Болотный цветок - Вера Крыжановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поезжай тихонько, Войтех, а мы с графиней пойдем до дома пешком, — крикнул он кучеру и зашагал за женой.
Марина сознавала, что граф сейчас ее догонит, а чем дальше она уйдет от большой дороги, тем более рискует очутиться во власти мужа, которого еще ни разу не видала в таком возбужденном состоянии; но отвращение и гнев тотчас вернули ей мужество.
Неподалеку, бурля и пенясь о камни, протекала речка; берег в этом месте был высок и обрывист. Она бросилась к речке и прислонилась к дереву в тот самый момент, когда к ней подошел запыхавшийся взбешенный муж.
— Что означает ваше нападение и это преследование? Разве так держат данное слово? Я считала вас более порядочным человеком.
В тоне ее голоса слышалось глубокое негодование и презрение.
— Это означает только, что я безумно обещал то, что не в состоянии исполнить, а смешная и ненормальная жизнь, которую мы с тобой ведем, продолжаться дальше не может. С меня довольно! Поняла? По всем законам, божеским и человеческим, ты принадлежишь мне, ты — моя жена, и я тебя люблю.
Голос его дрожал от гнева и страсти.
— Когда я выходила за вас замуж, я не узнала прошлого. Ведь я же, поймите, дочь той, которую вы любили всего год назад. Я не потеряла еще страха перед Богом и тем ужасным грехом, который теперь стоит между нами, чтобы…
— Все это глупости, отживший романтизм, — вне себя, перебил ее граф. — Оглянись вокруг и посмотри, что творится в обществе: на всяком шагу ты увидишь то отца возлюбленным своей невестки, то дам, берущих в обожатели мужей сестер; а мужчинами, которые женятся на дочерях своих прежних любовниц, хоть пруд пруди, и гром небесный, однако их не поражает… Прошли те времена, когда верили в угрозы муками ада. Я же хочу найти счастье в твоих объятиях, чаровница; твои бархатные глазки околдовали меня, и волей или неволей, а ты будешь моей…
— А я предпочту смерть в этой реке подобному 'счастью'. Неужели вы не понимаете, какое непобедимое отвращение внушает мне ваша грязная любовь и вы сами — развратник без веры и совести? Да, да, вы мне отвратительны, гадки… Конечно, я не властна против насилия, но знайте, что день, в который вы нарушите данное мне слово, будет последним в моей жизни.
Видя, что граф с раскрасневшимся лицом собирается подойти к ней, она проворно отступила на самый край берега.
— Уйдите и дайте мне вернуться домой. Или вы намерены, как разбойник, обесчестить меня на большой дороге? — дрогнувшим голосом произнесла она.
От быстрого движения Марины глыба земли обвалилась с берега, и из-под ее ног камни с шумом посыпались в воду.
Испуганный граф побледнел и попятился.
— Иди, но знай, что в свое время мы возобновим этот разговор. Чем тянуть подобную жизнь, я скажу всю правду твоему отцу и готов с ним драться.
Он повернулся и скрылся за поворотом аллеи. Ошеломленная Марина простояла еще некоторое время, а потом пошла в замок. В ней все дрожало и ныло внутри, а сердце билось до боли.
Она ясно видела страсть в глазах мужа; значит, ее единственная верная защита — равнодушие Станислава — более не существовала.
Между тем, в глазах посторонних граф оказался бы совершенно правым, а ее поведение по отношению к мужу, свободно, по-видимому, ею избранному, непростительным. Она сомневалась, конечно, чтобы он привел в исполнение свою угрозу… Ну, а если он все-таки, ей в отместку, поступит, как грозил? Что тогда? И при одной этой мысли холодный пот выступал на лбу. Но и, помимо этого, если что-нибудь дойдет до Павла Сергеевича о их семейном разладе, такой слух несомненно разбудит его прежнюю ревнивую подозрительность, которую рассеяло лишь ее обручение с Земовецким. Ей вспомнились некоторые тяжелые эпизоды подобного рода, а в памятный день столкновения с Тудельской Юлианна сама призналась, что муж неоднократно делал ей уже сцены из-за Станислава, и это именно было причиной решения Марины. Теперь, если так или иначе истина раскроется, ее жертва пропала даром…
Занятая своими тревожными думами, Марина быстро шла, не обращая внимания на кустарник, кочки и ветки, раздиравшие ей платье, на росу, которая вымочила ей ноги. Не отдавая себе отчета, она шла вдоль реки, казавшейся ей верной защитницей, и потому сделала большой обход.
Наступила уже ночь, когда она подходила к замку. Луна была в первой четверти и тускло освещала аллею вдоль стены дома. Марина шла быстро и неожиданно наткнулась на высокую фигуру отца Ксаверия, которого сначала не заметила.
— Как, вы вернулись одна, графиня, и пешком? — спросил удивленный ксендз.
— Да. Лошадь вывихнула себе ногу, и пришлось выйти из кареты. Вот я и пришла через парк, — нехотя ответила она и хотела пройти мимо.
