Сидим, курим… - Маша Царева

А впрочем, весь этот староформатный сброд безобиден. С теми, о ком слагаются уличные легенды, всегда можно договориться. Совсем другое дело — арбатские пришельцы новой волны. Бритоголовые беспринципные юнцы в заляпанных грязью ботинках, юные бомжовки, вдыхающие клей точно элитный парфюм…

У меня свидание с Данилой Донецким. Пятничное свидание в кино — с одной стороны, банальная городская инсценировка, с другой — такой милый вечер, от которого неизвестно чего ждать (и от неизвестности этой почему-то дрожат колени).

Началось свидание небанально.

— Это тебе, — застенчиво сказал Данила, протягивая мне какой-то круглый предмет, неряшливо завернутый в подарочную бумагу с Винни Пухами.

— В честь чего? — нахмурилась я. В моем возрасте внезапные подарки полузнакомых мужчин воспринимаешь без овечьей приветливости. Я могла бы целую аналитическую статью об этом написать — «Подарок как эквивалент намека».

— С днем рождения, — широко улыбнулся он.

— Мой день рождения был три месяца назад.

— Ну я же не знал. — Он развел руками. — Я вообще был с тобой тогда незнаком. Теперь вот пытаюсь наверстать упущенное. Тебе не интересно взглянуть, что там?

— Ты псих? — беззлобно поинтересовалась я, принимая сверток из его рук.

Из-под надорванной бумаги выглядывали какие-то бубенчики и крашеные зеленые перья.

— Ты решил подарить мне наряд индейца для привлечения клиентов?

— Это бубен, — серьезно сказал Данила, — настоящий шаманский бубен. Для привлечения удачи.

Я глупо смотрела на бубен — топорно сделанный, ярко раскрашенный.

— И зачем он мне? Я бросила музыкальную школу через неделю после того, как меня привели туда родители.

— Для игры на бубне не требуется высшего музыкального образования, — усмехнулся он. — Ты попробуй. Это мощная вещь. Правда. У гадалки одной покупал.

Моя рука взметнулась вверх, переливчато зазвенели бубенчики. Какой-то проходивший мимо хмурый мужик в серой куртке посмотрел на меня из-под привычно насупленных бровей и дернулся в сторону — наверное, не хотел, чтобы траектория его движения пролегала в непосредственной близости от кандидатки в психиатрическую лечебницу.

— Вот видишь! — обрадовался даритель. — Ты уже отпугиваешь демонов. Гадалка так и сказала — бубен будет талисманом для своего хозяина.

— Я не демонов отпугиваю, а мужиков, и если так будет продолжаться, стану старой девой и заведу ворону, — проворчала я. — Буду ей на бубне играть.

В некоторых кинотеатрах, на задних рядах, есть сдвоенные кресла — так называемые места для поцелуев. Если мужчина берет билет на «поцелуйный» ряд, а девушка топчется рядом, скромно рассматривая носочки туфель, значит, между ними заключен негласный пакт. Он имеет право на атаку без риска получить ладонью по физиономии и может рассчитывать минимум на то, что две трети фильма они проведут, сросшись губами и исследуя кончиками языков кариес на зубах друг друга. Если «киношный петтинг» в девушкины планы не входит, она обязана предупредить об этом заранее, у билетных касс. Иначе какого хрена ему платить лишние двести рублей за сдвоенные кресла?

В Киноцентре показывали какую-то философскую муть очередного скандинавского самородка. На афише были нарисованы целующиеся девицы не первой свежести, окруженные венцом из золоченых наград, — фильм взял призы каких-то там студенческих и любительских фестивалей.

Я логично решила, что раз Данила пригласил меня на подобное лекарство от бессонницы, да еще и взял билеты на самый дальний ряд, значит, мы отлично проведем время за поцелуями.

Было в этом что-то романтичное — встретиться через столько лет и продолжить то, что толком и не начиналось, даром что заставляло не измученное холестерином и разочарованиями четырнадцатилетнее сердце биться быстрее. Любовь с паузой в десять лет.

Данила Донецкий нового образца был очень привлекательным мужчиной. Наверное, немного не в моем вкусе: почему-то в то время наиболее привлекательными мне казались длинноволосые голубоглазые юноши с гитарами наперевес, в душе которых бушевали немного сдерживаемые марихуанными парами демоны. Я выбирала в любовники тех, кто бунтовал, кто мечтал изменить мир и верил в то, что это подвластно одному человеку. Безнадежные романтики — их век короток, как у прозрачных мотыльков. Не знаю, куда они деваются потом — то ли делают стрижку, покупают костюм и телевизор и отращивают животик, то ли предпочитают сгинуть в героиновом голодании, то ли просто тихо испаряются, как выброшенные на берег медузы.

Донецкий был не таким — в нем чувствовался стержень. Отчаянное желание быть счастливым (в общепринятом смысле слова) держало его на коротком поводке. Он одевался в хороших магазинах, ел в дорогих ресторанах, водил внедорожник «Nissan», и время ему подсказывали не случайные прохожие, как мне, а тысячедолларовые часы.

Под надрывные напевы Бьорк пролетели титры, и его рука нашла на подлокотнике кресла мою. Медленно втянув воздух через нос, я прикрыла глаза. Волнительный момент. Поцелуй длиною в десять лет. Почему я совсем ничего не помню о том своем первом поцелуе? Кажется, от Донецкого тогда пахло мятной жвачкой и пивом, а мои мысли хаотично метались в радиусе от «не застрял ли между зубами кусочек шашлыка?» до «если произойдет покушение на мои трусы, что делать?! Не сдаваться же без боя, ведь трусы-то уродливые, хлопчатобумажные, подаренные целомудренной бабушкой…».

Сейчас от Данилы пахло туалетной водой «Lanvin», а все мои мысли сводились к статистическим подсчетам: когда я занималась этим в последний раз? Кажется, то было месяца два назад и вторым фигурантом был мужчина, имени которого я даже на инквизиторской дыбе не вспомню.

Его пальцы переплелись с моими. Они были теплыми и, самое главное, сухими. Терпеть не могу быстро потеющие мужские ладони — в таких объятиях вместо предвкушения страсти уныло думаешь, не останутся ли пятна на водолазке и в какую сумму обойдется химчистка.

Все как нельзя кстати. Мне, живой женщине двадцати пяти лет, нужен секс. Донецкий — не случайный прохожий и даже вроде бы в меня влюблен. Может, он окажется настолько искушенным, что и мое сердце в конце концов распахнется ему навстречу?

— Какое интересное у этой актрисы лицо, ты не находишь? — шепнул он, наклонившись к моему уху.

Я встряхнула головой: какое лицо, какая актриса? По экрану металась полная бледная дева со вздернутым носом и бантиковидными губками — кустодиевская купчиха европейского разлива.

— Не вижу ничего интересного.

Прошло еще десять минут. Моя рука по-прежнему покоилась на его ладони. Иногда он, как бы задумавшись, перебирал своими пальцами мои. И все. На заднем ряду, на местах для поцелуев!