Древняя книга. Преображение уже началось - Игорь Уваров

Копланта же дома в ту ночь не было. Он навещал отца и родню первый раз за весь голодный год. По возвращении в Валеран он узнал о потере дома и очень сожалел о похороненных под пеплом сокровищах, собранных Арчилом по всему Песчаному Краю и за его пределами.

От отца он узнал о скором отъезде пусторцев в Сэндорию и решил примкнуть к их рядам. Так он вернулся в семью, но уже другим, не как прежде. Часто грубил старшему брату Лату, да и отцу. А, вот, с братом Реудатом он сильно сдружился.

Человек, не воспринимающий нищету, стал нищим. Он жил с нищими, ел и одевался, как нищие. По пути в Сэндорию к нему подошёл старик Авдей, тоже из Пусторы, и попросил воды, а тот пожадничал, допивая остатки, и последние капли расплескал. Авдея напоил Реудат, бывший поблизости.

В Сэндории Коплант плакал о своей несчастной судьбе бедняка. В бытность богачом, он брезговал теми, кто окружал его сейчас. Возможно, что болото нищеты поглотило бы его, если бы не врождённая бережливость и её агрессивная форма – жадность. По протекции Гердаша он стал виночерпием. Но вскоре стал богатым виноделом. Сначала он воровал фараоново вино и торговал им за пределами Сэндории, а потом, накопив деньжат, посадил собственные виноградники. Даже лучшему другу и брату – Реудату – он не дал и капельки вина бесплатно, хотя и себе лишнего глотка не позволял.

В своей торговле он разорил многих конкурентов. Кстати, и Чворца – того самого, который продавал воду в пустыне, к нему ещё ушла жена Бахии, одного из старших братьев Копланта. Ценилось коплантово вино на весь Песчаный Край. И даже Баши приобретал у него вино, а не пил вино своего производства.

Жены у Копланта так и не было, хотя он жил с некой Кионгой, которая родила ему дочь Шелу и сына Ланита.

В год, когда власть в Сэндории сменилась повторно, то есть после смерти Гердаша и Халифа, Кэгорт – новый фараон – был недоволен сложившимся ходом виноторговли. Он приказал своим слугам припугнуть Копланта, чтоб тот выплачивал налоги за продажу вина, так как в мирном разговоре с ним не удалось прийти к согласию. Когда Кэгорт предложил платить ему десятую часть, Коплант ответил:

– Уже то, что я позволяю тебе за какую-то плату наслаждаться моим напитком, выше всякого бескорыстия.

Кэгорт боялся наглых людей, поэтому смолчал. Но своим слугам он сказал, чтобы, если не получится договориться, они разобрались с ним по-своему. Когда подосланные фараоном люди пришли на винодельню Копланта, то, конечно же, его там не нашли. Он заправлял всем, но ничего не делал. Тогда они пошли к нему в дом, где в тот момент, ожидая своего брата, отдыхал Реудат, он и открыл двери слугам фараона.

– Мы хотим поговорить с тобой от имени фараона о производимом тобой вине, – сказал предводитель тайной стражи Кэгорта Блекей, который до этого служил в тайной страже Баши.

– Но я не Коплант, его нет сейчас, – ответил Реудат.

Блекей и остальные решили, что он специально отнекивается и что разумного диалога с ним не выйдет. Тогда Блекей выхватил саблю и полосонул отвернувшегося Реудата. Тот замертво свалился. Люди фараона захватили винодельню Копланта, но от незнания вскоре виноградники завяли, и вино под названием «Ирсэндио» – «Кровь пустыни» осталось только в воспоминаниях.

Коплант возвращался и, увидев вооружённых людей у своего дома, решил не рисковать. Вскоре он узнает о смерти брата, отправит детей вместе с Кионгой подальше отсюда в Шилокию, а сам захочет забрать из своего дома богатства, накопленные за последние десять лет. Голоса жадности и алчности приказывали их забрать. Взвалив огромный сундук на плечи, Коплант уходил, но незамеченным остаться, было просто невозможно. Охрана ворот поинтересовалась у него, что это он ночью несёт такое тяжёлое. Верный себе Коплант отвечал:

– Ваше дело маленькое – открывать ворота. А большие дела вас не касаются.

– Назовись, – скомандовал глава охраны Кечур, так как к этому времени Стенат уже давно покинул службу у фараона.

– Я Коплант – великий винодел. А теперь открой ворота.

– Ты лжёшь, он погиб позавчера.

– Шестёрки грязного фараона убили моего брата.

– За оскорбление фараона – назначена смерть, – и с этими словами Кечур вонзил свой ятаган в живот Копланта.

Может, жадность или бережливость, а может, просто голос судьбы распорядился жизнью Копланта.

