История одного предателя - Б Николаевский

Члены этой последней вскоре после убийства Плеве собрались в Женеве. Подводили итоги, принимали дань преклонения за сделанное, готовились к дальнейшему. Здесь впервые им стало в подробностях известно о трениях в Центральном Комитете, - о желании некоторых членов последнего подчинить Боевую Организацию своему непосредственному и более строгому контролю, об оттенке критического отношения к ее личному составу, в особенности, к ее руководителю. Во многом теперь это была уже только история, - но история, которая сильно подействовала на настроение "боевиков". У них появились элементы раздражения против Центрального Комитета, - против тех, кто, участвуя сам только в "мирной" работе партии, осмеливается критически относиться к ним, на каждом {106} шагу рискующим своею жизнью. Азеф умело использовал благоприятную для него обстановку. Он передавал об отдельных, случайно сорвавшихся замечаниях, о неодобрительных отзывах отдельных лиц, - не останавливаясь и перед прямым вымыслом, - и тем усиливал, разжигал недовольство. Действовал он очень осторожно. Формально все время как бы стремился смягчить обстановку, уговаривал не придавать большого значения отдельным словам отдельных лиц, - но на деле, конечно, своими рассказами постоянно подливал масло в огонь. Своей цели он достиг. Чтобы пересечь самую возможность попыток контроля со стороны Центрального Комитета, Боевая Организация выработала свой устав, который делал ее совершенно независимой от партийных центров. Формально во главе Организации был поставлен особый комитет из трех человек: Азеф, Савинков и Швейцер. Но фактически решающая роль была предоставлена "члену-распорядителю", каковым был выбран Азеф. В его же распоряжении находилась и касса Боевой Организации, в которую теперь поступали многочисленные специальные пожертвования, по свидетельству Савинкова (это вообще единственное, что мы знаем о размерах этой кассы), исчислявшиеся многими десятками тысяч. Права контроля над этой кассой Центральный Комитет не имел; комитет Боевой Организации, обладавший этим правом, никогда о реализации его не подумал. Азеф распоряжался ею так, как он хотел. А Департамент в это время все еще держал его на "жалких" 500 рублях месячного жалованья и при этом задерживал выдачу денег, причитавшихся Азефу в возмещение расходов по поездкам, произведенным по "служебным делам"!

Это укрепление положения Азефа в Боевой Организации влекло за собою укрепление его положения в Центральном Комитете. В последний он вошел еще в 1903 г., - в качестве преемника Гершуни. Но положение его там было далеко не прочно. Если были люди, сомневавшиеся в его пригодности для руководства {107} Боевой Организацией, то еще большие сомнения существовали по вопросу об его пригодности для поста одного из членов руководящего общеполитического коллектива партии. Азеф не скрывал своего пренебрежительного отношения к вопросам теории и программы. Он подчеркнуто гордился тем, что не принадлежит к числу "теоретиков" и третировал разговоры на эти темы, как "пустую болтовню". К социализму он относился, по меньшей мере, скептически, - и не делал из этого секрета. "Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее", свидетельствует о нем Чернов. В беседе с Пешехоновым он высказывался еще откровеннее: "неужели вы верите в социализм? - удивленно спрашивал он. - Это нужно, конечно, для молодежи, для рабочих, но не для нас же с вами ..." И не только по вопросам программы он держался взглядов, столь мало согласуемых с программой той партии, в Центральный Комитет которой он входил. "В массы и в массовое движение, - пишет о нем Чернов, - как непосредственную революционную силу, он совершенно не верил; единственно реальной он признавал в данный момент борьбу за политическую свободу, а единственным действенным средством, которым располагает революция, - террор. Казалось иногда, что к работе пропаганды, агитации, организации масс он относится пренебрежительно, как к культурничеству, и "революцией" признает лишь борьбу с оружием в руках, ведомую немногочисленными кадрами конспиративной организации".

Свидетельства других современников звучат даже более определенно. Им не "кажется", - они совершенно точно утверждают, что именно в таком духе часто высказывался Азеф. Его называли "либералом с террором", - т. е. умеренным либералом по взглядам, которого только принятие террора, как метода борьбы против самодержавия, привело в ряды партии социалистов-революционеров. Он и сам этого не отрицал, и несколько позднее прямо говорил, что он вообще лишь "попутчик" партии, - что он уйдет из нее, {108} как только будет завоевана политическая свобода. В этих условиях странным приходится считать не то, что существовали люди, которые сомневались в пригодности Азефа для роли члена Центрального Комитета. Действительно странной, ненормальной была вообще возможность, самого появления его в составе этого учреждения.

