Ночь без любви - Виктор Пронин

— Нет, Ирина Андреевна, это не шутки. Курс валют на газетном клочке написан своеобразным почерком — все буквы разной величины, какие-то остроголовые, а запись сделана грамотно, с точки зрения машинописи — абзацы, отступления и так далее. Была в той записке еще одна особенность — автор не любит переносов и старается во что бы то ни стало втиснуть слово до конца строки. И последнее — запись сделана шариковой ручкой, красной пастой. Общий вид примерно вот такой… — Демин вынул блокнот и показал Равской страницу, на которой она совсем недавно изложила способ приготовления кофе.

— Боже, в какие руки я попала, — только и проговорила она.

— Продолжим? — спросил Демин. — Итак, повторяю, это только предположение. Но завтра в десять ноль-ноль на моем рабочем столе будет лежать заключение экспертов с печатями, научными выкладками, обоснованиями, подробным анализом характерных особенностей почерка, химическим анализом пасты…

— Не утруждайте себя, — перебила Равская. — Все это я знаю. Но должна вас разочаровать… Не исключено, что тот клочок газеты, который вы нашли у Татулина, действительно написан мной… Около полутора лет назад мне как-то позвонил Татулин и спросил, нет ли у меня под рукой курса валют…

— А почему он решил, что у вас может быть такой курс?

— Потому что я подписалась на «Известия», где эти данные публикуются, а он — на «Комсомолку», где эти данные не публикуются. Татулин обожает молодежные издания, и не только издания, как вы успели заметить. Вот и вся разгадка. Я написала ему все, что он просил, на первом попавшемся клочке бумаги. У вас, надеюсь, все?

— Да, пожалуй, все, — сказал Демин, поднимаясь. — Коля, дай, пожалуйста, Ирине Андреевне прочесть протокол.

Надев очки в тяжелой оправе, Равская откинулась в кресле и углубилась в чтение. Время от времени она с интересом взглядывала на Демина, на Кувакина, хмыкала, видимо, припоминая детали разговора, один раз вообще рассмеялась.

— У вас прекрасный стиль, — сказала она Кувакину, закончив читать. — Вы никогда не писали заметок в газету?

— Как же, писал, — охотно ответил Кувакин. — И сейчас иногда пописываю… Когда дело, которое я уже расследовал, рассмотрено судом и вынесен приговор… Иначе, Ирина Андреевна, нельзя — чтобы заметками не давить на судей, на народных заседателей… Понимаете?

— Вполне, — ответила Равская и жестом попросила у Демина ручку, не обращая внимания на ту, которую протягивал ей Кувакин. Этим она хотела поставить его, как говорится, на место. Ей не хотелось подписывать протокол той самой ручкой, которой этот протокол писался, а взять свою, с красной пастой, она тоже не решилась. Демин с любопытством ждал, что же будет дальше. Он смотрел на ручку, протянутую Кувакиным, Равская нетерпеливо смотрела на Демина, а Кувакин с улыбкой наблюдал за Равской. Наконец она не выдержала. — Ах, простите, — проговорила она, вспыхнув. Взяв у Кувакина дешевую, тридцатикопеечную ручку, она подписала протокол.

— А теперь я прошу вас извинить за доставленное беспокойство. — Демин слегка поклонился. — Полагаю, мы еще встретимся.

— Позвольте, но вы ничего не рассказали мне о Селивановой? Что же с ней произошло?

— Она погибла. Обстоятельства только выясняют. — Демин развел руками. — Когда буду все знать… Думаю, к тому времени вы тоже будете все знать. Откровенно говоря, у меня и сейчас такое чувство, будто вы знаете гораздо больше меня.

— О, вы мне льстите, — улыбнулась Равская. — Но ваши слова похожи на угрозу…

— Ничуть. Это было предупреждение. Но в конце концов, все зависит от вашей роли в этом деле.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что вам виднее, была ли это угроза, предупреждение или невинные слова на прощание. Вам виднее. Всего доброго.

Развернув машину, водитель поджидал их, склонившись на руль и тихонько посапывая. Но едва они расселись на заднем сиденье, он поднял голову.

— Про бутерброд вы, конечно, забыли?

— Знаешь, Володя, забыли. Прости великодушно. Было дело, угостили нас бутербродами, небольшими, правда, по такова мода, понимаешь, вроде неудобно предложить человеку полновесный ломоть хлеба, приличный кусок колбасы, сытный обед или ужин… Вроде ему больше и поесть негде… Мода. Так что мы не заметили даже, как и съели.

— Ладно. Я от вас ничего и не ждал… Куда ехать-то?

— Постоим, подождем. Отъезжай в конец переулка, под заснеженные деревья и гаси свои сигнальные огни. Посидим минут десять-пятнадцать. Больше, наверно, не придется.