«Или глаз твой завистлив оттого, что я добр»

Реудат был на два года младше Копланта, поэтому они и сдружились. Когда Коплант изредка приезжал от своего благодетеля, больше всех других радовался Реудат, но со временем он стал размышлять и понимать больше. Он начинал завидовать своему брату. Сначала из-за того, что родители к Копланту были более снисходительны, а это и понятно, ведь они видели его раз в месяц, а то и в два месяца. Потом из-за денег, которые водились у Копланта. Реудат больше мельчайшей монетки – стерлетки, находимой на рынке, в руках не держал. С возрастом Реудат стал замечать, что девушки больше обращают внимание на брата Копланта. Но это происходило только потому, что с бедным Реудатом они не видели перспектив, богатый Коплант являлся выгодной партией. А о том, что они братья, девушки те не знали.

Конечно, нельзя отрицать, что Реудат любил своего брата, но зародившаяся зависть иногда выдавала такие штуки. В детстве частенько случалось такое. Братья, когда приезжал Коплант, вдвоём ходили на рынок за детскими покупками: какими-то игрушками, интересными штуковинами и различными фруктами. Коплант, естественно, покупал всё только себе. Тогда Реудат подходил к понравившейся вещи, брал её и говорил, что заплатит его братец Коплант. Это бесило Копланта, но казаться мелочным в глазах толпы он не хотел, поэтому раскошеливался. Вскоре бережливость подтолкнула Копланта к мысли – не брать с собой денег при поездках в Пустору. Но наказал он только себя, ведь Реудат мог спокойно обходиться без всех этих побрякушек с рынка.

Реудатова зависть к брату постепенно перерастала во всеобщую зависть при малейшем неравноправии: зависть к старшим братьям за их жён и детей, зависть к соседям за то, что они живут ближе к реке, зависть к жителям Валерана и Шилдана. В голодный год ему мерещились за углом жующие люди, он считал, что жрачку скрывают только от одного него. В Сэндории ему показалось слишком вольготным место Гердаша Ёсфота, и Реудат, будучи хлебодаром, помышлял обманом снять Ёсфота и занять его место, даже, может быть, если придётся пойти на убийство. Он слышал сказания и завидовал древним и вымышленным героям за их подвиги, завидовал Бажиде, что Ёсфот взял его во дворец к Баши. Он завидовал гонцам, приносящим вести со всех концов света. Зато он больше не завидовал Копланту, который, как и он, стал простым работником – виночерпием при дворе фараона. Наверное, он чувствовал в себе какое-то великое предназначение и унывал от своего малозначимого положения в жизни. Все ощущают свою уникальность, не только он, но честолюбие, передавшееся от отца, не позволяло мириться с ненужностью. Он сильно завидовал птицам, умеющим летать; при палящем солнце он завидовал жителям холодных северных широт, о которых доходили только слухи; в ненастный день, когда дождь и лютый ветер играли шутливые мелодии на рёбрах, он завидовал себе, обливающемуся потом. И эти его размышления всегда останавливались на одном: у него нет потомства. Из всей его родни только Бажида был ещё молод, и Гердаш умер давно уже, не оставив потомков, как считалось. Остальные обзавелись наследниками. Но всё это оборвалось в один единственный день. И это не была его смерть.

Это был переломный день и для Сэндории, когда со смертью всех прямых наследников престола к власти пришёл тиран и деспот – Кэгорт. Реудат уже не был хлебодаром. Он давно работал на винодельне брата и был довольно состоятельным. Узнав о гибели Гердаша и восхождении Кэгорта, его зависть только сказала: «Гердаш был никем, не лучше меня, вот, и судьба закономерно изменила ему». А ведь он уже знал, что Гердаш Ёсфот – это тот самый пропавший его рыжеглазый брат. Реудат продолжал мыслить: «А этот приблудный Кэгорт такой же смертный, как все, но он стал фараоном, а я остался никем». По Реудату можно было понять, что он способен только трепать задним местом об лавку, а для достижения замыслов он даже палец о палец не почешет. Судьбе надоело ждать его действий. Вдруг к нему подошла красивая девушка и спросила:

– Господин, вы очень бледный, может, вам что-нибудь нужно, вот, возьмите сочный манго.

– Спасибо, прекрасная незнакомка, – ответил Реудат, – я в порядке.

Она прошла мимо. Через минуту Реудата что-то дёрнуло. Он вскочил, побежал за ней по следу, но она исчезла. Он думал теперь только о ней. Мысли о зависти развеялись в прах, как и родились из ничего. Он начинал осознавать, что это не жизненная несправедливость, а логика жизни. Судьба не может быть у всех одинаковой. И, вот, за секунду он упустил свой шанс. Другие же цепляются за такие мгновения, осуществляя мечты. Бедняга Реудат метался по всей Сэндории целую неделю, пока, наконец, не узнал, где живёт его прекрасная незнакомка. Он узнал, что она дочка старика Брожара, который раньше держал кузницу, а теперь состарился, и эта кузница приходила в запустение. Он не стал стучать к ней в дом, а просто засыпал диковинными цветами всё крыльцо, конечно, там не было роз, чтобы девушка его мечты не поранила ног об их шипы. Розы он аккуратно расставил в корзинах по сторонам. Это всё он сделал ночью и теперь дожидался её. Когда утром дочь Брожара вышла на крыльцо, она обомлела. Чей-то голос окликнул её: