Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927) - Александр Иванович Черепанов

Выдвигая задачу ограничения капитала, манифест предусматривал передачу государству принадлежащих китайцам или иностранцам тех предприятий, «которые монополизируют всю отрасль определенной промышленности или слишком велики, чтобы ими управляли частные предприниматели (например, банки, железные дороги, водные пути сообщения и т. д.)».

В качестве программы-минимум во внешней политике манифест выдвигал требование ликвидации неравноправных договоров и заключения новых договоров с иностранными государствами на основе полного уважения суверенитета обеих сторон; во внутренней политике манифест требовал разграничить власть между центральным правительством и провинциями; ввести всеобщее избирательное право; предоставить народу свободу слова, собраний, союзов, печати, вероисповедания и местожительства; наделить землей крестьянство; восстановить профсоюзы и т. д.

Манифест влил новое содержание в программу реорганизованного Гоминьдана и дал ему в руки революционное знамя.

Новые три народных принципа включали и три основные политические установки Сунь Ят-сена: союз с Россией, союз с Коммунистической партией и поддержку крестьян и рабочих.

Утреннее заседание пятого дня работы конгресса открылось чтением приветственной телеграммы советского посла в Пекине Л. Карахана. Раздались громкие аплодисменты. Конгресс принял решение послать советскому представителю ответную телеграмму.

Затем Сунь Фо сообщил, что из Англии получено сообщение о падении правительства консерваторов и назначении премьер-министром лидера лейбористской партии Рамзея Макдональда, который предложил признать Советскую Россию и признает также Гоминьдан. Единогласно было решено отправить приветственную телеграмму Макдональду.

***

Мы с Николаем Терешатовым приехали в Гуанчжоу 25 января 1924 г.

В этот день на заседании конгресса Гоминьдана была объявлена скорбная весть о кончине В. И. Ленина. Город был в трауре. Сунь Ят-сен, питавший глубочайшее уважение к великому Ленину, произнес на конгрессе речь, посвященную памяти вождя мировой революции. Присутствовавший при этом корреспондент Российского Телеграфного Агентства сообщил: «Во время доклада об уставе Гоминьдана доносятся слова команды: „Смирно!”, и через несколько секунд в зал входят Сунь Ят-сен, тов. Бородин и министр иностранных дел У Чжао-шу. Все делегаты приветствуют вошедших. Сунь Ят-сен поднимается на трибуну, прерывает оратора и обращается к присутствующим с взволнованной речью, в которой сообщает о смерти Ленина. Его слова произвели потрясающее впечатление. Конгресс принял их с какой-то жутью, взоры всех устремились в сторону Сунь Ят-сена и Бородина. В зале стояла полнейшая тишина, ни одна бумажка не зашуршала, ни одного звука не было слышно. Сунь Ят-сен говорил медленно, почти шепотом, чувствовалось, что он был глубоко потрясен». Действительно, слова о Ленине, произнесенные Сунь Ят-сеном на конгрессе, и сейчас поражают своей глубиной и искренностью.

«За многие века мировой истории, — говорил Сунь Ятсен, — появлялись тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, — исключение. Ты не только говорил и учил, но претворял свои слова в действительность. Ты создал новую страну, ты указал нам путь для совместной борьбы, ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти по указанной тобой дороге, и хотя мои враги против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это. Ты умер... но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек».

По предложению Сунь Ят-сена конгресс принял текст письма ЦК РКП(б) и Советскому правительству с выражением соболезнования по поводу смерти В. И. Ленина. «Труды Ленина, — говорилось в письме, — главного строителя новой России, в настоящий момент вдохновляют мысли и решения нашего конгресса, главная задача которого — превратить партию в национальную организацию, которая объединит Китай и добьется благополучия китайского народа в условиях демократического образа правления...».

Конгресс Гоминьдана принял решение объявить трехдневный траур и перенести следующее заседание на 28 января. В дни траура состоялись митинги студентов, солдат, всего населения, проводились беседы о В. И. Ленине, о содержании нового манифеста Гоминьдана.

Во время конгресса в Гуанчжоу происходили ожесточенные дискуссии. Для некоторых гоминьдановцев все еще был неясен вопрос, насколько правомерно участие коммунистов в Гоминьдане при условии сохранения организационной и политической независимости Коммунистической партии. Правые гоминьдановцы, вообще выступавшие против трех политических установок Сунь Ят-сена, распускали о коммунистах самые нелепые слухи.

Вполне естественно, что мы с Терешатовым сразу же окунулись в эти споры и дискуссии. Не проходило дня, чтобы мы не встречались с М. М. Бородиным и с китайскими товарищами. Они подробно рассказывали нам обо всем, что происходило на заседаниях и в кулуарах конгресса.

Еще в первый день работы конгресса, на банкете, устроенном Сунь Ят-сеном для делегатов, один из них — Мао Цзу-цюань в своей речи сказал: «Если коммунисты принимают нашу программу, то они должны покинуть свою партию». Сунь Ят-сен тут же с полной убедительностью разъяснил ему, почему КПК входит в Гоминьдан.

24 января в комиссии по разработке устава был поднят снова вопрос о коммунистической фракции в Гоминьдане. Профессор Шанхайского университета Хэ Ши-чжэнь внес предложение запретить членам Гоминьдана входить в другие партии. Многие возражали против этого предложения, и профессор вынужден был снять его. Ван Цзин-вэй все-таки предложил вынести этот вопрос на пленарное заседание конгресса. В частной беседе с Ли Да-чжао он сказал, что лучше выяснить все до конца на конгрессе, для чего Ли Да-чжао или кто-либо другой из руководителей КПК должен выступить с соответствующим заявлением.

25 января состоялось заседание коммунистической фракции конгресса. Обсуждался один вопрос: следует ли выступить на конгрессе с официальным заявлением о принципах работы коммунистов в Гоминьдане?

«Лучше высказать откровенно нашу позицию, — говорил на этом заседании Ли Да-чжао, — разъяснить, почему и для чего мы вступаем в Гоминьдан. Некоторые старые гоминьдановцы думают, что мы вступили в их партию, чтобы пользоваться их средствами и делать свое дело, отнять у них чашку риса, занять их место».

Было принято предложение: в прениях по главному докладу затронуть вопрос о работе коммунистов в Гоминьдане. «Желательно это сделать в присутствии Сунь Ят-сена», — рекомендовал Бородин.

«Конечно, нужно, чтобы Сунь Ят-сен высказал свою точку зрения, — согласился с Бородиным Ли Да-чжао. — Мы хотим добиться, чтобы Сунь Ят-сен сделал ясное заявление по этому вопросу. Мы вступаем в Гоминьдан, чтобы помочь его реорганизации и развитию национально-революционного движения. Мы не намерены что-либо красть у Гоминьдана. Если у Гоминьдана есть какие-либо сомнения в этом, то они должны быть высказаны прямо. Сунь Ят-сену хорошо известна история вопроса о нашем вступлении в Гоминьдан и цели, которые мы преследуем при объединении».

Было решено выступить с заявлением на седьмой день работы конгресса в присутствии Сунь Ят-сена. Для подготовки текста заявления выбрали комиссию из трех человек во главе