Но зоркий взгляд ксендза уже подметил, что платье ее было выпачкано и мокро, дорогое кружево на одном из рукавов разорвано, а лицо было бледно и глубоко взволновано. Очевидно, между супругами что-то произошло, и он должен знать, что именно.
— И граф отпустил вас одну? — недоверчиво спросил он. — Нет, что-то случилось… вы так бледны и расстроены…
Он схватил ее похолодевшую руку и крепко сжал в своей.
— Скажите, что вас встревожило? Будьте откровенны, графиня. Ведь вы здесь одиноки, без поддержки и совета, между ненавидящей вас пани Ядвигой и графом, который вовсе не так равнодушен, как кажется. Доверьтесь и примите мою помощь. Если мой житейский опыт, знание и духовный авторитет могут быть вам полезны — воспользуйтесь ими безбоязненно, прошу вас.
Марина не отняла своей руки. В его голосе звучало правдивое, горячее участие, а в глазах отражалось искреннее сожаление взрослого, который хотел бы утешить ребенка. Да, он прав: она здесь одна, без друга и советника.
Марина была в таком состоянии, когда душа жаждет излить свое горе, услышать слово утешения и мудрый совет, способный успокоить Душевный разлад. Да почему, наконец, ей не посоветоваться с ним? Ведь это — единственный человек, протягивающий ей здесь руку помощи. По ее неопытности у Марины даже не шевельнулось подозрение, что ксендз мог питать к ней более горячее чувство, и что под его сутаной могла таиться страсть, более сильная и упорная, чем у Станислава, который в своей жизни любил до пресыщения, тогда как этот был впервые порабощен своим чувством.
— Спасибо вам, отец Ксаверий, за доброе слово. Ведь вы тоже служитель того самого Бога, которому мы оба поклоняемся; так почему бы мне и не открыть вам мою душевную муку? — тихо сказала она.
— Да, у меня с графом произошла неприятная сцена, которая ясно показала, что данное после свадьбы слово меня больше не ограждает… Я не вижу выхода из этого положения и не могу даже обороняться открыто, чтобы не вызвать пересудов или громкого скандала, который, дойдя до отца, обратил бы в ничто мою жертву. Одно, что могло бы все разрешить, так это моя смерть… Я устала жить и не дорожу жизнью, но меня удерживает и мучает сомнение, как Господь осудит мою мятежную душу, если она самовольно предстанет пред Ним, не будучи призвана?
Ксендз вздрогнул и пристально поглядел на ее расстроенное лицо и влажные от слез глаза.
— Кто же из нас, смертных, осмелится определять границы милосердия Божия? Но церковь, которой служу я, считает самоубийство столь тяжким грехом, что лишает самоубийцу священной могилы, церковных молитв и изгоняет его с кладбища. Страждущая душа его, — учит церковь, — блуждает во мраке ада… А разве ваше вероучение проповедует не то же самое? Священник, направляющий вашу совесть, должен был разъяснить вам, какой страшный грех — даже сама мысль о самоубийстве. Неужели у вас нет духовного отца, который утешил бы вас и поддержал?…
Марина опустила голову и уклонилась от прямого ответа.
— Да, моя церковь тоже осуждает самовольную смерть, и я буду отвержена, если наложу на себя руки; а все-таки, что же мне остается, чтобы избежать любви моего мужа, к которому я чувствую только отвращение? Вот вы, отец мой, духовник, постарайтесь втолковать ему, как ненавистно мне его чувство; убедите его, что честный человек должен держать данное слово.
— Постараюсь, — сказал отец Ксаверий после некоторого молчания. — Конечно, граф не избег пагубного влияния окружающего его безобразного и безнравственного общества; поведение его доказывает вам, как он мало стесняется правилами христианской нравственности, которую он прямо отрицает, когда она ему мешает; но он все же верует в Бога и доступен голосу чести. Я попробую вразумить его; во всяком случае, рассчитывайте на мою помощь и поддержку.
— Благодарю вас, — ответила Марина, признательно пожимая ему руку, и затем быстро направилась в свои комнаты.
Станислав вернулся к себе в бешенстве. Он никак не ожидал встретить такой отпор и презрение со стороны этой девочки, которую еле удостаивал, бывало, взглядом, и казавшейся ему всегда бесцветной, 'пресной' наряду с блестящей красотой Юлианны, демонической Надин и многими другими страстными кокетками, услаждавшими бурную жизнь богатого кутилы. Отделявшая их нравственная преграда обратила его внимание на Марину, и вдруг ее нежная, мечтательная красота, стыдливая грация и та нетронутость, которой от нее веяло, его очаровали; затем, очень скоро это чувство перешло в дикую страсть; которую еще более распаляло ее сопротивление. Сознание, что эта женщина, которя была его достоянием, его отталкивает, бесило Станислава и пробуждало настоящую ненависть к графине Ядвиге. Если бы эта ведьма в своем глупом фанатизме и слепой ненависти ко всему русскому не раскрыла прошлого перед Мариной, никогда он не очутился бы в таком ужасном положении перед женой.