Офицер особого назначения - Николай Стариков

— Чего же вы хотите, — успокаивал Сергей Ивана и Романа,

— чтобы в нашей работе с первого выхода все получилось? Так и в обыденной жизни не бывает, а тут война! Женщины видят в нас просто мужчин, шляющихся по рынку. Это о таких говорят: «Им всем одного и того же надо».

— Мужчины в основном инвалиды да старики, — вздыхая, с сожалением говорил Иван, — тоже не ахти как идут на контакт. Шутки и прибаутки их не трогают. Женщины, те еще могут улыбнуться, а эти все как один сумеречные. Придется научиться курить или иметь в кармане папиросы. Какой-никакой, а предлог для первого контакта. Надо просить начальство, чтобы нам курева прислали, будем торговать папиросами поштучно, махоркой на закрутку. Товар ходовой, авторитетный у мужиков и пацанов. Никто не откажется от угощения. Сам собою начнется разговор о том, о другом.

— Для женщин духов или одеколона надо раздобыть, — улыбнулся Роман. — Спрашивают часто, чем торгую, нет ли духов, пудры, румян. Говорят, женщины, прежде чем бежать на пожар, начинают приводить себя в порядок: пудриться; духариться.

— Тут ты приврал, — не согласился Иван, — приписываешь лишку женщинам. А вот то, что стремление приукрасить себя у них сильнее страха, это факт.

Не реагируя на возражение Ивана, Роман продолжил высказанную мысль:

— Особенно молодые ждут этих самых духов. Если скажешь, скоро будут, глаза у них становятся жизнерадостными.

Иван торговался с бойкой темноглазой симпатичной женщиной. Просил продать подешевле пачку папирос «Беломорканал». Ни в какую! Женщина уступать не желала, но чувствовалось, потерять потенциального покупателя тоже не хотела. Не стоят папиросы тридцати рублей, — убеждал он улыбающуюся продавщицу. — Дам любую половину, а друг мой, заядлый курильщик, подарит тебе еще хорошую улыбку.

— А ты не умеешь улыбаться?

— Улыбка у меня несимпатичная. Еще цену набавишь, а мне купить надо обязательно.

— По виду ты некурящий. Зачем тебе срочно понадобились папиросы?

— Подарю несколько штук своему другу, остальными начну торговать поштучно. По рублику за папироску.

— Если купишь за двадцать, тогда у тебя будет навар целых пять рублей, — показала женщина растопыренную пятерню.

Сошлись на восемнадцати рублях и обещанной улыбке друга.

Иван улыбнулся, представив Романа в этой роли.

— А говоришь, улыбка у тебя несимпатичная, — заметила женщина, — напротив, даже приятная.

Иван не успел ответить. Ему вдруг бросились в глаза желтые крупные, прямо-таки лошадиные зубы полнотелого мужчины. Тот шел не спеша вдоль прилавка с продовольственными товарами. Нет-нет, да и улыбнется, тогда его желтые зубы высвечивались на темном, как от загара, узком лице. Вихрем пронеслись мысли: «Где видел человека, когда слышал о желтозубом?»

Сергей в это время приценивался к немецким солдатским сапогам с металлическими подковами и такими же шипами на толстой подошве.

— Сносу им не будет, — убежденно говорила хозяйка сапог, щупленькая, невзрачная женщина, деловито постукивая сгибом указательного пальца по массивному каблуку. — Долго будешь вспоминать хорошими словами!

Передвигаясь в различных направлениях, Сергей изредка посматривал в сторону хозяйства Кирпича, не надеясь увидеть там сигнала об изменении обстановки.

Глянул на заветный столбик и не поверил своим глазам. Еще раз взглянул: завязанная узелком веревка красовалась на условленном месте. Сомнения отпали: что-то произошло.

Возле хозяйства Кирпича стоял Иван, с сосредоточенным видом перебирая, раскручивая и закручивая болты с гайками различного калибра. Подождав, пока от прилавка отойдет сгорбившаяся бабуля, с интересом наблюдавшая за манипуляциями молодого мужика, Иван рассказал командиру о желтозубом гражданине.

— Не тот ли фельдфебель прогуливается в Белых Журавлях, о котором поведала Таисия Ивановна Бирюкова, когда мы ночевали у нее в Севске? По описанию похож!

— Тот по-русски не говорил ни слова, а этот переговаривался с продавцами, — отозвался Иван.

— Но во сне тот выкрикивал украинские слова. У настоящего немца такого случиться не могло. Ты вот что, — обратился Ланцов к Ивану, — возьми в помощь Романа, издали понаблюдайте за Желтозубым (будем его так называть). Надо выяснить, когда он появляется на рынке, что покупает, куда ходит, с кем встречается.

