Тест на отцовство - Янка Рам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина альфачей следует за нами. Периодически ловлю их в зеркало заднего вида. И паркуются они тоже недалеко от меня. Спасибо тебе за них, Чадов! Я чувствую себя человеком.
Медсестры в отделении зашиваются, я не могу найти, кому на полчасика пристроить Стёпу, чтобы сходить к пациенту. Нужен кто-то архи-ответственный.
Подхожу к нашей главной медсестре.
- Наталья Ивановна...
- Юленька, не могу! От него ж глаз не отвести, а у меня приемка лекарств, накладные...
- Так. Ладно.
Забрав папку с результатами анализов, за руку веду Степу с собой.
Поднимаюсь на этаж выше. В пролете прохожу мимо двери на пожарную лестницу.
Господи...
Лучше не вспоминать, что там на этой лестнице у нас с Чадовым было.
- А я тут утку поймал!
- Какую утку?
- Которую Чудо-Юдо лечить унес.
Символично. Я тут возможно тоже кое-кого поймала. И вот, веду сейчас за руку.
Свитер на груди Степы раздут спрятанной игрушкой. Наверное, той, что Чадов вчера ему вручил в коробочке.
Паркер, который не любит холод.
Только бы не встретиться с Чадовым!
А внутри всё ноет, заглушая голос разума - только бы увидеть... Мельком хотя бы... Прикоснуться взглядом! Чтобы он меня не заметил, а я на него посмотрела.
Разбередил душу...
Стукнув, захожу в ординаторскую нейрохирургии. Пусто...
Это Хасанов их гоняет, чтобы работали. У Роберта в ординаторской всегда тусуются врачи, чай-кофе, сплетни...
- Сейчас мы поиграем в одну игру, - Присаживаюсь перед Стёпой. - Ты сидишь так, как будто я тебя сюда приклеила. Хорошо?
- Чем? - с любопытством.
- Самым крутым и мощным клеем. Вот твои джинсы прилипли и нельзя их оторвать. Если ты не нарушишь правила игры, пока я не вернусь, то мы поедем с тобой в... - задумчиво поднимаю взгляд в потолок.
- В Мак! У нас в садике все ходили в Мак. А я нет.
Ой, гадость. Ну ладно. Один разочек, пока Роберта нет.
- Да! Мы поедем в Мак.
- Ура!!
- Но только, если ты не нарушишь правил игры.
- Не нарушу!
- Добрый день, - заходит Таисия.
- Привет! - поднимает глаза Стёпа.
Проходя мимо Стёпы, Таисия треплет его по волосам.
- И тебе привет, Степан Борисыч.
Давлюсь воздухом, в шоке распахивая глаза.
- Ой... Робертович, кажется, да? - исправляется она.
Часто и убедительно киваю, потеряв дар речи.
- Просто на Бориса Горыныча нашего очень похож, - машет она непринужденно рукой, наивно улыбаясь. - Вот и навеяло.
Они издеваются надо мной?!
Смотрю внимательно в глаза Таисии. Там все очень миролюбиво и добродушно.
- Шоколад можно тебе? Меня угостили хорошим... - достает коробочку.
- Немножко, - неровным голосом отвечаю я.
- Ты бабочку будешь, ракушку или гитару? - показывает ему отлитый в формочки шоколад.
- Гитару-гитару-гитару! - радостно прыгает на пятой точке Стёпа. - Я люблю гитару!
Забирает.
- И маме.
- Обязательно, - протягивает мне коробочку.
Беру себе бабочку.
- Спасибо!
Пациент - Бойко - в палате напротив. Мы идём к нему.
- Стёпа... - тихо напоминаю я. - В Маке очень много вкусных гадостей.
Хлопает в ладоши в предвкушении.
- А папе не скажем?
- Секретик... - киваю я.
Опрашиваю Бойко, изучая его анализы и эпикриз, клинический диагноз: основной, сопутствующий, осложнения... Уточняю всё у больного, переспрашиваю у него одно и то же. Сложно сконцентрироваться.
Одной половиной мозга, я все время со Стёпой. И постоянно смотрю в открытую дверь. Вдруг все-таки убежит?
Таисию вызывают куда-то, она отходит.
Неожиданно, из соседней палаты раздается хоровой женский визг! Истошный и отчаянный.
Я подскакиваю на ноги, выбегаю в коридор. Там, сталкиваясь, с Ириной Васильевной, старшей медсестрой отделения. Мы забегаем в соседнюю женскую палату.
Женщины разметались по углам, запрыгнув на кровати с ногами. Одна, выдергивает себе капельницу, глядя куда-то за дверь.
От адреналина кажется воздух загустел!
Повисает тишина...
В ней слышен какой-то монотонный тихий скрежет. Где-то сзади. Словно мышка…
Ирина переводит взгляд мне за спину, и я вижу, как его глаза увеличиваются от ужаса.
Громко втянув воздух, отскакиваю от двери, прячась за Ирину Васильевну.
За дверью мохнатый черный паук!
Огромный!
Скребётся в углу. Разворачивается и ползет в нашу сторону.
- А-а-а-а!
Палата взрывается новой какофонией визгов.
Мы с Ириной Васильевной участвуя в общей панике, отбегаем к дальней стене.
- В чем дело? - заглядывает Чадов.
На голове голубая цветастая бандана, в цвет синей униформе.
- Та-та-та-там! - дружно указываем мы все на паука, упершегося в ножку кровати и копошащегося в тени.
Борис озадаченно поднимает бровь, разглядывая эту мерзость.
И только после того, как он появился, я чувствую как приступ острой арахнофобии отступает. И... он же не настоящий! - вдруг замечаю я.
Чадов делает шаг к пауку, поднимает его.
- Спокойно, дамы, это игрушка.
Возмущенный гул.
- А Степаха где?.. - смотрит мне в глаза.
- А зачем тебе Стёпа? - лепечу я.
- Так это ж его, - взмахивает шевелящиеся пауком. - Я вчера дарил...
- Чадов!! - хватаюсь за горло. - Ты совсем с ума сошел?! Паук??
Оборачиваюсь к пациенткам.
- Извините нас, пожалуйста. Мы сейчас это унесем.
Стуча каблуками, выбегаю в коридор следом за Чадовым.
- Какое счастье, что Хасанов не видел этого ужаса! А если бы у кого-нибудь случился эпилептический припадок или сердечный приступ?! - шёпотом ору на Чадова. - Ты понимаешь, что делаешь?!
- Откуда я знал, что вы принесёте его сюда?
- Аа... То есть, если бы случился у меня дома, то нормально?!
У него такой взгляд, что кажется, сейчас я буду втрамбованна в стену и сладко изнасилованна. Я хорошо знаю этот взгляд...
Но слишком много посторонних глаз. Медсестры, пациенты выглядывают, пытаясь понять кто и почему кричал.
И взгляд его немного гаснет, он опускает его в пол.
- Степе отдашь? - протягивает.
- Эй! - отскакиваю подальше. - Не тыкай этим в меня.
- Ну ладно, посмотри, какой мягонький, - улыбается, протягивая опять на ладони.
Настороженно смотрю.
Паук и правда очень красиво сделан. Но в руки взять - нет, нет и нет! Стёпа расстроится, если не забрать... Он обожает пауков.
- Ладно... Сам ему верни, - стреляю страдающим взглядом на ординаторскую.
И захожу за Чадовым следом.
А Стёпы нет...
Там где я его посадила - его снятые джинсы. "Приклеены" к дивану, как договаривались. А его самого