Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс

– Уделишь мне пару минут? – возвращает мой лист Адам.

Чёрт! А я так надеялась, что разговора с ним можно будет избежать.

Глава 20. Ева

«Не он меня расстроил. Не он. А то, что с Кейт уехал Эван», – уговариваю я себя. И не разговора боюсь, а того, что чувствую рядом с ним. Того, что чёртова Анита заставила меня, если не поверить в его чувства, то засомневаться, что он на них неспособен.

– Адам, я… пойду, – оставшись с ним оди на один, боюсь я поднять на него глаза.

– Не уходи. Пожалуйста, – делает он шаг ко мне.

«Нет, если он ко мне сейчас прикоснётся, я не выстою. Пропаду, сгину, окажусь в той же выгребной яме, что сотни участниц этого шоу до меня», – тут же отступаю я. И он останавливается.

И я не плакса, нет. Но как же хочется плакать, глядя на его руки. На длинные красивые пальцы, которыми он поправляет бинт. На выпирающие костяшки. На светлые волоски, растущие по краям тыльных сторон его ладоней. На часы на широком ремешке, которые он пододвигает. И на густые мягкие русые волосы, что покрывают его предплечья.

Если чего из этого и нет у Эвана, то, пожалуй, только армейских часов. Но вот чего в Эване точно нет, так это тепла, что словно излучает Адам. Такого манящего родного тепла, каминного уюта, домашнего покоя, от которого мне так невыносимо хочется и плакать, и сбежать.

– Я понимаю, тебе, наверно, обидно, – вздыхает он.

– Нет. Вовсе нет, – рискуя пропасть окончательно, скользнув по обтянутой тканью футболки груди, поднимаю я взгляд до его ключиц.

Едва заметно подрагивает яремная ямка, отчитывая удары его сердца. Но прыгнувший вверх-вниз по шее кадык, заставляет меня снова опустить глаза на его руки.

Нет-нет-нет, там дальше упрямый гладко выбритый волевой подбородок, а потом губы. Тогда, сидя у него на коленях, я слишком хорошо успела их рассмотреть, чтобы сейчас не думать о них. Чтобы не видеть мысленно их ярко очерченный контур «бантиком». Ложбинку по центру верхней губы и её заострённые края. Чтобы не помнить их мягкость и настойчивость. Их припухлость и вкус виски. А ещё разочарование, что постигло меня, когда, желая осознанно сравнить кто же из них целуется лучше, я надеялась совсем на другой результат, но у меня подкашивались колени от сокрушающего напора Эвана, и думала я в тот момент именно об Эване. И я хотела, да, хотела предложить им обоим одно и то же: «Пусть ты будешь первым». Но после того поцелуя в утреннем тумане поняла, что не сделаю этого.

Потому что никогда не смогу выбрать. Потому что каждый из них безумен и безумно хорош по-своему. Потому что рядом с Эваном я мечтала об Эване. А рядом с Адамом…

– Ева, посмотри на меня, – звучит его голос мягко, завораживающе.

«Прямо чёртов эксгибиционист!» – усмехаюсь я, но глаза всё же поднимаю.

– Прости, – едва слышно выдыхает он, а потом наши взгляды встречаются.

Но я слишком слаба, чтобы его выдержать. И я смотрю куда угодно: изучаю переносицу, сравниваю брови, замечаю складочки морщин на его лбу и вижу едва заметный волосок на щеке, что он пропустил, когда брился.

– Тебе не за что извиняться, – обращаюсь я к этому одинокому волоску. – Это шоу. А я просто участница. Одна из многих. Да, со мной произошла накладка: я поняла, что вас двое. Бывает. Но меня даже не нужно просить молчать. Клянусь, никто не узнает про ваш секрет, – всё же заглядываю я в бездонную бирюзовую глубину его глаз с причудливым узором золотистых прожилок. Словно море в свете солнца у берега, где сквозь толщу воды видно мерцающие блики на песке. Даже глаза у него тёплые. – Я буду следовать правилам, Адам. Всё, как указано в контракте, словно ничего не произошло.

– И я должен бы это у тебя попросить, но не буду, – прикрывает он на секунду глаза, взмахнув густыми изогнутыми ресницами. – А знаешь почему?

«Ну давай, добей меня! Скажи что-нибудь разумвыносящее. Убеди, что я такая одна. Что ты ослеплён, сражён наповал, влюблён, в конце концов. Ну ты знаешь, что тебе делать: бла-бла-бла. Ты же мастер», – не знаю иронизирую я или умоляю его. Но, кажется, сейчас я готова поверить любой лжи.

