Беглые в Новороссии - Николай Данилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IX
Беглые расшалились
Рано до света Харько вскочил, оглянулся. Купцов уже не было. Перекрестившись три раза на восход солнца, он сообразил свою дорогу и пошел по росистым еще сумеркам.
Щегольской домик Новой Диканьки вырезался перед ним, когда солнце стало уже всходить из-за красных кирпичных овчарен полковника.
Левенчук подошел к первой овчарне. Оттуда только что вышли овцы. Не найдя тут пастухов, он пошел к батрацким хатам. Из батраков кто умывался тут на дворе, кто богу молился у своего крыльца, земно кланяясь, а кто вел волов на водопой.
- Пан дома?
- Дома. А что тебе?
- В косари не нужно ли?
- А чего ж ты без косы?
- Бурлака, братцы!
- Так! Ну, иди же до конторщика. Там сегодня расчет за эту неделю.
"Воскресенье сегодня! а я и забыл!" - подумал Левенчук.
- Шинок у вас есть? - спросил он, усиливаясь быть развязным и веселым.
- Э, да, ты, я вижу, хороший человек! Не угостишь ли?
- Можно. Где же тут у вас водка?
- Пойдем, пойдем! - ответил батрак,- откупщик тут всегда на косовичное время выставку становит. Он приятель барину! Вот и шинок наш!
Левенчук вошел в хатенку, где была временная выставка водки и где полковник обратно собирал по субботам большую часть денег, платимых рабочим в течение недели. Харько поставил новому знакомому полкварты.
- Рано немного,- сказал жид-шинкарь,- да хорошим людям можно!
Слово за словом, Левенчук узнал нравы барского двора - и когда барин встает, где его видеть можно, кто у него в дворне.
- Ты только крепись,- говорил хмелевший товарищ,- требуй хозяйскую косу и полтину серебром в день! Требуй - дадут.
- Ну, братику, а девка та,- спросил Левенчук, усиленно переводя дыхание,- та... знаешь, что от попа?., тут она?
Подгулявший батрак осмотрелся по хате. Шинкаря не было в ту минуту у прилавка.
- Тут... ты только никому не говори...
- Где?
- Наверху у пана живет... шш!
Левенчук вскочил.
- Куда ты?
- Будет уж, допивай ты, а мне пора в контору...
Левенчук вышел. Народ, собиравшийся к расчету, подваливал к шинку. Левенчук пошел к дому и не узнал сперва полковницкого двора: так этот двор изменился и уютно обстроился с той поры, как Харько сюда пришел впервые, неопытным бродягой и тут, встретившись с прогоревшим Милороденко, уступил ему свою порцию водки и тем ему сильно угодил.
Он ходил долго вокруг ограды, у ворот стоял, на мезонин смотрел. Видел он окна, вверху раскрытые, на балконе стул стоял. Он вошел во двор; прямо пошел к крыльцу и столкнулся на нем лицом к лицу с полковником.
- Ты косарь? - спросил рассеянно Панчуковский.
- Косарь.
- Очень рад, а это твой билет, что ли? - опять спросил Панчуковский, сося сигару и принимая от Харько письмо священника.
- Билет! - ответил Левенчук, сверкнувши глазами.
Панчуковский потянулся, взглянул на ясное, чудное утреннее небо, потом на первые строки письма - рука его дрогнула, он протер глаза, искоса посмотрел на Левенчука, дочитал, слегка побледнев, письмо до конца и долго не мог сказать ни слова. Письмо состояло в следующем:
"Владимир Алексеевич! Не будем обманывать друг друга. Вам сошли прежние ваши истории. Вы теперь похитили мою Оксану. Это общий голос, не отрекайтесь; да и некому другому этого сделать. Умоляю вас, отдайте ее. Податель сего письма - ее жених, Харитон Левенчук, из таганрогских поселян. Отдайте девушку; вы уже ею, ваше высокоблагородие, насытились. Отдайте, пока она еще может быть им принята. Если прежние ваши действия остались безнаказанны, то за это новое - кара господня вас не пощадит. Богатство не спасет нигде до конца недоброго человека. Прахом пойдет оно у вас; вспомните глас старца, готового сойти в могилу. Эта кара близится. По духу же исповедника предупреждаю вас: не отдадите девушки, за последствия поручиться нельзя. Вам несдобровать! Послушайтесь меня. Ваш слуга Павладий Поморский".
Панчуковский постоял. Левенчук также не говорил ни слова.
- Отец Павладий ошибается! - сказал полковник, закусивши губу,- я этой девушки не знаю, и ее у меня нет.
Левенчук молчал.
- Ее у меня нет, и баста, слышишь? Скажи отцу Павладию, чтоб он ко мне не смел обращаться с такими письмами.
- Ваше высокоблагородие! - сказал, подступая, Левенчук,- какой вам выкуп дать за нее? Я попу соглашался выплатить за нее на церковь двести целковых,- возьмите триста; наймусь к вам в кабалу, в крепость за вами запишусь,- отдайте только мне ее!
Полковник пожал плечами и, оглянувшись, улыбнулся.
- Глуп ты, брат, и только! Глуп, и все тут!.. Ее у меня нет!
