Проценты кровью - Андрей Анисимов

– Договорились. Я тебе предлагаю первый заказ, – серьезно сообщила Надя.

– Какой заказ? – не понял Ерожин.

– Ты открываешь сыскное бюро? Так? – Надя усадила мужа в кресло и уселась ему на колени.

– Так, – согласился Петр Григорьевич.

– Значит, начнешь брать заказы на расследование, – предположила Надя и, обняв своими ладонями виски Ерожина, внимательно поглядела ему в глаза. – Я стану первой клиенткой.

– Ты хочешь нанять меня, чтобы я следил за своей нравственностью или за твоей? – изумился Петр Григорьевич.

– Не смейся. Я с тобой говорю абсолютно серьезно. Петя, я не верю, что мой отец Вахид. Ты и сам в это не веришь. Найди моего настоящего отца. – Надя подошла к стене, сняла фотографию Райхон и вернулась к мужу. – Может быть, она была и не очень нравственной женщиной, – сказала Надя, разглядывая снимок, – но она моя мать. Я постараюсь о ней думать хорошо. А отца моего найди. Это ты можешь. Ты ведь гений сыска. И твои, ой, мои доллары используй на это.

Петр Григорьевич не знал, что ответить. Такого заказа частный сыщик никак не ожидал. Не то что бы он считал задачу невозможной. Но откуда начать?

– Придется ехать в Азию, – сказал Ерожин после долгого раздумья.

– Возьми меня. Это моя родина. Петя, я очень хочу посмотреть на места, где родилась. Мы с тобой не были в свадебном путешествии. Я тебя очень прошу.

– С чего ты взяла, что Вахид не твой отец, – поинтересовался Ерожин.

Воскресенье преподносило подполковнику слишком много сюрпризов.

– Если бы я была узбечкой, мама и папа Аксеновы сразу бы это заметили. Меня вырастили, не подозревая, что я подкидыш. Мама моя Райхон – узбечка. Я тут себя в зеркало разглядывала. Глаза у меня мамины. Но на узбечку я не похожа. Значит, мой отец не Вахид, – уверенно закончила свой монолог Надя.

Логика в словах жены имелась, и возразить Ерожину было нечем.

– Не боишься, что твой неизвестный папашка окажется вором и проходимцем?

Надя на минуту задумалась.

– Пусть окажется. Родителей мы не выбираем. Но знать их право имеем.

– Хорошо. Принимаю дело Надежды Ерожиной в производство. Секретарем назначаю жену. Согласна? – улыбнулся Петр Григорьевич.

– Еще как согласна! – заверила Надя мужа.

Петр Григорьевич ехал в Лялин переулок и все время возвращался мыслями к неожиданной просьбе жены. Надя осталась дома, хотя Ерожин предложил ей прокатиться с ним.

– Я лучше займусь хозяйством. Зачем мужикам мешаться? – резонно заметила она.

И теперь, мчась по Садовому кольцу, он продолжал размышлять о странном желании молодой женщины. Хотя, что странного в том, что юная супруга, осознав себя сиротой, надумала найти настоящего родителя? Разговор с Надей перебил мысли о тайне самарского звонка. Подполковник решил, что этот факт как-нибудь сам собой разъяснится и размышлять о нем перестал. Завернув в Лялин переулок, он медленно двинулся между домами. Особняк, в котором заканчивали работу эстонские строители, находился в глубине двора. Петр Григорьевич оставил «Сааб» возле ворот и отправился пешком на поиски бригады. Нужную дверь он определил по строительному мусору. В отличие от обычного в таких случаях хаоса из битого кирпича, кусков штукатурки и прочих строительных отходов, тут мусор аккуратно хранился в кузове контейнера. «Западный стиль…» – оценил Ерожин и шагнул внутрь. Эстонцы уже переоделись и, разложив на покрытом чистой бумагой стеллаже нехитрый продуктовый набор из соседнего магазина, закусывали.

– Приятного аппетита, – сказал Ерожин, протягивая руку старшему.

– Тере, – ответил Вольдемар и, пожав протянутую руку, представил членов своей бригады. – Этот маленький, курат, самый молотой и ленифый, Илло. Фот этот, самый длинный и прошорлифый, Як. И послетний, курат, самый слой и хитрый, Велло.

– Ничего себе характеристики! – рассмеялся Ерожин. – А что думают твои ребята о самом бригадире?

– Они ничего, курат, не тумают. Тумать прихотится за них мне, – серьезно сообщил Вольдемар – Они только хотят теньги.

Петр Григорьевич по дороге к офису не мог сдержать улыбку. В Эстонии он бывал в молодости, когда республика входила в Союз. Это были туристические наезды. Группы ночевали в специальных поездах. Дамы носились по магазинам, дорвавшись до эстонского трикотажа, а мужики хлестали дешевое пиво. С людьми почти не общались и об эстонцах судили по анекдотам и рассказам, из которых следовало, что представители маленького северо-западного народа отличаются угрюмостью и говорят не больше трех слов в сутки. А Вольдемар за десять минут общения полностью зачеркнул привычный стереотип. За этими веселыми размышлениями Петр Григорьевич не заметил, как добрался до Чистых прудов.

