Свидетель или история поиска - Джон Годолфин Беннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пригласил Радвану де Прагловски к нам в дом. Оказалось, что он изучил глубинные состояния гипнотического транса, и, когда я попросил его давать мне уроки, он с готовностью согласился. Простые опыты можно было выполнять с любыми людьми, но глубокие исследования потребовали бы особо чувствительных участников.
Миссис Бьюмон вместе с русской девушкой, с которой мы познакомились, помогая беженцам из России, согласились испытать свои силы, и обе оказались прекрасными испытуемыми. Мы встречались один или два раза в неделю, и вскоре я освоил почти все опыты, описанные в книге полковника де Роша. Кроме всего прочего, я наконец проверил эффект, называемый «экстериоризацией чувствительности». Он достигался следующим образом. Испытуемый погружался в гипнотический транс такой глубины, что кожа теряла свою чувствительность и человек только слышал голос гипнотизера. Голову испытуемого, чьи глаза были закрыты, окружал непрозрачный экран, поэтому он никоим образом не мог видеть свое тело. Затем брали какой-нибудь предмет, например, золотое кольцо, подвешенное на тонкой серебряной нити, и осторожно передвигали над поверхностью тела. Испытуемый должен был сообщать о своих ощущениях. Когда кольцо оказывалось в нескольких сантиметрах от кожи, испытуемый вскрикивал и говорил, что обжегся. Таким способом составлялась карта чувствительных зон вблизи поверхности тела. Они напоминали набор оболочек, ближайшая из которых находилась в нескольких миллиметрах, а дальняя — в метре от кожи.
Эти эксперименты убедили меня в том, что вокруг человеческого тела должно быть некое силовое поле, связанное с нервной системой внутри тела. Они заставили меня пересмотреть нелестное мнение о сабахеддиновском описании астрального тела человека. Я начинал догадываться, что существуют состояния материи, невидимые и неощущаемые, но у которых есть вид чувствительности, подобный нервной системе животных.
Я сообщил князю Сабахеддину об этих экспериментах, он был обрадован результатами, но посоветовал обратить внимание на феномен, называемый «регрессия памяти», при котором гипнотизируемый, проходя через четыре различных состояния, возвращается в свое прошлое. Он полностью забывает настоящее и не знает, где находится. Он словно бы живет в определенном времени прошлого. Голос и манеры изменяются и молодеют по мере прогрессирования регрессии.
Миссис Бьюмон, в то время 47 лет от роду, вернулась в свое детство, в Индию, и бегло заговорила на хиндустане, на котором проснувшись, едва ли могла сказать несколько слов. Русская девушка пошла еще дальше и оказалась в пренатальном состоянии, свернувшись, как пятимесячный плод. Затем она сказала, что парит в космосе.
Несколько раз и я пытался вернуться в прошлое. Ни разу не было и намека на воспоминания до зачатия. «Парение в космосе» можно интерпретировать как стадию гаструлы.
Сабахеддин был несколько разочарован результатами. Он, с некоторыми колебаниями, верил в реинкарнацию и надеялся, что мы получим некоторые свидетельства о предыдущих жизнях. Должен сказать, что мои скромные эксперименты по регрессии памяти не подтвердили утверждений, высказанных полковником де Роша в книге «Les Vies Succesive».
Гипнотические эксперименты утомили меня и не помогли в исследовании пятого измерения. Двое моих испытуемых не вели себя так, словно переходили с одной линии времени на другую. Живя жизнью пяти-, десяти- или двадцатилетней давности, они ничего не знали и не хотели знать о другом времени — прошлом или будущем.
Новые интересные события полностью поглотили нашу жизнь, и я прекратил свои гипнотические опыты.
Глава 5
Гурджиев и Успенский
Вторым решающим событием моей жизни, произошедшим в Куру Чешме, стала первая встреча с Георгием Ивановичем Гурджиевым, одним из наиболее замечательных людей нашего столетия. Паттерн моей жизни, несомненно, содержал необходимость этого знакомства, поскольку три различных пути привели меня к нему.
Все началось с Михаила Александровича Львова, бывшего сержанта Царской Конной Гвардии. Он принадлежал к сливкам русской аристократии, был обращен Львом Николаевичем Толстым в свою веру, покинул армию и поселился в Ясной Поляне. Там его застала и смерть Толстого в 1910 году. Выучившись сапожному делу, он отказался от всех других возможностей и жил изготовлением башмаков. Верный приговору, вынесенному Толстым революции, он покинул Россию и в 1920 году оказался в Константинополе в полнейшей нищете. Он соорудил себе лежанку под лестницей в «Русском маяке» — клубе для белых русских, расположенном рядом с Туннелем (верхней станцией подземной горной железной дороги между Пера и Галата). Встретившись с ним, миссис Бьюмон была так тронута его смирением и спокойствием, что предложила ему пожить в свободной комнатке у нее в доме. Он согласился, заметив, что отсутствие уединенности в «Маяке» весьма тягостно для него, и выговорил условия: предоставить ему самому делать домашнюю работу и не тревожить его в часы медитаций.
Mы были рады принять его, хотя и не много времени проводили дома. Она занималась нелегким учительским трудом, преподавая английский в турецкой школе для девочек Безм-и-Алем, директрисой которой была ее лучшая подруга Сабина Эсен. Она любила своих турчанок и засиживалась допоздна с теми, кому требовались дополнительные занятия. Я же частенько просиживал до ночи в конторе, поэтому мы бы совсем редко виделись с Львовым, если бы не мое крайнее восхищение его личностными качествами.
Таких, как Львов, я не встречал раньше. Смирение и любовь к бедности пронизывали все его существо. Он никогда ничего для себя не искал, не давал советов и вообще не разговаривал без необходимости. Обычно он целыми днями молча чинил ботинки для нищих русских, которые, как правило, не могли заплатить. Я предполагал, что ему лет пятьдесят, но мягкие бледно-голубые глаза, худая прямая фигура и безупречное телосложение как бы лишали его возраста. Он никогда не унывал и не жаловался на какие-либо недомогания. Неуклонно подчиняясь жесткой самодисциплине, он никогда не предлагал другим следовать его примеру.
Однажды Львов, колеблясь и всячески извиняясь сказал нам, что его старый друг Петр Демьянович Успенский хотел бы проводить в Пера ежедневные Собрания, но не может найти подходящего помещения. Гостиная миссис Бьюмон как раз то, что надо, к тому же по вечерам она пустует,
