Почтовые открытки - Энни Пру

– Какой-то моряк входил, имени я не знаю, на что оно мне. И сразу вышел через другую дверь. Люди часто срезают тут дорогу. Я повесил табличку «Выхода нет», но толку никакого. Они все равно шастают. Мне это уже осточертело. Как будто шоссе проходит прямо через мое кафе, только никто ничего не покупает. Сегодня же заколочу проклятую дверь.

Лоял посмотрел в окно. Индеец продолжал сидеть в машине. Лоял решил избавиться от него при первой же возможности.

– Вот так подвозишь человека, а он сваливает, не сказав ни слова. Какого черта? Дайте мне два сэндвича. Один с ветчиной, один с тунцом.

– С тунцом нет. Есть с куриным салатом.

– Ладно. Дайте один такой, один другой. И два куска пирога. «Доктор Пеппер» есть?

Он накормит индейца, а потом избавится от него. Тогда тот на него не обидится.

Тощий вытер руки о фартук и медленно положил бутерброды в белый пакет. Куски пирога завернул в вощеную бумагу. Потом звякнул своим старым разукрашенным кассовым аппаратом, который, как подумалось Лоялу, стоял там со времен Вудро Вильсона.

– За все доллар семьдесят.

Лоял сунул руку за деньгами в правый карман брюк и в этот момент понял, почему слинял матрос Уиннер.

– Сукин сын стибрил мои деньги. Ограбил меня, черт его подери!

Тощий вынул из пакета завернутые куски пирога, сэндвичи и, не глядя на Лояла, пожал плечами.

Индеец по-прежнему сидел на заднем сиденье, опустив голову, поглощенный чтением.

Выйдя на тротуар, Лоял несколько раз обшарил все карманы в поисках толстого рулона денег – более шестисот долларов, скопленных им за зиму, весь его запас для начала новой жизни, все его дорожные деньги. Но их не было. Он сел в машину и откинулся на спинку кресла. Индеец поднял голову.

– Знаете, что он сделал? Этот матрос. Обчистил мои карманы. Сбежал со всеми моими деньгами. Должно быть, вытащил их сразу после того, как я расплатился за бензин. За эти деньги я горбатился на вонючей фабрике всю зиму.

После минутной паузы индеец сказал:

– Никогда не держите в кармане больше пятерки. Никогда не храните все деньги в одном месте.

– Ну, не такой уж я дурак. Он не все забрал. У меня в ботинке есть еще сотня, но все остальное он украл. Я мог бы год прожить на то, что он унес. – Подняв голову, он посмотрел вдоль улицы в том направлении, куда, по словам индейца, свалил Уиннер. – Во всяком случае, я знаю, где его искать. Он сказал, что едет домой, в маленькое местечко рядом с Ваденой, Лиф-Фоллс. Там живет его жена.

– Вы имеете в виду Лиф-Ривер, – уточнил индеец. – Но он не оттуда. Разве вы не слышали, как он говорит? Он не местный. Мне он сказал, что едет повидаться со своей девушкой в Северную Дакоту. Якобы она ему написала, что тяжело больна, но он подозревает, что она просто залетела, и хочет проверить. Так он сказал мне.

– Вор и брехло, – ответил Лоял. – Готов поспорить на что угодно, он и во флоте-то никогда не служил. Наверное, украл у кого-нибудь морскую форму. Если я его найду, он никогда больше никому не соврет, потому что я вырву его поганый язык. И мозги вытащу через нос. – Он завел машину и стал медленно ездить по улицам Литтл-Фоллс, останавливаясь, забегая в магазины, в бар «Черная шляпа», продуктовые лавки и спрашивая у всех, не видел ли кто моряка. Индеец сидел на заднем сиденье, переложив указательным пальцем страницу в блокноте. Становилось все жарче. Тротуары постепенно пустели, люди прятались в спасительной тени, сидели на кухонных стульях или старых кушетках, застеленных вылинявшими покрывалами.

Улицы превратились в пустые проселки. В конце короткого переулка они увидели щит с надписью «Парк Линдберг». Лоял завел машину под деревья, выключил мотор, откинул голову назад и закрыл глаза. Ноги и руки у него отекли. По лицу из-под волос на висках струился пот. Ветер дул и дул. В осиновой рощице деревья раскачивались, шипя, словно морской прибой на прибрежной гальке. Индеец запел.

– Вам это кажется забавным? – заорал на него Лоял. – Вы считаете, что человек, которого ограбили и который пытается вернуть свои деньги, – это повод для песен?

– Я пою Дружескую песнь. В ней говорится: «Небо благоволит моей песне». Я хочу быть в ладу с небом. Посмотрите вон туда. – Он указал на юго-восток, где небо потемнело, как синяк, и было испещрено лиловыми пятнами, похожими на гниль в персике. Лоял вышел из машины. Спустя минуту индеец, продолжая тихо напевать, последовал за ним. С осин срывались зеленые мокрые шелковистые листья. Индеец поймал несколько на лету, мягких, как перчаточная кожа, и растер между пальцами.

Пока они стояли, глядя на небо, амплитуда порывов ветра все возрастала. Тучи сгустились, и их изнанку начали пробивать шарики цвета дынной мякоти. Им на головы вместе с градом посыпались мелкие ветки, а в мокрой траве под ногами что-то закопошилось с упорством обреченного. Оказалось – летучая мышь, видимо, раненая, она скрежетала своими игольчатыми зубами. Град сбил ее на землю, он жалил им руки, молотил по крыше машины, как гравий.

– Поглядите туда, – сказал индеец, указывая на самую темную тучу. Из нее свисал чудовищный хобот. Послышался оглушительный рев, и они задохнулись от мощного порыва желтого воздуха.

– Торнадо! Небо снизошло ко мне! – проорал индеец. «Хобот» вращался, как повисшая веревка, и приближался к ним из необозримой дали.

* * *

Заходящая луна, белая как снег, светила Лоялу прямо в глаза. Над ним нависала длиннющая вилка для поджаривания хлеба на костре. Он услышал крики улетающих на север гусей, подумал, что он на ферме, что его придавило рухнувшей каменной стеной, и протянул руку, чтобы попросить Билли помочь ему.

Когда рассвело, появились люди. Они подняли его и, уложив на одеяло, перенесли на матрас, расстеленный в кузове пикапа. Кто-то положил ему на грудь бумажный пакет. По дороге в больницу встречный ветер холодил его босые ноги, он попробовал пошевелить правой рукой и почувствовал боль. Спустя некоторое время до него дошло, что какая-то мясистая мокрая масса зажата у него в левой руке. Что-то твердое и гладкое, как тупой коровий рог. Но у него не было сил поднести предмет к глазам. Деревья мелькали над ним, как сполохи огня, свистулька-окарина выпала из его ладони.

– Странные вещи творит порой торнадо, – сказал врач. Он стоял, склонившись над Лоялом. Его плотно облегавшие