Грыжин прохаживался генеральской походкой возле их офиса и, завидев знакомый «Сааб», встал возле дверей, широко расставив ноги.

– Это мой партнер. Он человек серьезный, генерал и в ремонтных делах смыслит больше меня, – представил Ерожин Ивана Григорьевича бригаде.

– Ладно, Петя, показывай, кого привез? – пробасил Грыжин, внимательно изучая прибывших. – Ты их по масти своей подбирал или как? – поинтересовался он, оглядев белобрысую компанию.

– Это, Иван Григорьевич, наши эстонские друзья. Мне их рекомендовали как классных строителей, а совпадение масти – чистая случайность, – ответил Ерожин.

– Господа свободные чухонцы… Представители дальнего зарубежья. Какая честь! – поклонился Петр Григорьевич и распахнул дверь.

– Что фы хотите? – спросил Вольдемар, после того как с бригадой обошел комнаты, заглянул в бывшую кухню и осмотрел все закоулки.

– Мы хотим иметь нормальный офис, – ответил Ерожин.

– Это сафисит, курат, от фаших финансовых фосмошностей, – пояснил Вольдемар.

– Что еще за курат? – не понял Грыжин.

– Курат – самое страшное эстонское рукательстфо, – объяснил Вольдемар.

– Понятно, что-то вроде «мать вашу»… – обрадовался генерал.

– В перефоте на русский это слофо опосначает черт, – терпеливо растолковал эстонец.

– Хватит лингвистики, – усмехнулся Ерожин. – Бригадир интересуется нашими возможностями.

– Пускай скажет сколько надо, а «фосмошности» мы отыщем, – заверил Иван Григорьевич.

– Тафайте прикинем, – ответил Вольдемар и достал из кармана блокнот. – Полы мошно полошить паркетные, а мошно опойтись кофролином.

– Обойтись ковролином, – пояснил Ерожин, заметив удивленный взгляд Грыжина. Петр Григорьевич уже начал привыкать к акценту бригадира, в то время как генерал половины из сказанного понять не мог.

– Если стены опклеить опоями, путет меньше рапоты. Пот краску нато вырафнифать тольше. Но теперь в офисах принято красить. Пойтем таль-ше. Сантехника пыфает расная. Пыфает торогая, пывает потешевле. Ну и конешно тфери и окна. От них много сафисит. Я тумаю, что цена ремонта колеплется от пятитесяти тысяч крон то ста пятитесяти. – Что-то записав для памяти, Вольдемар захлопнул свой блокнот.

– Ты можешь сказать в человеческих деньгах? – не понял Грыжин.

– Если тля фас толлары считаются теньгами человеческими, пошалуйста. Ремонт этого помещения опойтется фам от трех до тесяти тысяч толлароф.

– Ну что, Петро, сделаем по первому классу?! – подмигнул Грыжин.

– Расходы пополам, – согласился Петр Григорьевич.

– Нам пора, – поглядев на часы, заторопился бригадир.

– Что, вас там надсмоторщик с плеткой ждет? – удивился Грыжин.

– Нас никто не штет, кроме рапоты, – улыбнулся Вольдемар. – Плетка нушна тля скотины, а мы люти.

Вернув строителей на их объект, Ерожин решил все же добраться до Севы Кроткина. Он свернул с Садового кольца на Кутузовский проспект. Машин в воскресенье было не так много, и Петр Григорьевич придавил до сотни. Когда Ерожин подъезжал к Рублевке, зазвонил мобильный.

– Ты где? – Голос Нади звучал тревожно.

– Что опять приключилось? – забеспокоился Ерожин.

– Петя, у нас гости. Приезжай как можно быстрее, – попросила Надя.

– Какие гости?! Я никого не звал, – удивился он.

Надя по телефону отвечать не хотела.

– Больше ничего я тебе сказать сейчас не могу.

– Хорошо, лечу, – пообещал Петр Григорьевич и, нарушая правила, крутанул через осевую.

Подкатив к своей башне, Петр Григорьевич вышел из машины и, было, шагнул к подъезду, но что-то его остановило. Глаз сыщика зафиксировал нечто такое, чего быть не должно. Ерожин огляделся и понял, что внимание его привлек новгородский номер машины. Старенькая, забрызганная грязью «трешка» притулилась возле автоматной будки. Подполковник медленно обошел вокруг «жигуленка».

«Суворов приехал», – догадался он и влетел в подъезд. Как только Надя открыла дверь, Петр Григорьевич со словами: «Где Витька», не раздеваясь, ворвался в квартиру.

– Он не один, – сказала Надя вдогонку и подумала: «Откуда муж узнал? По телефону она имен не называла».