Политический успех дела Плеве вызвал усиление террористических настроений в партии. Быстрым скачком выросло "влияние сторонников исключительного значения политического террора и преобладающего значения Боевой Организации с ее специфическими чертами заговорщичества", - говорит об этом времени С. Н. Слетов. На террор партия возлагала свои основные надежды. В террор бросала она свои лучшие силы. Вокруг террора она концентрировала главную агитацию. Это влияло и на очередные лозунги партии, и на направление ее практической деятельности. Массовая работа в известной мере отступала на задний план. Горячее сочувствие, с которым убийство Плеве было встречено умеренно-либеральными кругами, создавало, казалось, достаточно прочную базу для установления длительного соглашения с ними. И действительно, попытка такого соглашения между социалистами-революционерами и либералами вскоре была сделана, - на "конференции представителей оппозиционных и революционных организаций российского государства", которая состоялась в октябре 1904 г. в Париже. Этот шаг был логическим выводом из переоценки роли политического террора.

На этой почве в партии нарастали большие конфликты, в которых Азеф играл большую роль. Он говорил мало, но в своих немногословных репликах яснее других, проще и грубее формулировал точку зрения заговорщически-террористического крыла. Все другие делали оговорки, вводили ограничительные толкования, связывали новый курс с общими социалистическими посылками. Азеф всем этим не интересовался. "Либерал с террором" по взглядам, он и по {109} существу хотел, чтобы его партия стала на позицию приемлющего террор либерализма. И как это всегда бывает, последовательная четкость позиции придавала особый вес словам Азефа, привлекала к нему большее внимание. На глазах из технического руководителя Боевой Организации он перерастал и вождя-практика террористически-заговорщического крыла партии.

Главной опорой Азефа в партии, была, конечно, Боевая Организация. Он понимал это и делал все, чтобы точнее закрепить свое в ней положение. Ее работе он уделял больше всего внимания, на нее он тратил больше всего старания и сил. И его роль в жизни Боевой Организации была действительно огромна. Правда, им не было обнаружено ни выдающейся инициативы, ни необычайного по своей широте размаха. Легенда о том, что именно он создал те новые методы террористической борьбы, которые Боевая Организация применила в 1904-06 гг., только легенда. В гораздо большей мере, чем Азеф, действительную инициативу в деле поисков новых путей проявлял М. Р. Гоц, который тем больше думал над этими вопросами, чем меньше он сам по болезни мог принять непосредственное участие в террористической работе. Обычно именно он подавал новые идеи, - Азеф их уточнял, разрабатывал и проводил в жизнь. Но начальником генерального штаба Боевой Организации был именно Азеф, вся основная штабная работа лежала на нем, равно как и вся основная работа организационного характера. И в этих областях его роль была действительно очень большой, его влияние на жизнь Боевой Организации - определяющим.

Это влияние начиналось с момента подбора членов Организации. Прием в нее новых членов производил обычно сам Азеф, который цепко держался за эту свою функцию, - особенно в начале. К кандидатам он предъявлял большие требования, и отбор среди них производил очень строгий. Очень характерны приемы, к которым он при этом прибегал.

Его {110} предшественник на посту руководителя Боевой Организации, Гершуни, встречаясь с новым добровольцем, передавал ему частичку своего собственного увлечения террором. Неправильно было бы думать, что он сознательно стремился "завлекать" молодежь на путь террористической борьбы. Такого грубого утилитаризма в его поведении не было. Но даже независимо от своего желания, своими речами, своей собственной верой, всей сосредоточенной страстностью своей натуры, он разжигал во встречных жажду борьбы, пафос самопожертвования. Азеф, наоборот, прежде всего, пытался отговорить такого кандидата от этого его намерения, подчеркивал все трудности той работы, которая предстоит террористу, уговаривал идти не в террор, а заняться какой-либо другой формой партийной работы. Даже такие недоброжелательные к Азефу свидетели, как Слетов, говорят, что в подобные моменты Азеф проявлял себя человеком, "вполне по товарищески относящимся к людям."