Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии - Василий Бартольд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Население восточных областей Ирана, географически находившихся ближе к той стране, откуда пришли огузы, в общем сохранило свой прежний этнографический состав, тогда как северо-западная область Персии, Азербайджан и Анатолия сделались по языку постепенно чисто тюркскими; вместе с тем в Анатолии религией большинства населения постепенно становился ислам. Проследить постепенный ход развития этого процесса мы пока не можем, но очевидно, что распространение ислама в издавна привыкшей к христианству стране шло медленно; еще в первой половине XIII века главной статьей дохода местного мусульманского правительства считалась джизья, то есть налог с немусульман, из чего можно заключить, что последних тогда было еще очень много.
Вопрос еще осложняется тем, что процесс тюркизации, как прежде процесс арабизации, не совпадал с процессом распространения ислама. Известно, что арабский язык был принят и теми жителями Сирии и Египта, которые остались христианами или иудеями. В эпоху тюркского господства случалось не только, что люди, оставшиеся христианами, принимали тюркский язык, но случалось также, что люди, сохранившие свой прежний язык, принимали ислам. Ислам в этих случаях прилаживался к языку населения; Султан-Велед[86], сын Джелал ад-дина Руми[87], во второй половине XIII века писал стихи не только по-персидски и по-тюркски, но и по-гречески, и эти греческие стихи, написанные арабским алфавитом, представляют большой интерес для лингвистов как единственный памятник того греческого наречия, на котором тогда говорили в окрестностях Коньи.
На Кавказе победы ислама и тюркского языка в то время были менее значительны. Слово азери, означавшее прежде иранский диалект Азербайджана, означает теперь тюркское наречие, на котором говорит в Азербайджане почти все население и пределы распространения которого и на севере, и на юге идут гораздо дальше границ персидской области, сохранившей название Азербайджан; но известия о распространении здесь тюркского языка относятся только к послемонгольской эпохе, и можно сомневаться в том, получил бы здесь тюркский язык такое преобладание без новой тюркской волны, которую принесло с собой монгольское нашествие. Очень скоро, после побед сельджукских султанов, на Кавказе политический перевес перешел к христианам. XII век и начало XIII века были временем процветания могущественного грузинского царства; мусульманские соседи грузин переживали в это время такое же унижение, как и мусульманские соседи Византии во второй половине X — первой половине XI века, с той разницей что грузинские цари не относились враждебно к мусульманской культуре, чеканили для мусульманских областей монеты с арабскими надписями и даже, по словам одного арабского автора, среди своих подданных не делали различия между мусульманином и христианином.
Как «султаны ислама» потомки Сельджука должны были обратить внимание на области Средней Азии, откуда они сами вышли и где в то время господствовали Караханиды.
Уже султан Алп-Арслан[88], при котором началось завоевание тюрками Анатолии, совершал победоносные походы на Сырдарью и во владения Караханидов; его сын и преемник Меликшах (1072–1092), при котором сельджукская империя достигла высшей степени могущества, доходил до Узгенда в Фергане и принял выражение покорности от кашгарского хана, так что при нем власть «султана ислама» признавалась на всем пространстве мусульманской Азии от границ области уйгуров до Средиземного моря; независимыми оставались пока только Газневиды в Афганистане и Индии, где хутба стала читаться с именем сельджукского султана только при сыне Меликшаха — Санджаре[89]. В Средней Азии, как везде, сельджукские султаны достигли своих целей только силой; нет никаких признаков, чтобы тюркское население видело в них своих природных государей или чтобы они сами старались опираться на тюркскую национальную идею. Сельджукские султаны могли сделать своими вассалами Караханидов, но прочного объединения всех мусульманских тюрок в одно государство не произошло и не могло произойти; велика была уже тогда разница между тюрками Средней Азии и ушедшими на запад огузами. Даже огузы не были верноподданными сельджукских султанов: последний из могущественных потомков Сельджука, султан Санджар, как некогда тюркские ханы VIII века, должен воевать со своим собственным народом; султан даже провел некоторое время в плену у огузов и спасся из этого плена только бегством.