Левенчук повалился в ноги полковнику. Он понял сразу, что с этим человеком правдой не возьмешь, и потерялся, позабыл весь закал, весь пыл своего негодования и своей мести.
- Ваше... ваше высокоблагородие! - вопил он, валяясь в пыли крыльца и целуя лаковые полусапожки Владимира Алексеевича,- я дома на родине похоронил жену молодую, и двух лет с ней не пожил; здесь нашел себе другую. Барин! Отдайте мне ее! За что вы отняли ее у меня, погубили до веку нас обоих!
- Да говорят же тебе, братец, что ее у меня нет... Какой ты!
- Будет уж вам с нею, ваше высокоблагородие! Не губите ее. Отдайте, вы уж ею натешились... Будем знать одни мы про то! Отдайте...
Панчуковский отступил.
- Ищи ее у меня везде, коли хочешь; иголка она, что ли! Ну, ну, ищи! Не веришь?
И он вошел в сени, распахнул дверь в лакейскую, а сам стоял на пороге.
Храбрость бросила Харько. Он встал, начал глупо вертеть в руках шапку.
- Ежели я...- сказал он, задыхаясь от спершихся в горле слез,- ежели я... хоть чем, то убей меня бог!.. Господи!
Полковник поворотился к нему спиной и ушел в комнаты, посвистывая.
Оглянулся Левенчук по двору, повел рукой по снятой шапке, подошел к кухне, там еще постоял; во дворе не было ни души. Петухи заливались по задворью. Воробьи кучами перелетали с тополей на ограду. Левенчук пошел за ворота и сел там на лавочке.
Он сам не знал, что и думать. У шинка собирался народ. Конторщик пошел туда, а к барину в дом Абдулка рукомойник понес.
За ворота вышел, с трубкой в зубах, в белом фартуке и ухарски заложив руки в карманы, поваришка Антропка, тоже из беглых, малый лет двадцати трех, отъявленный негодяй, часто битый за воровство.
- Ты чего тут сидишь, сволочь? - отнесся он задорно к Левенчуку.
- Может, сволочь ты,- ответил Левенчук, утирая слезы,- а я за делом!
- За каким делом? проваливай! скамейка барская! вон, иродово отродье!
- А ты барский?
- Барский, полковницкий; я их холуй - значит, сторож; а ты убирайся вон, сибирный твой род!
И Антропка столкнул Харько со скамьи. Левенчук пошел опять к воротам.
- Ты куда, говорят тебе?
- Дело есть.
- Не ходи, побью.
- Э! Посмотрим...
- Что? как? это, значит, к полковнику наниматься идешь, да еще и форсишь?
Антропка подбежал и загородил Харько дорогу в ворота.
- Не ходи, ударю в морду!
- Попробуй! - ответил Левенчук, опомнившись и чувствуя снова прилив злобы и ярости.
Антропка ударил его в ухо. Левенчук зашатался и уронил шапку.
- А ну, еще! - сказал он, стоя бледный, как был, и выжидая нового удара.
- Бью! что же? ну, бью! - крикнул Антропка и опять ударил.
- А ну, еще!
- И еще бью! вот как!
Антропка ударил еще раз.
- А еще будет?
- Будет и еще! - крикнул Антропка, свистнувши снова в упорно-терпеливое ухо Харько.
- А! - зарычал, в свой черед, Левенчук,- теперь и ты уж держись; я тебе покажу, как добрых людей даром бить!..
И, как буря, он кинулся на поварчонка, смял его, как клок сена, сгреб под себя и стал его бить без милосердия по глазам, ушам и по затылку.
На неистовые вопли Антропки сбежалась вся дворня полковника, а мужчины и бабы его выручили.
- Кто это его, кто? - спросил Абдулка, явившись на подмогу другим, уже отливавшим водою до полусмерти избитого Антропку.
- Вот он!
- Кто это?
- А бог его знает кто! - отвечали бабы, указывая на Левенчука, входившего уже в шинок.
Абдулка побежал за ним вдогонку и на бегу, в сенях шинка, спросил сбиравшихся косарей:
- Где тут этот разбойник?
- Уж и разбойник! - разбойники те, что нанимают по два рубля, а расплачиваются по полтиннику! - ответили из толпы.
- Ты бил нашего повара? - запальчиво крикнул Абдулка, вскочив в шинок и с выкатившимися, рассвирепевшими глазами став перед носом Левенчука.
- Я бил. Ну, а ты чего?
Лицо Харько было зелено, губы его дрожали.
- Э, до меня так скоро не доберешься! - крикнул татарин, озираясь по хате, куда уже, чуя грозу, начинали собираться любопытные с надворья.
- Посмотрим!
- Посмотрим!
Абдулка скинул поддевку.
- Выходи на простор,- закричал он,- выходи из хаты на простор!
Конторщик, бежавший сюда, стал было его останавливать.
- Не замай, Савельич, а то и тебе бока намну,- бешено зарычал Абдулка и вышел из хаты, сопровождаемый конторщиком и толпою и на ходу распоясываясь.
- Что это они до тебя? - спросили Харько оставшиеся в хате косари.