Слово наемника - Евгений Шалашов

Жак Оглобля посмотрел на меня как на несмышленыша:

– Внесла фрау Лайнс десяток талеров и стала фрау фон Артакс. А может – все двадцать. Сколько у тебя денег оставалось? Тыща? Две? Монет на хорошее дело можно не жалеть. Деньги господину патеру позарез нужны, а отпущение греха великий понтифик ему за два талера выдаст. Священному престолу деньги тоже не помешают. А вдова Лайнс или вдова фон Артакс – какая разница?

– А ей это зачем? – продолжал недоумевать я.

– Ну, капитан, – развел руками Жак. – Ты же у нас герой. В Ульбурге любая девица или вдова радехонька стать фрау Артакс. Тем паче – фон Артакс. Ты исчез, но мертвым-то тебя никто не видел. Значит – жена, а не вдова. Удобно. А вдовой останется – твоя наследница. Она уже насчет доли в прибыли от пивных справки наводила.

– Еще и швабсонское дворянство мне придумала, – фыркнул я.

– Ну – звучит солиднее. Сам-то подумай – что такое Артакс? Не то – имя, не то – фамилия, не то – кличка какая. А фон – у-у! – протянул Жак.

– Ладно, разберусь, – махнул я рукой. – Пусть тешится, мне не жалко. Оружие, доспехи и деньги я у нее отберу. Хочется ей быть фрау фон Артакс – пусть будет. Только – недолго.

– Я тебе пару парней дам. Помогут. Только не сейчас, позже.

Посмотрев на Жака чуть пристальней, я понял, что мой старый друг что-то не договаривает.

– Рассказывай, – предложил я. – Сижу как на иголках.

– Да… – скривился «король». – Есть тут заморочки.

– Могу помочь?

– Можешь, капитан, еще как можешь. Только дела тут такие… Даже не знаю, как и объяснить. Захочешь ли ты во все это влезать?

– Жак, старина, – усмехнулся я. – Перестань вилять хвостом. Знаешь, что я не откажусь, так чего тумана напускаешь?

– Ну кто ж тебя знает, героя? Помнишь, спалили мы деревушку около стен? Ну ты ее еще «подолом» обзывал? Там разный народ жил.

– Ну-ну… – начал я что-то понимать. – Хочешь сказать, что в Ульбург явились те, кто раньше за стенами жил, и мечтают отомстить? Или счет за пожар предъявляют?

– О! Быстро схватываешь, – похвалил меня Жак. – Ну а куда им деваться-то было? Зима на носу. На пепелище оставаться не захотели, да и негде. Герцог, когда войска отводил, приказал все оставшееся дожечь. Кое-кто, правда, около новых ворот поселился, но таких немного. Остальные к нам перебрались… Кто посноровистей – у углежогов да у красильщиков пристроился. Опять-таки, золотари там, метельщики. Но работать не все хотят, сам понимаешь…

– Стало быть, в Ульбурге появились нищие, которые не хотят тебе подчиняться. Дескать, милостыня – она Божья, и неча на нее лапы накладывать! Так?

– Хуже, – грустно сказал Жак. – Будь это просто приблуды, я бы их живенько на место поставил. У нас ведь, что ни год, появляются наглецы – мол, процент отдавать не хотим, сами с усами. Так мы им усики-то и стрижем!

– Зато у раков потом усы толще становятся! – хохотнул я.

– Ну что я – зверь какой? Чего же сразу ракам? – возмутился Жак. – Городской страже сдаем, чин чином.

– Чтобы городской суд их к виселице приговорил.

– Нужно же кого-то вешать? – пожал плечами ночной «король».

– Нужно, – не стал я спорить с другом. – Ну а сейчас-то что не так?

– Да все не так! – в сердцах сказал Жак. – Мне ихний вожак вызов прислал на поединок.

– Ишь ты, – присвистнул я. – Прямо как у разбойников или пиратов. Каждый может стать вожаком, если убьет прежнего…

– Или – как у волков. Как ты когда-то говорил: «Homo homini lupus est»[1], – хитренько посмотрев мне в глаза, Жак уточнил: – Ты это сказал еще в перевалочном лагере.

Я вытаращил глаза. Откровенно говоря, уже и сам начал забывать премудрости, впихнутые в меня в минуты трезвости. А это случалось оч-чень редко.

Оглобля, довольный произведенным впечатлением, продолжил:

– Если я вызов не приму – война начнется. А войну мы проиграем.

– Почему? – удивился я. – На стенах твои парни дрались неплохо. Опять-таки, у тебя людей больше.

– Ну так и бюргеры на стенах дрались неплохо. А ежели в подворотне ткач или пивовар один на один с кем-нибудь из моих людишек встретится? Проще кошелек отдать – целее будешь. Опять-таки, на стене стоять, лестницы крюком отбрасывать, солдат по башке бить – другое дело. Тут – родич, там – сосед. Принародно-то все храбрые. Сопля боевым молотом покажется. Да прилюдно и умирать не так страшно. А тут, в городе? У моих мерзавцев, у многих, домики есть и доля в торговле. Есть, конечно, и голодранцы, у которых ни кола ни двора. Убийцы-грабители. А случись сцепиться с такими же, – слабоваты. Тем-то терять нечего, а нам есть что. А городскому отребью какая разница, кому они будут процент отсчитывать? Им что тот король, что этот.

