Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

Билли встала и жестом позвала их за собой.

Комната для интервью была без окон, пустая и стерильная, с овальным столом из красного дерева и несколькими чиппендейловскими креслами. У потолка висели два телевизора, по которым шли новости «Фокс» и Си-эн-эн, без звука, с субтитрами.

Внезапно на одном из экранов появился рисунок волка-оборотня, такой, какие бывают в комиксах.

Ройбен вздрогнул.

Он мгновенно вспомнил коридор в доме Мерчент, на этот раз, в его воображении, он был освещен. Увидел человека-зверя, бросившегося на тех двоих людей, которые пытались убить его.

Прикрыл глаза, но Билли схватила его за запястье.

— Очнись, Ройбен, — сказала она. Повернулась к молодой женщине.

— Присаживайтесь и рассказывайте Ройбену все, что помните.

И окликнула Элси, помощницу, сказав, чтобы та принесла кофе.

Женщина закрыла лицо руками и заплакала.

Ройбен почувствовал, как его охватывает паника. Подошел ближе и обнял женщину за плечи. На одном из телевизоров пошел клип с Лоном Чейни-младшим в образе человека-волка. А потом — панорамный снимок Нидек Пойнт, первый, который он увидел на экране телевизора. Его дом, с покатой крышей и ромбовидными панелями окон.

— Нет, нет, не так, — сказала женщина. — Не попросите их выключить все это? Он не был похож ни на Лона Чейни, ни на Майкла Джей Фокса!

— Элси! — крикнула Билли. — Выключи эти чертовы телевизоры.

Ройбену хотелось уйти, поскорее. Но он не имел возможности сделать это.

— Что там с похищением? — тихо сказал он.

— А что? Ты этим не занимаешься. Ты по полной программе работаешь по сюжету человека-волка. Элси, принеси Ройбену диктофон.

— Зачем он мне, Билли, у меня айфон есть, — сказал Ройбен. Достал айфон и включил запись.

Билли вышла, хлопнув дверью.

Следующие полчаса он слушал рассказ женщины, набирая пальцами заметки, но его взгляд снова и снова возвращался к лицу женщины.

Снова и снова он едва не переставал слышать ее. Никак не мог заставить себя перестать представлять того «зверя», который едва не убил его.

Снова и снова кивал, сжимал ее руку, раз даже обнял ее. Но мыслями он был не здесь.

Наконец пришел муж женщины и стал настаивать на том, чтобы она ушла, хотя сама она хотела говорить дальше. В конце концов Ройбен проводил их до лифта.

Вернувшись за рабочий стол, он поглядел на листочки сообщений, приклеенные по краям монитора его компьютера. Элси сказала, что на второй линии Селеста.

— Что ты там со своим мобильным сделал? — спросила Селеста. — Что происходит?

— Не знаю, — невнятно ответил Ройбен. — Скажи-ка вот что. Сейчас полнолуние?

— Нет. Вовсе нет. По-моему, первая четверть. Погоди-ка.

Он услышал стук по клавиатуре.

— Ага, первая четверть, так что можешь об этом и не думать. А почему ты спросил? Бога ради, они только что получили требование выкупа от похитителей. А ты говоришь про всю эту историю с человеком-волком?

— Они меня на нее подрядили. Ничего не поделаешь. И какой там выкуп требуют?

— Это самое возмутительное и унизительное, что я в жизни слышала, — взорвалась Селеста. — Ройбен, ты должен постоять за себя. Неужели все из-за того, что случилось с тобой там, на севере? О чем только Билли думает? Похитители потребовали пять миллионов долларов, в противном случае они грозятся начать убивать детей одного за другим. Тебе бы уже в Мэрин ехать надо было. Выкуп должен быть переведен на счет на Багамах, но можешь быть уверен, он пролетит молниеносно и перейдет в темную зону онлайн-переводов. Возможно, вообще не дойдет до того банка. Говорят, что похитители — гении техники.

Внезапно Ройбен понял, что у его стола стоит Билли.

— Что у тебя?

Ройбен повесил трубку.

— Немало, — ответил он. — Ее описание событий. Теперь мне нужно время, чтобы получить фотографии с места события.

— Времени у тебя нет. Мне нужна твоя эксклюзивная статья, на первую полосу. Слышал, что в «Кроникл» тебя зовут? А еще знаешь что? Шестой канал уже поднял шум, что ты им нужен. Они давно хотят тебя заполучить, с того самого времени, как на тебя напали в Мендосино.

— Абсурд.

— Нисколько. Это ты так считаешь. Все каналы хотят знать исключительно твою точку зрения. Но я тебя на работу взяла не за твою точку зрения. Вот что я тебе скажу, Ройбен. Самое худшее, что с тобой может случиться, если ты попадешь на телевидение в твоем возрасте. Так что напиши мне статью в своем стиле, стиле Ройбена Голдинга, который уже стали узнавать. И не исчезай больше, как исчез этим утром.

