Дождь - Аманда Сан

- Я нарисовал воду, а не яд, - сказал он. – Может, тебе и станет плохо. Но потом все будет в порядке.

Я неуверенно коснулась стакана. Если бы его нарисовал Томохиро, я бы порезалась. Это я понимала. Но стакан Джуна был гладким на ощупь, был похож на обычный. Почему из-за таких мыслей я чувствую себя виноватой?

- Дело в том, - сказал он, - что если ты выпьешь что-то, из-за чего тебе станет плохо, то велик шанс, что тебе станет потом лучше. Но если плохо станет не только тебе? А если из стакана выпьет, скажем, беременная?

Мои глаза расширились, я прижала ладонь ко рту. Я понимала, о чем он говорит. Голос дрожал.

- Думаешь, моя мама выпила чернила, когда была беременна мной.

- Если кто-то выпьет чернила, то не получит способности Ками, - сказал Джун. – Даже если ввести в кровь. Но если чернила попадут в тело, что только формируется, то… тело может подумать, что так и должно быть.

- О, боже.

Джун заговорил тихо и мягко.

- Кэти, когда тебе было десять или одиннадцать… ты замечала тогда, что чернила на тебя реагируют?

- Нет, - сказала я. – Я ничего не замечала, пока… - голос оборвался. – Пока я не приехала в Японию. Когда я прибыла, то почувствовала, что внутри словно что-то шевелится. Самолет… попал в зону турбулентности, но я готова поклясться, что он дрожал в такт с моим пульсом. Это же случилось и в Сунтабе, и когда я увидела, как двигается рисунок Томо.

- Понятно, - сказал он. – Чернила спали, пока не попали сюда. Пока не почувствовали вокруг других Ками. Их нельзя назвать живыми, но… это сила, данная Аматэрасу. И эта сила притягивает подобную, как магнит. Это обычные люди назвали бы притяжением, призванием в жизни. Ками же призваны, чтобы защитить Японию.

- Но как чернила попали к моей маме? – об этом даже думать было страшно. Я дрожала и положила руки на стол, чтобы успокоиться.

- А тетя? – спросил Джун. – Она разве не присылала подарки из Японии?

Я покачала головой.

- Она уехала в Японию, когда мне было восемь. Мама тут никогда не была. Диана так и не смогла убедить ее побывать здесь, вряд ли она была здесь до моего рождения. Она не любит выезжать из страны, - то есть, не любила. Я все еще не могла думать о ней в прошедшем времени.

Джун отвел взгляд.

- А твой папа? – спросил он, крутя пальцами серебряную серьгу. Я заметила, что он так делает, когда нервничает.

- Я даже его не видела, - сказала я. – Он бросил маму до моего рождения.

- Сасуга, - отозвался он. – Как и ожидалось.

- Что?

- Ничего, - сказал он. – Просто… мой отец был бездельником.

- Он ушел?

- Типа того. Сейчас его уже нет.

- Прости, - сказала я. – Моя мама тоже умерла.

Этого он явно не знал, и я напомнила себе, что мы вообще не знали друг друга. Так почему мне казалось, что мы все знаем?

- Мне жаль, - сказал он.

- Сердечный приступ год назад. А что случилось с твоим папой?

Глаза Джуна стали еще темнее и холоднее, чем обычно. Он убрал руку от серьги и сжал ее в кулак. Он ничего не сказал.

Я понимала эту боль. Я хотела дотянуться до него, как дотянулся до меня Томо. Смерть, может, и случилась давно, но рана Джуна оставалась открытой. Он с ней не справился.

Я положила ладонь на его запястье, и он удивленно посмотрел на меня.

- Я хочу помочь. Я тоже через это прошла.

Он всегда держал себя в руках, и я еще ни разу не видела его таким потрясенным.

- Якудза, - сказал он. – Это из-за якудза.

Боже. Тогда понятно, почему он хотел их уничтожить. Я помнила, что он сказал, когда банда Ишикавы пыталась мне угрожать. Джун выбил кинжал и остановил нападение. Он сказал тогда, что не любит бандитов. Что уже пересекался с ними.

- Мой папа был Ками, - сказал он. – Он работал на Ханчи.

Мои глаза расширились.

- Ханчи хотел, чтобы Томо работал на него.

Он кивнул.

- Мне тоже предлагали. Но я ни в коем случае этого не сделал бы. Они разрушили нашу жизнь. Нам с мамой пришлось переехать к ее родителям. У нас не осталось ни дома, ни машины, ничего.

- После смерти твоего папы? – поняла я. Он кивнул, закрыв глаза. Его кожа под моими пальцами была горячей. Я хотела его обнять, но это было бы странно. А если он не так это поймет? Потому я держала его за запястье, пока он сидел и молчал.

- Те подонки, - сказал он мрачным тоном. – Потому я и хотел чернилами разобраться с ними. Чтобы они больше никому не навредили.

Я понимала его страдания, его стремление к справедливости. Но не могла согласиться со способом достижения цели, но у этого хотя бы была причина.

- Забудь, - сказал он, подняв голову. Он снова взял себя в руки. – Куда важнее сейчас, мы почти поняли, как ты связана с чернилами. Дальше нужно понять, как ими управлять.

- Управлять? – спросила я. – Но я ведь не Ками.

- Вполне себе Ками. Хоть и искусственно получившаяся.

- Жутковато, - сказала я, он рассмеялся.

- Прости, - сказал он. – А мне это кажется классным. Твои рисунки не двигаются, но ты можешь управлять чернилами.

В кабинете становилось темнее, его освещал лишь закат.

Я взглянула на часы.

- Ой. Диана будет гадать, куда я пропала. Я должна была вернуться домой еще полтора часа назад.

- Гомэн! – извинился он. – Я могу тебя подвезти.

- Нет, спасибо, - пролепетала я. Не хотелось, чтобы он узнал, где я живу.

- Хотя бы до станции, - сказал он. – Пока мы не убедимся, что якудза оставили тебя в покое, ходить в одиночку по Шизуоке, да еще и ночью, опасно, не так ли?

Он был прав. Да и выглядел он уже менее пугающим. Вряд ли он снова попытается что-то с нами сделать. У него была своя причина, хотя все было запутанно. Но его цель можно было назвать хорошей.

- Спасибо, - сказала я. Мы убрали баночки с красками на место, он зачеркнул рисунок стакана. Нарисованная вода оставляла черные следы в раковине, когда мы ее вылили.

- Мазуи, - сказал он, пытаясь убрать следы. Он отвернулся и скривился, высунув язык.

Я рассмеялась. Не смогла сдержаться.

- Хочешь пить? – я попыталась передразнить его голос.

- Я знал, что ты не станешь пить, - сказал он. – Иначе я и не спрашивал бы.

Мы остановились у его шкафчика в гэнкане, чтобы взять дополнительный шлем и забрать обувь.

- Я порой подвожу Икеду домой после репетиции, когда она не берет свой мотоцикл, – объяснил он. Я не могла понять их отношения – он называл ее по фамилии, она его – по имени, но это было не мое дело. Его черный мотоцикл стоял позади стоянки для велосипедов. Солнце быстро садилось, воздух был холодным. Все-таки осень решила наступить.

Я села за ним, обняв его руками за пояс. Это было неловко. Эта близость смущала и завораживала.