— Не лучше ли обратиться в СМЕРШ? Возможно, там имеют информацию об этом человеке.

— А что я им скажу? Видели желтозубого человека? Ну и что? Осмеют, да и только. К тому же перепрыгивать через голову капитана Кавригина тоже нельзя. Это его компетенция — непосредственно поддерживать связь со СМЕРШ. Пока мы не получим о нем первичную информацию как о потенциальном противнике, никаких докладов или просьб о помощи от нас не примут. Во всем нам придется разбираться самим.

Вечерний доклад руководителю группы о результатах наблюдения разочаровал. Оба оперативника Желтозубого в течение дня обнаружить не смогли. Пока разыскался Роман, договаривались, как лучше выполнять задачу, тот словно сквозь землю провалился. Расспросить бы у кого, да нет таких знакомых. У чужих нельзя, сразу насторожатся. Оставалось одно — уповать на бога и терпеливо ожидать нового появления Желтозубого на рынке, возле продовольственных рядов.

На следующее утро Иван курсировал со своим товаром невдалеке от того места, где накануне увидел Желтозубого. Начинался ясный солнечный день, видимость хорошая, настроение тоже. Здесь он вновь встретил продавщицу «Беломорканала». С грустным видом ходила та, держа в руке нераспечатанную пачку. Уже как знакомые поделились успехами торговли: у одного не куплено ни единой папиросы, к другой тоже еще никто не подходил поторговаться. С общего согласия решили ходить по рынку вместе, одновременно предлагая папиросы поштучно и пачкой.

— Тебя как зовут-то? — спросил Иван у коллеги по торговле.

— Женя, — ответила женщина. Ее лицо, не потерявшее привлекательности, было озабоченным и не выражало каких-либо эмоций по поводу знакомства.

— Ты, Женя, местная или прибыла откуда?

— Отселили нас от линии фронта. Документы и то, что могла унести, — это все, что у меня осталось. Подворье всего в двух десятках километров отсюда, а не добраться, не посмотреть. Не разрешается. Даже не знаю, цело ли?

Миловидное лицо женщины покрылось тенью грусти.

— На месте! Куда оно денется! — убежденно сказал Иван. — При возведении оборонительных сооружений хозяйственные постройки не трогаются, а приспосабливаются под склады, посты наблюдения.

— Говорят, немцы скоро вновь начнут наступление на Сталинград. Сил они для этого накопили достаточно.

Озабоченное лицо Жени выражало неподдельную тревогу. Ее черные тонкие брови сошлись возле переносицы.

— Вспомнить страшно, что здесь творилось при немцах. Виселицы стояли.

— Кто тебе говорил о наступлении? Положение на фронте теперь совершенно иное, чем в прошлом году. Сталинград немцам икнется еще не раз. Им о Берлине пора подумать.

— Одна знакомая говорила мне о скором возвращении немцев, Лизкой ее зовут. Отступать не собирается. Говорит, тут проживает не хуже.

— Она тоже папиросами торгует?

— Нет. Она в продовольственном ряду. У нее свиная тушенка. А папиросы она мне дает по одной пачке в день. Обязательно должна перед нею отчитаться вечером.

— Где же она все это берет?

— Об этом спрашивать не принято. Но однажды Лизка мне похвалилась, будто есть у нее знакомый старшина. Иногда наведывается.

«Стоп! — мысленно остановил себя Иван. — Майор Крючков не советовал задавать много вопросов во время знакомства».

— Да ладно! Черт с ними, — сказал он, — дает Лизка папирос понемногу, на том спасибо. Мне тоже, выходит, польза. Много будет давать, еще больше потребует отчетов.

Женщине трудно остановиться на полуслове, на недомолвке. Пока не выговорится, не уточнит все подробности разговора, не утвердит своего мнения по затронутому вопросу, не уймется.

Теперь Жене непременно захотелось высказаться. Лизка все-таки донимала ее своими возможностями.

— Она чувствует себя хорошо, — говорила женщина с завистью о своей подруге, — готовое принесут и отчета за продажу и недоимку не потребуют. А сама отнимает у меня всю выручку, до копейки. Считает что-то, подсчитывает, потом возвращает мне, по ее мнению, заработанное.

Лизка продает тушенку не каждому, а лишь тому, кто больше заплатит. Это всегда какие-то приезжие. Платят столько, сколько нашим местным покупателям не по карману. Лизка выносит на продажу только две банки, это чтобы милиция не привязалась с вопросом, откуда. Покупатели бывают разные, но чаще приходит один и берет обе банки. Продавщица после этого покрутится, покрутится, затем уходит домой и ждет своего старшину. Перерывы у нее в торговле два-три дня, а то и больше. Мне же приходится мытариться по рынку ежедневно.