– Что же, собираем людей?

– Да нет, людей собирать не нужно. По правилам на поединке дерутся четверо – два атамана и два бойца. Мне сорока на хвосте принесла, что у них уже мечник нанят. Имени никто не знает, но говорят – лучший меч Швабсонии! Как думаешь, кто такой?

Я задумался, прикидывая список претендентов. С ходу могу назвать десяток-другой, а повспоминать, так и еще десяток назову.

– Нет, не упомню, – покачал я головой и усмехнулся. – Куда ни плюнь – везде «лучшие».

– Вот-вот, – поддакнул Жак. – Сказали, мол, Винер (так ихнего атамана зовут) ему пятьсот талеров за будущий бой заплатил. Сам бы он такие деньги не осилил. Думается, на это дело ему Лабстерман монет подкинул.

– Неплохо! – восхитился я. – Пятьсот талеров за один бой! Мне бы так жить…

– А я тебе семьсот предлагаю, – усмехнувшись, сказал Жак и внимательно посмотрел на меня. – Берешься?

– Берусь, – кивнул я. – И без всяких денег! Брать деньги с товарища, которому я стольким обязан? Я же тебе еще за кров и стол должен.

– Не пойдет! – отрезал Жак. – Не возьмешь денег, буду искать другого. Если какой-то выскочка из драного пригорода хочет в «ночные» короли пройти, огромные деньги предлагает, то уж извини – мой боец должен быть дороже!

– А если проиграю?

– Так и денег не получишь! – развеселился Оглобля. – Платить их тебе кто будет? Проиграешь, так и меня убьют, вот и все. Да и тебе, мертвому, зачем деньги?

– Что там еще? – поинтересовался я, по старой привычке желая знать как можно больше о предстоящем сражении.

– Значит, дерутся – двое на двое. Оружие, доспехи – какие хочешь. Кто сколько унесет – тем и будет драться. Биться можно – хоть пара на пару, хоть по очереди. В общем, одна пара должна быть убита. Вот и все. Единственное условие – драться пешими и без арбалетов. Ну а раз они вызов прислали, значит, мы место и время укажем.

– Насчет места ты уже придумал?

– А какая разница? – хмыкнул Жак. – Кто у нас полками командовал? У тебя голова для этого лучше приспособлена.

– Подумаю, – важно ответствовал я, хотя уже прикинул, что нам понадобится: – Ты лучше скажи, каким боком господина бургомистра обидел? Неужто из-за меня?

– Ну, может быть, и разнюхал, что мы с тобой дружим. Но, скорее всего, герр Лабстерман к моим новым складам подобраться хочет. Ты же сам знаешь, в городе земли немного осталось. Все, что можно застроить, – уже застроено. Ну а когда по твоей милости подземный ход пришлось раскрывать, я подумал – а чего же добро-то пропадать будет?

– Так там же вода! – удивился я, вспоминая, как из тоннеля вымывало ратников герцога вместе с конями…

– Нет там никакой воды. Была – да сразу и сплыла. Она в промоину хлынула, словно сквозь плотину прорвалась. А город выше реки стоит. Провал засыпали, новую башню поставили взамен рухнувшей, а когда вода спала, там же под землей – готовый винный погреб!

– Ну ты хитер! – восхитился я.

– На том стоим, – горделиво отозвался Жак, поглаживая намечавшуюся лысину. – А бургомистр, сволочь такая, говорит, что раз тоннель под городской землей, стало быть, склад должен городу принадлежать! А почему городу, если там мои склады всегда были? И я, между прочим, про подземный ход первым узнал. Ну по документам-то подземный ход нигде не числится. Значит – в суд меня бургомистр не потащит и силой отобрать подземелье не сможет. Но – не мытьем, так катаньем.

– А что, погреб стоит того, чтобы пятьсот талеров за поединок платить?

– Ну, капитан, – развел руками «старшина» нищих. – Такой склад – золотое дно. В Ульбурге виноделов нет, а вино, сам понимаешь, народ пьет. Стало быть, нужно бочки с бутылками где-то хранить. Подвалы есть, но – мелкие, запаса не сделаешь – забродит. Когда много вина – плохо, а мало – тоже нехорошо. А там, под землей, – не жарко и не холодно. Соображаешь? Ко мне трактирщики в очереди стоят, чтобы я им местечко в аренду сдал. А я уже придумал, чтобы к следующему году там трюфели развести. Бочкам они не помешают, если полки сделать. Это же такие деньги!

– Трюфели? – слегка удивился я.

Насколько мне помнилось, трюфели растут в дубовых или буковых рощах. У дядюшки Рудольфа были хрюшки, натасканные на поиск грибов.