К черту любовь! (СИ) - "Nogaulitki"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я ошиблась. Стало больнее, когда она начала двигаться во мне. Это было очень, очень, очень твою-мать-почему-я-родилась-женщиной больно!
— Мне больно, хватит, пожалуйста, — прохныкала я, пытаясь как-то отодвинуться от этого разящего мои внутренности «клинка».
Волжак прижала меня к себе сильнее и прошептала:
— Расслабься. Сейчас будет легче.
Конечно, в тот момент я ей не поверила. Но через несколько минут поняла, что боль действительно отступает. И вместо той пульсирующей и резкой она стала, скорее, тянущей, но вполне терпимой.
Когда моя вагина привыкла к тому, что в ней что-то активно происходит, стало легче. Я даже почувствовала что-то напоминающее удовольствие. Особенно в моменты, когда Волжак полностью выходила из меня и возвращалась снова. Я чувствовала, что у меня между ног все буквально огнем горело, но это было приятно. Все еще немного больно, но приятно. Иногда начальница входила слишком резко, и тогда хотелось сказать учительским голосом: «А теперь выйди и зайди нормально!» Но в целом, уже через полчаса я спокойно принимала в себя страпон на всю его длину и объем.
Следующий сюрприз ждал меня, когда Волжак нас перевернула и оказалась подо мной. А я сверху в позе наездницы. Поначалу я смутилась, но увидев взгляд, каким на меня смотрела боссиха, мое смущение куда-то ушло. Хотелось быть пошлой, развратной, грязной. Хотелось постыдного банального секса, без ванильной прелюдии, без какого-то романтизма… Что со мной стало?!
Поэтому, глядя в лицо своей начальницы, я начала двигаться вверх и вниз, наблюдая, как она пожирает глазами происходящее. Она смотрела, как я насаживаюсь на член, и я видела, как напрягаются ее руки, лежащие на моих бедрах, в такт движениям. Смотрела, как дрожат мышцы ее пресса, как кожа покрывается испариной. И слышала, как она дышит. Тяжело, глубоко, с расширяющимися от напряжения ноздрями. И это заводило еще больше. Мне стало интересно, сможет ли она кончить от такого секса? Ведь по сути, у нее ТАМ ничего не происходит. Никакого давления, движения… Но выглядела она так, будто вот-вот финиширует вместе со мной.
Когда я была уже близка к оргазму, то Волжак скинула меня с себя и, надавив на спину, заставила прогнуться. Сама же пристроилась сзади и резко вошла. Я вскрикнула, так как такая поза обеспечила более полное проникновение, а мне было все еще больно. Но когда одна рука начальницы оказалась на моей груди, а вторая – на клиторе – я и думать забыла про боль.
Честно, это был самый сильный оргазм за всю мою жизнь. Самый сильный, самый бурный, самый… странный. Это были новые ощущения, новые эмоции. Я перешагнула не только через свою какую-то моральную планку, но и через физическую. И мне это понравилось. И, судя по расслабленному лицу Волжак – не мне одной. Мы были мокрые, потные, уставшие, но… удовлетворенные. Мне все еще было интересно, кончила ли она при этом, так как я явственно слышала ее стон, когда сама билась в экстазе.
Между ног тянуло. Было ощущение, что меня не Волжак трахала несколько часов, а рота солдат несколько дней. Но я все равно не могла скрыть довольную улыбку. Я стала совсем развратной! Нужно будет рассказать обо всем Оксанке, вот она офигеет!
Я повернула голову и посмотрела на свою начальницу. Она лежала с абсолютно умиротворенным лицом, расслабленная и… голая. На губах играла легкая полуулыбка. Но даже в этот момент чувствовалась необъяснимая сила, энергия, которой она обладала. Не было лишь этой привычной холодной отстраненности. Но когда она открыла рот, стало ясно, что мне показалось. Голос был, как обычно, прохладным и безэмоциональным.
— Номер снят до обеда. Если хотите, оставайтесь. Завтрак включен.
Я моргнула, пытаясь понять, не ослышалась ли я ненароком. Она предлагает остаться? Провести с ней ночь?
— Я… Я… могу остаться. Но я толкаюсь во сне, — пробормотала я. Может, теперь мы сможем нормально общаться? Подружимся, так сказать. Хотя меня устроит и просто отсутствие издевок и подколов.