– Почему? – хватает мне силы встретить его взгляд, больной, но упрямый.

– Нет. Не могу. Не сейчас. Сейчас ты мне всё равно не поверишь, – качает он головой, словно убеждая в этом самого себя.

– А я могу. Попросить, – и сама удивляюсь своей стойкости. – Если ты мне позволишь. Можно?

– Конечно, – изумлённо взлетают его брови.

– Адам, пожалуйста, пусть всё остаётся как есть. В рамках шоу. Не ищи со мной встреч в тёмных коридорах, не подкарауливай в госпитале, не выделяй. Не… – качаю я головой, – своди меня с ума. Пусть всё идёт как идёт.

– Но почему? – хмурится он.

– Потому что я уеду, а ты останешься. Потому что шоу должно продолжаться… – выдыхаю я. Уж и не думала, что мне так сложно будет сказать эти простые слова.

– Ева, – обжигает мой висок его дыхание. И силы, что удерживают его от того, чтобы ко мне прикоснуться, наверно, равны тем, что заставляют меня удержаться от того, чтобы его обнять. Меня тянет к нему как Луну к Земле. Но сила этого притяжения куда сильнее той, что удерживает единственный спутник Земли на её орбите.

Я хочу его. Но не так как Эвана. Я больна им. Отравлена. Контужена. Пожалуйста, лучше бросьте меня в аквариум к чёртовым ядовитым ежам, это легче, чем ощущать его так близко, но знать, что он принадлежит всем.

– Ева. Моя… Ева, – шепчет он, закрыв глаза. И всё же прижимается губами к виску.

– Твоя… девятнадцатая Ева, Адам, – остужаю я его, заставляя отпрянуть. – Можешь даже звать меня просто Девятнадцатая.

– А если всё не так? – приподнимает он моё лицо за подбородок. – Если ты та самая? Единственная. Первая.

– Да хоть двадцатая. Не важно, – упрямо качаю я головой. – Это – игра. И пусть она будет по правилам. Хорошо?

– Да, – кивает он и вдруг улыбается, но словно чему-то своему. – Она будет по правилам. Не смею тебя больше задерживать.

Я киваю. И он даже лично открывает мне дверь кабинета, чтобы проводить. Я даже почти выхожу.

Только меня останавливают его руки. И его губы, что, лаская, касаются моих. И не он, я впиваюсь в них с таким напором, что мне позавидовали бы все водонапорные башни мира.

Дверь с силой захлопывается. Он прижимает меня к ней спиной. Но мне и этого мало.

Подчиняясь его рукам, что приподнимают меня за бёдра, я обхватываю его ногами.

Подчиняясь его притяжению, которому я больше не в силах сопротивляться, я обнимаю его за шею.

Подчиняясь его губам, из моей груди вырывается не вздох, стон.

«Кажется, я люблю тебя, Адам. А значит, я не единственная. Я как все. Потому что безнадёжно, безумно, отчаянно, безрассудно тебя люблю».

– Прости, – шепчет он, вдавливая меня в свою ширинку.

И я чувствую, как толчками сокращается, дёргается его плоть, когда он стонет, уткнувшись в мою шею.

– Думай что хочешь, но я не отдам тебя никому. Никогда. Ни за что, – тяжело дышит он.

И я, кажется, только что испытала свой первый в жизни настоящий оргазм. Нет, не из-за его подрагивающего за несколькими слоями ткани в моей промежности члена. Из-за его слов.

– Не торопись с громкими заявлениями, – разрываю я его благодарный, затяжной, самозабвенный поцелуй.

– Каким бы плохим я тебе ни казался. Дай мне шанс, – ставит он меня на пол и прижимая всем телом к стене, упирается лбом в дверь.

– Разве не за этим я здесь? – одёргиваю я платье, слегка отодвигая его от себя.

– Я не знаю зачем ты здесь, – скользит по моей щеке большим пальцем. – Но точно знаю, что умру без тебя.

Он целует палец, что только что касался моего лица, не сводя с меня глаз. А потом скрестив руки на груди, обнимает себя, словно ему холодно, и отступает, позволив мне открыть дверь.

– Всё будет строго по правилам, Ева, – улыбается он, провожая меня глазами. – Я обещаю.

«Если бы только я могла пообещать тебе то же самое, Адам», – прижимаюсь я затылком к двери, за которой он остался.