Искатели необычайных автографов - В Левшин

- Предубеждение номер один! - отметил Мате. - Интересно, сколько строчек останется в энциклопедии после вас?

- Грубо, грубо и в третий раз грубо.

Глаза у Мате сузились и стали совсем враждебными. А разве не грубо судить об ученом только потому, сколько почестей воздано ему в энциклопедии? Да знает ли Фило, что такое Фибоначчи? Это же основоположник новой эры в европейской математике! Да, да, эры, и ни на миллиметр меньше! Фибоначчи был тем самым человеком, который познакомил Европу с великой математикой средневекового Востока. Это благодаря ему здесь узнали о десятичной системе счисления. Да если бы не Фибоначчи, человечество, может быть, до сих пор пользовалось бы неуклюжими римскими цифрами или - страшно сказать! - какой-нибудь вавилонской клинописью.

Фило равнодушно пожал плечами.

- Ну и пусть. Мне-то что?

- Конечно, - напустился на него Мате, - вы же у нас филолог, счетом не занимаетесь. А ведь еще Чехов сказал: "Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя".

- С вашего разрешения, это сказал не Чехов, а Козьма Прутков.

- А что от этого меняется? Ваш флюс как был, так и остался при вас.

- А ваш - при вас. И при вашем Фибоначчи.

- Черт знает что! - вышел из себя Мате. - Так говорить об авторе знаменитой "Либер абачи"!

- "Либер абачи", - повторил Фило. - Если не ошибаюсь, учебник арифметики?

- Вот именно, и, смею вас заверить, замечательный, - с жаром подхватил Мате. - Среди математических книг того... простите, этого времени нет ему равных! Необычайное богатство и разнообразие задач, доказательность, оригинальные методы решений - все это сделало "Либер абачи" интересной и полезной не только для тех, кто изучает математику в практических целях, но и для настоящих ученых. Неспроста удивительная книга Фибоначчи стала источником, из которого черпали многие математики последующих столетий! Задачи и приемы решений "Либер абачи" встречаются в трудах итальянских, немецких, английских, французских, русских математиков. Их можно обнаружить даже в произведениях восемнадцатого века! А так называемые числа Фибоначчи? Да ведь им нет цены! Долгое время они оставались забытыми. Но теперь! О, теперь Фибоначчи и его числа известны всему просвещенному человечеству...

Мате говорил так искренне, с таким увлечением, что Фило невольно растаял.

- Хорошо, хорошо, сдаюсь. Ваш Фибоначчи - гений. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

- Вот это верно! Мы сейчас же отправляемся на розыски.

- Прежде надо еще войти в город, - возразил Фило, указывая куда-то направо.

Мате повернул голову. Шагах в двухстах от них простиралась бесконечная крепостная стена. Тяжелые, обитые железом ворота были закрыты. У караульной башни прохаживались двое стражников с алебардами. Мате заметил, что маленькая сводчатая дверь башни приотворена.

- Все в порядке, - сказал он. - Башня наверняка служит проходной. Одна минута - и мы в городе.

-Так нас и пустят!

- Конечно, пустят. Мы же невидимки!

- Вы думаете, поэтическая шутка Хайяма сработает и на сей раз? А если не сработает?

- Рискнем.

- Э, нет! - запротестовал Фило. - Не желаю быть вздернутым на виселицу в качестве генуэзского лазутчика.

- Почему же непременно генуэзского?

- Следовало бы вам знать, что Генуя и Пиза - отчаянно конкурирующие морские державы. Они постоянно строят друг другу козни. Пройдет каких-нибудь шестьдесят лет, и Генуя нанесет Пизе удар, от которого ей уже никогда не оправиться. Пизанский флот будет разбит, а вскоре Генуя в союзе с другими итальянскими городами нападет на Пизу с суши...

Мате ревниво заметил, что Фило неплохо подготовился к путешествию. Только с чего он взял, что Пиза - морская держава? Ведь она, кажется, стоит на реке Арно, а Генуэзский залив расположен в двенадцати километрах от города.

- Так-то оно так, - сказал Фило, - но не забывайте, что сейчас, в тринадцатом веке, Арно еще судоходна - и корабли из Генуэзского залива поднимаются до самого города.

Мате вздохнул:

- Они-то поднимаются, а мы... Ну да ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Видите плетеную изгородь? Ту, недалеко от стены? Подберемся к ней ползком, заляжем, а там улучим удобную минуту и - в башню!

Фило огорченно посмотрел на свои опрятные бумажные брюки, заменившие на сей раз шорты. Бедные джинсы, за пять лет он так с ними сроднился! Но, как поется в старинной венгерской балладе, еще больше было потеряно на Могашском поле...

Он отважно лег животом на холодную землю и, сопя от усердия, пополз. Мате сделал то же самое, и скоро они благополучно добрались до плетня, за которым раздавались грубые голоса стражников.