— Думаешь, выскочит? — спросил Кувакин.

— Не усидит.

— Усидит. Ей сейчас, наверно, по десятку телефонов позвонить надо, сигнал опасности передать.

— Не будет звонить. Побоится. Она уж небось думает, что и телефон ее прослушивается, и на пленку все записывается… Человек грамотный, детективов начиталась — две полки детективов, представляешь? Ошалеть можно. Из автомата звонить ей покажется надежнее. А скорее всего лично по друзьям поедет. Натура активная, она не будет сидеть сложа руки. Судя по всему, ей есть кого предупредить, с кем столковаться… Опять же о Селивановой надо все выяснить… По-моему, серьезное дело намечается, а, Коля?

— Похоже на то… Слушай, а с газетой она выскользнула?

— Ничего подобного, — горделиво ответил Демин. — Окончательно влипла. Она писала на верхнем краю газеты, там больше свободного места, но именно там пишется дата выпуска. Собственно, самой даты нет, оборвана, но последняя цифра года есть, именно этого, текущего. А году-то всего второй месяц, понял? Смотри — оттепель, мокрый снег, вот-вот дождь пойдет… Другими словами, самое большее — полтора месяца назад написана эта записочка. А уж никак не полтора года назад, как пыталась уверить нас Равская.

— Валя, а тебе не кажется, что мы напрасно открыли перед ней свои карты?

— А какие карты мы открыли? — усмехнулся Демин. — Про Татулина рассказали? Она и так знала, что он задержан, что ведется следствие. Сумочка? То, что сказала сегодня, она могла сказать и завтра. Хотя как раз завтра могла и не признаться, что это ее сумочка. Равская наделала кучу ошибок. Коля, она попросту не справилась с информацией, которую мы вывалили ей на голову. Она умеет себя вести, ее голыми руками не возьмешь, но она в панике. Пройдет не более десяти минут, и ты в этом убедишься. Еще какие карты мы открыли? Рассказали о смерти Селивановой? Да. Рассказали. И правильно сделали. Это был наш временный козырь, и хорошо, что мы успели его использовать. Арест Татулина почти не встревожил ее, она настолько чувствовала себя в безопасности, что даже на сегодняшний вечер назначила свидание Селивановой в «Интуристе». А теперь поняла, что сама по уши в трясине… Все правильно, Коля. Сумочка ее, записку писала она, во время очной ставки с жильцами квартиры, где жила Селиванова, она признается, что звонила ночью и утром… Нет, Равская офлажкована. Кстати, не забыть во время ее очной ставки с Татулиным вызвать конвоиров в кабинет, не то они растерзают друг друга. Володя, — обратился Демин к водителю, — свяжись, будь добр, с управлением.

Водитель пощелкал тумблерами, и машина сразу наполнилась таким разноголосьем, что казалось, невозможно не заблудиться, найти нужный голос, нужного человека.

— Говорит «Тайфун», говорит «Тайфун», — зычно сказал в трубку водитель. — Вызываю «Буран».

— «Буран» слушает, «Буран» на приеме, — тут же отозвался голос дежурного.

— Прошу, — водитель протянул трубку Демину.

— Дежурный? Это ты, Юра? Привет. Демин говорит. Демин. Юра, свяжи меня, будь добр, с шефом, если он еще на месте… Иван Константинович? Опять Демин. Равская позади. Да, проехали. Дала ценные показания. Зря торопились? А разве можно торопиться зря? Ладно, все понял. Меньше слов. Понял. Иван Константинович, надо бы двух оперативников по ее адресу. Только наблюдение. И за ней, и за квартирой. Да, основания есть. Да, серьезные. Прямой выход на Селиванову. Иван Константинович… Если вы не против, я бы хотел несколько продлить сегодня свой рабочий день… Кувакин тоже не торопится домой… Спасибо. Кабинетная работа начнется завтра. Да, прямо с утра. Есть, строго следовать закону. Что? К черту!

В машине снова наступила тишина.

— А вот и она, — спокойно проговорил Демин.

Равская выбежала из-под арки и, обеспокоенно оглянувшись, быстро зашагала по лужам, наполненным тающим снегом.

— А вы знаете, ребята, — обеспокоенно сказал водитель, — она ведь к нам торопится. Разрази меня гром, если ошибаюсь. Что будем делать?

— Скажи, что занят, и весь разговор. А мы пригнемся, на заднем сиденье она нас не увидит.

Равская подбежала к машине, распахнула дверь.

— На Северную подбросишь?

— Занят, — лениво обронил водитель.

— Десятки хватит?

— Скукотища-то какая, — водитель зевнул. — Толкуешь людям, толкуешь — все без толку. Не понимают русского языка.