Крымский роман - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лифт остановился.
Антон побежал по коридору, таща, как на буксире, за собой Наталью.
Дверь! Электронный замок! Карточка!
И все! Все!!
Весь мир остался за дверью.
Они даже не кинулись, не шагнули друг к другу – они сразу слились в одно целое, с полушага, с полувздоха, безумно целуясь, срывая мешающую одежду…
Какая кровать! Они не дошли до кровати.
Потом он обязательно будет нежным, и рассмотрит ее всю, и расцелует, и будет долго, томительно гладить, ласкать.
И скажет ей все самые лучшие, самые главные слова.
Но это потом…
Она висела на нем, обхватив руками и ногами, и Ринков не отпускал ее ни на секунду.
И было совершенно непонятно, как они умудрились-таки раздеться – просто одежда мешала быть еще ближе, еще теснее, сливаясь в одно целое!
В один миг они оказались на полу.
Они смотрели друг другу в глаза, не прерывая эту нить ни на мгновение.
И он точно знал, что сейчас умрет, вот прямо сейчас!
И умер.
Но вместе с ней, так и не прервав нить взгляда.
И они оказались там, где бывают все, кто умирает от любви, и познали что-то, не относящееся к Земле.
Вдвоем. Вместе.
Не прерывая взгляда!
И вместе возвращались оттуда…
– Мы хоть живы? – чужим, охрипшим голосом спросила Наталья.
– Пока нет! – с трудом ответил ей Антон.
Оторвал голову от ковра, в который упирался лбом, и посмотрел на Наталью.
Глаза у нее были золотисто-карие, все еще потусторонние…
Он еще раньше подметил, что глаза у нее зеленые, с золотисто-карими крапинками вокруг зрачка. Когда она возбуждена или, как сейчас, вся еще неостывшая от любви и страсти, они становятся золотисто-карими, а когда злится – зелеными!
Красота!
– Я обещал, что первый раз будет в кровати, а мы до нее так и не добрались! – прошептал Ринков.
Он не мог двигаться, как будто каждая мышца, каждая даже самая маленькая косточка в нем растаяли от счастья…
Удивительно, как он мог еще говорить!
– Ты обещал, что первый раз будет ночь в кровати. Надеюсь, к утру мы до нее доберемся! – усмехнулась она.
– Мы доберемся до нее прямо сейчас, как только я смогу пошевелиться. Тебе тяжело? Я ведь довольно тяжелый…
– Мне весело!
– Что тебя так развеселило? – Он понемногу приходил в себя.
– Ринков, ты такой важный, такой спецназовец, полковник, орел! А не можешь встать…
– Девушка, вы ошибаетесь! – легко поднялся Ринков, взял Наталью на руки и перенес на кровать. Потом вытащил из-под нее покрывало, вместе с одеялом, запрыгнул к ней и укрыл их обоих. Обнял ее и прижал к себе.
– Я мечтал об этом с того момента, как мы столкнулись в тамбуре, и все думал, как это у нас будет. Но я и предположить не мог, что может быть так, как у нас получилось!
Наталья лежала на боку, прижимаясь к Антону, – голова у него на плече, рука – на груди.
– Так, как у нас получилось, могло получиться только у нас. Я тоже не знала, что так бывает. И не знала, что можно так целоваться – просто отключаешься, улетаешь куда-то… всегда уверена была, что это только в книгах так пишут…
– Надо освежить впечатления! – Он перевернул ее. – Как мы там целуемся?!
И принялся целовать, начиная с макушки, постепенно спускаясь: лоб, нос, веки, губы, подбородок. Когда он дошел до груди, поднял голову и прокомментировал:
– Этот вид поцелуев мы еще не освоили!
Они целовали друг друга, гладили, изучали, что-то шептали, а потом заспешили, словно могли опоздать.
И опять повторилось волшебство!
И глаза в глаза, и быстрее, быстрее!
И маленькая смерть… Вдвоем.
И возвращение оттуда. Вдвоем.
И так это было пронзительно и остро, что невозможно было перенести…
Наталья тихо плакала от того, что ее переполняло: незнакомые чувства, эмоции, красота и острота, которые они переживали – и до, и во время, и сейчас, после…
Они лежали на боку, лицами друг к другу. Антон прижимал ее к себе и чувствовал ее всю, успокаивающе гладил своими сильными руками, словно баюкал.
Он понимал и принимал эти ее тихие слезы и чувствовал то, что ее переполняет, и тихонько ее покачивал.
– Ну тихо, Наточка, не плачь! – успокаивал он ее и целовал заплаканные щеки.
– Это так, так… – пыталась пояснить она то, что не поддается объяснению.
– Я знаю, знаю! – шептал Ринков.
Он гладил ее, целовал, укачивал, помогая отпустить высоту переживаемого ими обоими момента, и, отпуская, сам чувствовал светлую радость.
Ната постепенно успокоилась и заснула.
Антон держал ее в объятиях – и так ему было спокойно, он себя чувствовал так умиротворенно. Так правильно! И телами они совпадали, укладываясь идеально друг в друга, идеально совпадая во всех изгибах и впадинках…
«Где же тебя носило всю мою жизнь, девочка? Почему ты раньше-то не нашлась? Сколько лет я прожил, не заполненных жизнью с тобой! Ладно, Ринков, ты же знаешь: всему свое время!»
Он обнимал ее, спящую, и такой покой спустился на него, что опять, в который раз за вечер, защемило сердце.
Наверное, от счастья.
В тишине грянул гимн России.
Ринков посмотрел на часы: всего полдвенадцатого, и удивился – ему казалось, прошло много времени, и обрадовался: вся ночь впереди!
Аккуратно, чтобы не разбудить Наталью, он выбрался из постели, взял телефон, посмотрел на определитель – звонил Мишка.
– Привет, командир, – бодрым голосом поздоровался Дуб. – Помощь квалифицированного специалиста не нужна?
Антон посмотрел на спящую Наталью.
Она свернулась калачиком, отставив в сторону одну ногу, одеяло сползло и прикрывало часть попки и грудь. Наташа была такая хорошенькая! После любви и слез лицо было по-детски припухшим и умиротворенным.
И Антон принял мгновенное решение:
– Нужна. Давай, Дуб, приезжай. Некогда мне этим контрактом заниматься. Совсем!
– Что, влюбился, женился? Или совсем дела хреновые? – все еще балагурил Дуб.
– Первое.
Теперь помолчал Михаил. Уж настолько хорошо он знал командира родного, что по интонации сразу понял, что тот не шутит.
– Вот не слушаешь ты советов боевого товарища! – проворчал Дуб. – Я же предупреждал: не влюбись! – И уже другим, деловым тоном спросил: – Когда я тебе нужен?
– Вчера! Ты самолетом лети, нет времени на поезда. Займешься контрактом, примешь все полагающиеся «московскому гостю» почести на себя. Опять-таки – море, солнце, девочки, позагораешь. А я со своими делами пока разберусь.
– Перед вылетом перезвоню, – четко отрапортовал Михаил и спросил: – Ты как там выгребать собираешься?