— Это не проблема, — усмехнулась Волжак.
— Это вы СЕЙЧАС так говорите, — хихикнула я.
— Кровать, как видите, большая, и она в полном вашем распоряжении, Ирина Николаевна, — женщина приподнялась и встала с кровати.
— В смысле? А вы где будете спать? – меня почему-то не удивлял момент, что как только мы перестаем трахаться, так снова начинается это «вы», «Ирина Николаевна» и прочее. Это вообще законно, так общаться, после того, что между нами было?
— Я всегда сплю у себя дома, — холодно сказала Волжак и накинула халат. – Но вы можете ночевать здесь. До двенадцати вас никто не побеспокоит.
Я офигела, честно. То есть она предлагала остаться мне здесь… ОДНОЙ?!
Вспыхнув от негодования и злости, я откинула одеяло и соскочила с кровати, натягивая халат. Не той стороной.
— Знаете, что, Екатерина Александровна? — прошипела я, выворачивая халат. – А не пойти ли вам в задницу?! – поняв, что от злости я не могу справиться с этим чертовым халатом, я бросила его на пол и, громко топая, выскочила в ванную комнату, где натянула белье, схватила свою одежду и вылетела из номера. Оделась уже в коридоре, пока ждала лифт.
Я ехала в такси, глядя на ночной город, на огни фонарей, стоящих вдоль дороги, на редких прохожих. И как могла пыталась сдержать слезы. Мне было обидно. Обидно и непонятно. Почему она так со мной обращается? Как с вещью. Оттрахала и выбросила. Нет, она, конечно, не выбросила, а напротив, предложила остаться, но выглядело это именно так – будто она вышвыривает меня, как ненужную игрушку. Поигралась несколько часов и до свидания. А я еще решила, что она хочет провести со мной ночь. О чем я вообще думала?! Снова наступила на те же грабли – ожидала от кого-то что-то хорошее, что-то нормальное, и в итоге из-за своих же надежд и расстроилась. Хотя давно пора уже понять, что такая бесчувственная сука, как Волжак, вообще не сочетается с понятием нормальности. И зря я надеялась на обратное. Именно это и было обидно.
Глава 15
Оксанка сидела, подперев подбородок, и хмуро смотрела на меня. А я… А что я? Я сидела напротив с выражением вселенской печали и обиды на лице.
— И ты говоришь, что вы трахались полночи, а потом ты ушла? – Кондратьева вздохнула уже, кажется, раз в двадцатый за тот час, что была у меня, слушая историю вчерашнего вечера.
— Угу. Она предложила остаться, но, Оксан… Я же не шлюха.
— Шлюх в пентхаусах не оставляют, к слову, — подняла бровь подруга.
— Да не в этом дело. Каждый раз это будто… Как нам Томка про своего Лешу, помнишь, рассказывала?
— Томка? – нахмурилась Оксана, усиленно шевеля извилинами. — Леонтьева? Одногруппница?
— Да! Помнишь, она полтора года встречалась с этим придурком, мы ей все твердили одно и то же – что ему нужен только секс, что он ведет себя с ней, как с уличной девкой так далее?
— Ну? – Оксанка явно не понимала моего сравнения.
— Что «ну»?! Я – Томка! – сделала я очевидный, на мой взгляд, вывод.
— Но… — кажется, у моей подруги не хватало «оперативки», чтобы понять ход моих мыслей. – Томка с ним встречалась. А вы не встречаетесь. Или я чего-то не знаю? Боже, вы что, встречаетесь? Ты влюбилась?! – ужаснулась Оксанка. – Я же говорила, Ира! Я предупреждала, что жизнь нимфоманки – не твоя история!
— Никто ни в кого не влюбился. Я просто говорю, что она повела себя ужасно, предложив мне остаться в отеле совершенно одной. И, черт, меня бесит, что как только ее пальцы покидают мою вагину, так она сразу становится холодной сукой и начинаются привычные «Ирина Николаевна», «вы»… Будто мы не трахались только что, как бобры!
— Бобры? – Оксанка подняла бровь так высоко, что я удивилась ее лицевой гибкости.
— Ну, бобры, кролики, неважно, — помахала я рукой. – Просто меня это бесит. Блин, ты только что занималась со мной сексом, так какого черта ты мне «выкаешь»?! – возмущалась я.