- Опять всю ночь выли волки, - сказал один.

- Совсем обнаглели, - отвечал другой. - И развелось же их! Пропасть...

- Немудрено. Убивать-то некому...

- Твоя правда. Прежде как было? Люди охотятся, звери прячутся в норы. Нынче звери рыщут в поисках добычи, а люди забились в свои норы и боятся нос наружу высунуть.

- Побоишься тут, когда от разбойников спасенья нет. Вот и на соседнюю деревню тоже напали.

- Да что ты!

- Не сойти мне с этого места. Стариков поубивали, остальных - в рабство. О скотине и не говорю: лошадей, ослов, свиней - всех угнали.

- Этак скоро все мы с голоду перемрем, - сокрушался второй. - Некому станет ни сеять, ни жать, ни возделывать виноградники. Если крестьяне где еще и работают, так только в пригородах. Да и то под вооруженной охраной... А все проклятые раздоры!

- Да, чего-чего, а этого добра у нас хватает. Кто только у нас не враждует! Города, провинции, семьи. Только и слышишь: осады, пожары, сражения...

- Что ж удивляться, если и верховные-то наши владыки - Папа с императором - и те дерутся не на жизнь, а на смерть. А кто из них прав, кто виноват? Поди разберись...

- Но-но-но! - неожиданно ожесточился первый. - Ты, может, не разберешься, а я разберусь.

- Это почему же?

- Потому что я чистокровный пизанец. Стало быть, гибеллин22 и сторонник императора. А твоя мать откуда родом?

- Ну, из Болоньи, - неохотно буркнул второй.

- Ага! Выходит, пизанец ты только наполовину. А болонцы - они все до единого гвельфы и паписты. Это уж как пить дать.

- Ну и что? Еще неизвестно, кто лучше: Папа или император. Папа хоть христианин, а император...

- Что - император? - горячился первый. - Ну, договаривай!

- Антихрист он, вот что.

- Да как ты смеешь! - зарычал первый, лязгая мечом в ножнах. Говорят, наш государь, Фридрих Второй, получил корону не от Папы, а от самого Господа Бога. А уж Бог антихриста нипочем императором не сделает.

- Отчего же тогда твой Фридрих отлынивает от крестового похода? продолжал наступать второй. - Отчего при дворе у него в почете иудеи и сарацины23? Молчишь? То-то. И потом, антихрист - он ведь должен быть сыном дьявола и монахини. Так ведь?

- Та-а-ак...

- А мать императора, эта сицилийка Констанция, до того как ей выйти за короля Генриха, говорят, и была монахиней. Значит, как ни верти, а все сходится.

Сраженный этим неопровержимым доказательством, первый не нашел, что ответить, и товарищ его, очень довольный своей победой, продолжал разглагольствовать. По его словам, гвельфы и гибеллины произошли от двух дьяволов - Гвелефа и Гибела, посланных из ада на землю, чтобы истребить человечество нескончаемыми войнами.

Мате чуть не фыркнул, слушая эту галиматью, но Фило вовремя ущипнул его за ногу: ничего смешного! Средневековье - время бескультурья, бездорожья и разобщенности. Неудивительно, что здесь процветают самые нелепые, самые чудовищные слухи.

От шепота его у Мате так защекотало в ухе, что он снова чуть было не фыркнул... Вдруг вдали послышалось заунывное пение. Друзья обернулись и увидели, что к крепостной стене движется нечто черное и бесформенное, какая-то стелющаяся по земле поющая туча. По мере того как туча приближалась, пение становилось все громче.

- Смотри-ка, Фило, да это люди!

Да, то были люди, хотя, скорее, их можно было принять за толпу призраков. Изнуренные, босые, в черных балахонах с красными крестами на груди, они шли, держа в руках ветки и зажженные свечи. Многие были опоясаны цепями или толстыми веревками, длинными концами которых время от времени наносили себе жестокие удары.

- Мира! Мира! - пела толпа. - Господи, дай нам мира!

- Что за изуверство! - возмутился Мате. - Зачем они калечат себя?

- Наверное, думают, что войны посланы им в наказание за какие-то грехи, и хотят замолить свою вину перед небом.

- Бедняги! Видно, крепко их допекло... Смотрите, среди них дети?!

Лицо Мате исказилось от жалости, и Фило впервые подумалось, что у этого язвительного человека доброе и легко ранимое сердце.

Тем временем в крепости тоже заметили бичующихся и стали готовиться к встрече. На верхнюю площадку зубчатой стены высыпали солдаты. Холодным сумрачным блеском заиграли на свету металлические каски и нагрудники.

Когда солдаты построились в длинную шеренгу, на стене появился человек с жестким, словно высеченным из камня лицом.