И она ушла.

Так, хорошо, не полнолуние. Значит, то, что с ним произошло, никак не связано с фазами Луны. Значит, оно может случиться в любое время. Хоть сегодня ночью. Значит, старые легенды неверны. Почему же он здесь, словно в ловушке, вместо того, чтобы по крупицам собирать всю доступную информацию, отделять факты от выдумок во всем, что касается «оборотней»?

Вдруг пришло воспоминание. Воспоминание о том, как он скользил над крышами домов, как его ноги вибрировали, наполненные силой. Он поглядел в окно и увидел просвечивающий сквозь облака месяц. Первая четверть. Правда, глаза обычного человека этого бы точно не увидели.

Случится ли это снова, когда наступит темнота?

Как он прекрасен, этот полумесяц, повисший посреди множества мерцающих звезд. Ройбен будто снова ощутил полет, с вытянутыми вперед руками, ощутил, как с легкостью приземляется на кровли домов. Ощутил мощнейшее возбуждение. Но следом пришла ужасающая мысль.

Неужели это будет происходить каждую ночь?

Элси принесла очередную чашку кофе. Улыбнулась, помахала рукой и ушла.

Он глядел на множество людей вокруг, входящих в свои крохотные офисы с полупрозрачными стенами. Некоторые бросали на него взгляды, некоторые кивали, другие проходили мимо в молчании, погруженные в свои мысли. Он поглядел на стоящие в ряд мониторы вдоль дальней стены. Пустой школьный автобус, фото самой школы «Голденвуд». Плачущая женщина. Снова Лон Чейни, выглядящий, будто гигантский плюшевый медведь, ломящийся сквозь окутанный туманом лес, с торчащими волчьими ушами.

Ройбен крутанулся на вращающемся кресле, схватил телефон и набрал номер службы коронеров. Согласился подождать.

«Я ничего этого не хочу делать, — думал он. — Я не могу делать это. От меня все ускользает из-за того, что случилось со мной самим. Я не могу. Конечно, мне жаль мисс Ларсон, жаль, что она страдает из-за того, что ей никто не верит, но, черт, я спас ей жизнь! Я не обязан сидеть здесь и все это делать. В последнюю очередь стоило поручать это мне. Проблема в том, что вся эта работа не имеет смысла. По крайней мере для меня».

Но затем Ройбена охватило странное спокойствие. Одна из коллег, дружелюбная и общительная Пегги Флинн, принесла ему тарелку с печеньем. В ответ он сердечно улыбнулся, привычно. Но ничего не почувствовал, так, будто вовсе с ней не знаком, будто они не работают вместе, будто они вообще живут в разных мирах.

Так оно и есть. Они живут в разных мирах. Никто не живет в том мире, в котором теперь живет он. Никому не дано этого.

Кроме, разве что, того существа, которое напало на него в Мендосино. Он закрыл глаза. Ощутил клыки, впивающиеся в кожу головы, в лицо, ужасающую боль, когда в его плоть погрузились эти зубы.

А если бы он не убил того мужчину в переулке в Норт-Бич, стал бы тот таким же оборотнем, как Ройбен?! Он вздрогнул. Слава богу, он его убил. Эй, подожди-ка. Это что у тебя за молитва такая?

Он побледнел.

Кофе в чашке показался ему бензином, а печенье в тарелке — кусками штукатурки.

Ведь это необратимо, так? Это не вопрос выбора. По сути, у него не было ни малейшей возможности что-то контролировать.

Голос патологоанатома вырвал его из раздумий.

— Да, это было животное, совершенно точно. Мы нашли в слюне лизоцим. У людей в слюне такого не бывает. У людей в слюне много амилазы, которая начинает расщеплять углеводы прямо в процессе еды. У плотоядных зверей в слюне нет амилазы, зато много лизоцима, который убивает бактерии в пище. Поэтому собаки могут есть содержимое мусорных баков, или гниющие трупы, а мы не можем. Но, скажу я вам, что-то странное с этим зверем, кто бы он ни был. У него в слюне лизоцима больше, чем у любой собаки. А еще другие энзимы, которые мы не имеем возможности анализировать в наших условиях. Такие исследования длятся месяцами.

Нет, никаких волос, никакой шерсти, ничего такого. Они нашли какие-то волокна вроде бы, но потом оказалось, что проверять-то и нечего.

Когда Ройбен положил трубку, его сердце колотилось. Нет никакого сомнения, он стал чем-то иным, нежели человек. Опять возвращаемся к гормонам, не так ли? На большее его понимания пока не хватало.

Но его понимания вполне хватало на то, чтобы знать, что с наступлением темноты ему надо будет наглухо закрыться в своей комнате.

Была поздняя осень, почти зима, один из тех промозглых серых дней, когда не увидишь голубого неба, лишь мокрую завесу над всем Сан-Франциско.