришли. Просто хочу удостовериться, что ты нашла записку, – дверная ручка снова повернулась. – Ну, хорошо.

Когда шаги удалились, она глубоко вздохнула. Сердце так колотилось, будто она без разминки пробежала милю. Звуки замерли в тишине ночи. Входная желтая дверь, выкрашенная Ником для Джорджины, открылась и закрылась.

Она выключила настольную лампу и подошла к окну. Двор выглядел как на картинке, на шоколадной коробке. Постройки девятнадцатого века и старинная мостовая озарялись светом фонарей в викторианском стиле. Она зачарованно смотрела, как Ник обходит автомобиль и прислоняется к дверце, доставая свою маленькую сигару. Ритуал с мундштуком тщательно проделан, щелкнула зажигалка, он глубоко, чувственно, затянулся и неожиданно посмотрел на ее окно.

В панике она отпрыгнула назад, снова задыхаясь. Что, если он видел ее? Она слушала звук заводящейся машины, которая увезет его.

– Не включай свет!

Ник был в спальне Эми, улыбаясь ей. С грацией и ловкостью кошки он забрался на крышу «Даймлера» и проскользнул в окно. Ник взял лицо девушки в свои руки.

– Джорджина хотела, чтобы я извинился.

– Извинился? – у нее кружилась голова. Это пиво. Дело в том, что оно гораздо крепче, чем она думала.

– Извинился за вторжение в твою комнату без приглашения, тем самым, расстроив тебя, – его губы ласкали веки Эми. – Птенчик. Я ни за что на свете не огорчу тебя.

ГЛАВА 5

ДЖОРДЖИНА

Абсолютное счастье! Она одна в доме. Мона и Эми ушли на занятия. Пик уехал на двухдневную экскурсию в Стрэтфорд-на-Эйвоне с группой старух с голубыми волосами. Из Канзаса, так он сказал, а может быть, из Айдахо или Айовы, все эти проклятые названия звучат почти одинаково. Она безумно тосковала и скучала по нему, но ощущала полнейшее счастье от возможности принадлежать самой себе, сидеть в халате, хотя давно пробило полдень, и смаковать вторую чашку кофе, улыбаясь своим мыслям в пустой гостиной.

Через две недели после приезда американок миленькая шутка Моны о трех Мьюзкетерах стала модной. Ник был так очарован, что рассказал о ней приятелю из газеты, и в «Ивнинг Стандард» появилась прелестная фотография трех девушек с подписью «Молодые красавицы из Челси собрались вместе, как три Мьюзкетера».

Действительно, великолепная выдумка. «Бедной дорогуше Джорджине» стали звонить старые друзья, уверяя, что давно хотели набрать ее номер, и были в ярости на себя, что не сделали этого раньше. Но теперь, увидев снимок в вечерней газете, они снова отметили ее прекрасную форму. И почему она со своими американками не заходит на чай?

Потом на эту историю клюнули несколько модных девиц-репортеров, решив написать статьи для «Космополитен» и «Сплетника». Они поинтересовались, планируют ли Мьюзкетеры какие-нибудь скандальные мероприятия? Предоставьте это Моне. С быстротой молнии та объявила, что три Мьюзкетера проводят первый ежегодный пикник и танцы, посвященные Дню Независимости четвертого июля. В программе хот-доги и воздушная кукуруза. Праздник посвящается англо-американской дружбе.

– Великолепная идея! – воскликнул Ник. – Умница, Мона! Так ведь, Джорджина?

Ее проклятая ревность.

– Никто не спросил, что думаю я! В конце концов, это ведь мой дом, не правда ли?