Помимо находившихся вне сферы влияния ислама культурных тюрок на востоке — уйгуров, было еще значительное число кочевых тюрок на северо-западе, также остававшихся в то время чуждыми если не мусульманской культуре, то исламу как религии. В XI веке быстро достиг большого распространения народ кипчаков, вышедший с берегов Иртыша. О переменах, происходивших среди живших там тюркских народностей, мы можем судить только по изменению их названий. В орхонских надписях несколько раз упоминается река Иртыш, но ничего не говорится о том, какие народы там жили; по-видимому, до Иртыша доходили владения западноогузского или тюргешского кагана. Название реки Иртыш, несомненно, нетюркское, хотя есть несколько тюркских народных этимологии. Арабские географы помещают на Иртыше народ кимаков, занимавший обширную территорию к северу от огузов, доходившую на запад до Волги или Камы (Кама считалась тогда верхним течением реки, носившей название Итиль). Кимаки разделялись на несколько родов, среди которых были роды кипчак и йемек; Марквардт, несомненно неудачно, объясняет слово кимак из ики-йемек, предполагая существование двух родов йемеков. У Махмуда Кашгарского слова кимак уже нет; на Иртыше помещаются йемеки, которых автор называет племенем из кипчаков.
Впоследствии рядом с народом кыпчак часто упоминается народ канглы; у Махмуда Кашгарского слово канглы как народное название не встречается, говорится только, что Канглы — имя великого мужа из кипчаков; кроме того, слово канглы известно автору в значении «телега». Из сочинения персидского историка Бейхаки[90] мы знаем, что кипчаки задолго до сочинения Махмуда Кашгарского доходили на юг до границ областей ислама и были соседями Хорезма. К движению кипчаков на юг относятся, по-видимому, слова Махмуда о какой-то тюркской народности булак или эльке-булак, уведенной в плен кипчаками, но потом, с божьей помощью, освободившейся из этого плена; здесь мы опять, как во многих местах сочинения Махмуда, имеем темный намек на историческое событие, о котором нам было бы желательно иметь более подробные сведения, с указанием даты.
Возможно, что происходившее в XI веке движение огузов на запад и на юг отчасти было вызвано давлением кипчаков с севера; этим же, может быть, следует объяснить упоминаемое арабскими географами занятие огузами в X веке Мангышлакского полуострова, до тех пор безлюдного. Ман-гышлакский полуостров с тех пор оставался туркменским до последних веков, когда туркмены здесь вынуждены были уступить новому давлению с севера, давлению казаков (казахов); после революции Мангышлак был включен в состав Казахстана.
Происшедшая в XI веке этнографическая перемена выразилась в том, что обширная степь, которую географы X века называют «гузской», по имени огузов, теперь стала называться кипчакской (Дешт-и Кипчак); название удержалось и тогда, когда кипчаков как народа больше не было, и сохраняется в мусульманской научной литературе до сих пор, как название Хазарское море — для Каспийского моря. К кипчакам вместе с тесно связанным с ними народом канглы перешло наследие огузов на Сырдарье и наследие печенегов, вытесненных огузами, в Южной России, так что их владения заняли огромную территорию с востока на запад; по-видимому, и на севере в их владении, как теперь во владении казаков (казахов), оставалась вся степная полоса, и новых народных движений с севера уже не было. На западе кипчаки вошли в соприкосновение с русскими и с западными европейцами, хотя ни те, ни другие не знали слова «кипчак»; русские назвали кипчаков половцами, западные европейцы — команами. Насколько мне известно, слово «команы» не встречается в мусульманской литературе, кроме писавшего в XII веке в Европе Идриси[91] и тех авторов, которые пользовались его сочинением.
О происхождении половцев в Новейшее время появился талантливый труд Марквардта, старающегося доказать, что в состав кипчаков вошел упоминаемый некоторыми мусульманскими авторами народ кун на отдаленном востоке и что это же название, Cuni, получило известность в Западной Европе. Вопреки всем доводам Марквардта мне не представляется доказанным ни то движение с востока на запад, которое им предполагается, ни даже самое существование народа кун. В той же местности, к востоку от киргизов, у Гардизи помещается народ фури, находившийся на более низком уровне культуры, чем киргизы. Столь же малоубедительны попытки Марквардта доказать, на основании некоторых китайских известий, что у кипчаков была династия, пришедшая в более позднее время, в XII веке, с Дальнего Востока.