Последний командарм. Судьба дважды Героя Советского Союза маршала Кирилла Семёновича Москаленко в рассказах, документах, книгах, воспоминаниях и письмах - Николай Владимирович Переяслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Обдумав всё, – продолжает далее Москаленко, – я подошёл к аппарату ВЧ и попросил соединить меня с Верховным Главнокомандующим. Вместе со мной подошли К. В. Крайнюков (дивизионный комиссар) и И. С. Грушецкий (бригадный комиссар). Я ожидал, что сначала ответит кто-нибудь из его приёмной. Придётся доказывать необходимость этого разговора, а тем временем можно будет окончательно собраться с мыслями для доклада. Но в трубке вдруг послышалось:
– У аппарата Васильев.
Мне было известно, что "Васильев" – это псевдоним Верховного Главнокомандующего. Кроме того, разговаривать со Сталиным по телефону мне уже приходилось, да и узнать его спокойный глуховатый голос с характерными интонациями было не трудно. Волнуясь, я назвал себя, поздоровался. Сталин ответил на приветствие, сказал:
– Слушаю вас, товарищ Москаленко.
Крайнюков и Грушецкий, тоже взволнованные, быстро положили передо мной оперативную карту обстановки на Воронежском фронте. Она была мне хорошо знакома, и я тут же изложил необходимость активных действий 40-й армии с целью разгрома вражеской группировки и освобождения участка железной дороги, так необходимого для снабжения войск при наступлении Воронежского и Юго-Западного фронтов на Харьков и Донбасс.
Сталин слушал, не перебивая, не задавая вопросов. Потом произнёс:
– Ваше предложение понял. Ответа ждите через два часа.
И, не прощаясь, положил трубку.
В ожидании ответа мы втроем ещё раз тщательно обсудили обстановку и окончательно пришли к выводу что предложение об активизации в ближайшем будущем действий 40-й армии является вполне обоснованным. Это подтверждалось уже тем вниманием, с каким отнёсся к нему Верховный Главнокомандующий. Однако, какое он примет решение, – этого мы, естественно, не знали. Одно было ясно: сейчас, в эти минуты, предложение всесторонне взвешивается в Ставке, и нужно терпеливо ждать ответа.
Ровно через два часа – звонок из Москвы. Беру трубку:
– У аппарата Москаленко.
Слышу тот же голос:
– Говорит Васильев. Вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Проведение операции разрешается. Для осуществления операции Ставка усиливает 40-ю армию тремя стрелковыми дивизиями, двумя стрелковыми бригадами, одной артиллерийской дивизией, одной зенитной артиллерийской дивизией, тремя танковыми бригадами, двумя-тремя гвардейскими миномётными полками, а позднее получите танковый корпус. Достаточно вам этих сил для успешного проведения операции?
– Выделяемых сил хватит, товарищ Верховный Главнокомандующий, – отвечаю я. – Благодарю за усиление армии столь значительным количеством войск. Ваше доверие оправдаем.
– Желаю успеха, – говорит на прощанье Сталин.
Кладу трубку и, повернувшись к Крайнюкову и Грушецкому, определяю по их радостно возбуждённому виду, что они поняли главное: предложение одобрено Ставкой. Подтверждаю это и сообщаю им всё, что услышал от Верховного Главнокомандующего. Добавляю:
– Скоро и 40-я армия от обороны четырьмя ослабленными стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой перейдёт к активным действиям в усиленном составе.
Новость производит на всех нас большое впечатление. Крайнюков и Грушецкий встречают её восторженно. И мне становится ещё радостнее от мысли, что этот необычайный день так тесно сблизил нас троих…»
Изложенные выше переговоры с Верховным Главнокомандующим происходили 23 ноября, а несколько дней спустя по его поручению на командный пункт 40-й армии прибыл генерал армии Георгий Константинович Жуков. «Для меня, – пишет Москаленко, – это было подтверждением того, что Ставка не только заинтересовалась возможностями проведения наступательной операции на нашем участке, но и придавала ей важное значение.
К моему удивлению, Георгий Константинович был настроен несколько скептически. Не возражая против самой идеи проектируемого наступления, он, однако, считал, что при его осуществлении встретятся чрезвычайно большие трудности.
– Далась тебе эта наступательная операция, – говорил он, хмуро глядя на карту, разложенную перед ним. – Не знаешь разве, что перед тобой крупные силы противника, глубоко эшелонированная оборона с развитой системой инженерных сооружений и заграждений?
– Трудности, конечно, встретятся немалые, – отвечал я, – но всё же вражескую оборону прорвём, противника разобьём…»
Однако, анализируя затеянную Кириллом Семёновичем операцию, нельзя не отметить, что ему при этом пришлось совершить ряд некоторых рискованных действий, проведённых им вопреки выпущенному руководством фронта указу, требовавшему провести за несколько дней до начала наступления серьёзную разведку боем, которую он считал на участке своей армии абсолютно не нужной и даже опасной.
«Я вполне понимал его обоснованность, – писал Кирилл Семёнович. – В то же время было ясно, что оно касается тех участков, где передний край обороны противника не вскрыт, следовательно, это распоряжение не могло распространяться на полосу предстоящего прорыва 40-й армии, так как здесь передний край вражеской обороны был нами тщательно изучен. Мы знали организационную структуру каждой пехотной дивизии, её вооружение, боевой и численный состав, места расположения командных и наблюдательных пунктов дивизий, полков и батальонов, расположение огневых позиций артиллерии и миномётов.
Нам были известны даже фамилии командиров частей и соединений.
Но сколько я ни доказывал это командующему фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову и его штабу ничего не помогло. Разговор был короткий:
– Выполняйте распоряжение.
Пришлось, разумеется, выполнять. Но я решил сделать это так, чтобы враг, если даже он разгадает наши планы, не успел подтянуть резервы».
Из всего этого получается, что, не сумев убедить командующего фронтом генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова в нецелесообразности проведения активных разведок на участке расположения 40-й армии (где передний край вражеской обороны был тщательно изучен, структура каждой пехотной дивизии, её вооружение, боевой и численный состав выявлены, места расположения командных и наблюдательных пунктов, а также точки нахождения огневых позиций артиллерии и миномётов разведаны, и даже фамилии командиров частей и соединений известны], К. С. Москаленко решил сделать вид, что он подчиняется приказу, тогда как на деле организовал всё так, как считал сделать нужным он сам.
«Поскольку наступление главных сил намечалось на 14 января, – пишет Кирилл Семёнович в своих воспоминаниях, – значит, разведку боем силами передовых батальонов нужно было провести 12-го. И вот, не посвящая командующего и штаб фронта в свои намерения, я распорядился – конечно, устно: к 12 января произвести смену войск на плацдарме, с тем, чтобы дивизии первого эшелона заняли исходные районы для наступления; главным же силам быть готовыми в случае успешного продвижения передовых батальонов немедленно перейти в наступление.
Решение несколько рискованное, согласен. Ведь противник мог случайно обнаружить появление у нас на переднем крае новых дивизий. Однако этот риск не шёл ни в какое сравнение с серьёзной угрозой,
