Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Дана Арнаутова

— Если вы думаете…

— Я не договорил, — ровно сказал Алекс. — Перебивать собеседника — это не просто неучтиво, но еще и неразумно. Всегда дослушивайте до конца, тьена. И, возможно, какие-то вопросы задавать уже не понадобится, а ваш собеседник скажет больше, чем вы рассчитывали услышать. Итак, я предлагаю вам контракт. Прежде всего, о тех деньгах, что я заплатил вчера, речь больше не пойдет нигде и никогда. Считайте, что выиграли их в лотерею или получили в дар лично от Бригиты — мне все равно. Однако осенью вам придется заплатить за следующий семестр, потом еще за один, а получение собственного диплома обойдется в круглую сумму. Подарки преподавателям в знак уважения, сборы на экзамены и выпускной бал… Поверьте, все это дорого. Денег, насколько я понимаю, у вас нет. Возможности взять в долг — тоже, иначе вы не полезли бы ко мне за дублоном. Так как же вы собирались выкручиваться до того момента, как назло себе познакомились с дражайшим тьеном Оршезом? Той еще скотиной, между нами говоря. Кстати, он вас не беспокоил?

— Н-нет… Я собиралась работать.

Голос у девчонки снова дрогнул, и она поспешно отпила кофе.

— Хороший ответ, — тепло улыбнулся Алекс. — Я не издеваюсь, это действительно так. Но мы оба знаем, что из этого бы ничего не вышло. Столица нашего славного королевства — дорогой город. А бросить Университет, чтобы работать… С вашим умом, тьена Уинни, это преступление. Я предлагаю оплатить последний год вашей учебы: университет, квартиру и все расходы. Вдобавок, вы получите достаточную сумму, чтобы в этом году не надрываться, делая работы за богатых недорослей, а спокойно учиться и думать о собственной карьере. Возможно — я не обещаю, но для меня возможно многое — удастся что-то придумать с аспирантурой… Погодите, я еще не все сказал.

Алекс понимающе улыбнулся, глядя в окаменевшее лицо Маред. Только в глазах — умных красивых глазах — полыхало ледяное пламя. Девчонка стиснула зубы, выпрямившись, едва сдерживаясь, и Алекс расчетливо потянул паузу. А когда Маред дрогнула, уже открыв рот — продолжил:

— Как я уже говорил, мой юридический дом берет на практику способных студентов. Причем независимо от их происхождения, состояния и крови. Это не благотворительность, мне нужны талантливые сотрудники, способные оценить выпавший шанс и вцепиться в него зубами и когтями — фигурально выражаясь. Я один из двенадцати королевских стряпчих, и вы знаете, что это такое для репутации моего предприятия. Юридический дом «Корсар» входит в полдюжины лучших стряпчих контор королевства, хотя я начал меньше двадцати лет назад, а остальным пяти уже по паре веков, если не больше. И я предпочитаю сам воспитывать тех, кто будет со мной работать. Хотя некоторые уходят на вольные хлеба. С хорошей репутацией, налаженными связями и дружбой лэрда Монтроза, если смогли ее заслужить. Это нормально, не все хотят работать на другого человека, и лучше хороший друг, чем плохой работник. А моя дружба дорогого стоит… Что вы собирались делать после окончания Университета, тье Уинни?

— Работать…

— В нотариальной конторе, как отец? Здесь или дома? При всем уважении к вашему упорству, тьена, а я умею ценить упорство, вам не пробиться. Вам не простят, что вы небогаты, не имеете связей и, в конце концов, не мужчина. А носить начальнику кофе и переписывать бумаги — это не ваш уровень. Я вам не льщу, и лучшее тому доказательство — мое предложение. После года работы в «Корсаре» и с моими рекомендациями вас примут в любую солидную контору — и не девочкой при кофейнике, а настоящим работником.

Алекс прервался, поднес к губам чашку, покатал на языке пряную душистую горечь. Кофе он не любил, предпочитая чай, а вот сегодня заказал. От девочки тогда, в постели, пахло так же: горькой пряной сладостью с кофейным оттенком. Так пахло, что у него голову снесло, и неизвестно, каким чудом он смог остановиться… Нет, когда девчонка закричала — ясно. А вот потом, когда она просила… Опустив ресницы, Алекс рассматривал темную жидкость на дне чашки. Я ведь тебя не отпущу, девочка. Даже если сейчас взбрыкнешь, как норовистая и необъезженная кобылка, и уйдешь — все равно не отпущу. Разница только в условиях. Ну, давай, отказывайся.

— Что скажете, поинтересовался он вслух, опуская чашку на стол.

На тьену Маред жалко было смотреть. И в другое время Алекс бы ей непременно посочувствовал: за выданное в такой ситуации определение форс-мажора и отпаренные манжеты уродливой формы. И все она понимала, умная девочка, замечательная студентка. Понимала — и все-таки отчаянно хотела верить, что чудеса бывают. Что ей предложат мечту — и ничего не потребуют взамен.

— Хорошо…

Голос Маред сорвался. Она отпила кофе, как воды, облизнула губы и повторила:

— Хорошо… я поняла. И что взамен?

— Одно лето, — уронил Алекс. Помолчав, пояснил нарочито будничным тоном: — Сейчас начало юниуса. Если вы примете мое предложение, то проживете это лето у меня дома. Со всеми вытекающими последствиями, разумеется.

Маред молчала. Он, оценив это молчание, продолжил:

— Я не говорю, что это будет весело и приятно. Надеюсь, тьена, у вас нет романтичных представлениях о негодяях, непременно влюбляющихся в несчастных совращенных жертв. Впрочем, вы кажетесь разумной девушкой. Я не собираюсь в вас влюбляться или хотя бы жалеть. Но ничего невыносимого тоже не будет. У меня достаточно опыта, чтобы не причинить вреда в постельных играх, даже когда они далеко выходят за рамки общепринятого. И я не люблю собственно боль, мне больше нравится послушание. Так что от вас требуется только одно: слушаться и ублажать меня по первому требованию. Так, там и тогда, когда я захочу. Это будет обидно, противно и немного больно. Зато этим же летом я устрою вас к себе на работу, чтобы посмотреть, на что вы способны. Это будет та жизнь, о которой вы мечтали, когда писали десятки чужих дипломов. Прекрасное жалованье, уважительное отношение, перспективы продвижения по службе. Мне глубоко безразлично, юбку или штаны носят мои работники — я ценю ум и преданность. И если вы продержитесь рядом со мной лето, не сбежав, то станете обычным сотрудником, и я никогда не напомню вам о цене, которую вы заплатили.

Девчонка молчала. Тоскливо, безнадежно, вода пальцем по выжженным линиям на столешнице и смотря куда-то мимо Алекса невидящими глазами. Лицо ее на глазах осунулось, став совсем юным, под глазами еще сильнее проявились тени. Да, девочка, я сволочь и негодяй. Я исключительная сволочь. Если согласишься — пожалеешь. Не согласишься — пожалеешь тем более. Вывести бы тебя сейчас из этого темного прохладного зала, посадить в мобилер и прямо там, вжав в сиденье, зацеловать. До соли на губах — от крови, до соли на щеках — от слез. Чтоб дернуться не могла и не смела. Чтобы задыхалась, плакала беспомощно, а потом сама подставляла губы и смотрела пьяными глазами, как я тебе задираю юбку, стягиваю чулочки, опускаю сиденье… Что ж ты со мной творишь, девочка? Ох, лучше откажись.