Курский перевал - Илья Маркин

Партизанский отряд Перегудова, отбиваясь от наседавших карателей, отходил в глубину брянских лесов. Как назло, стояли солнечные дни и высветленные звездами погожие ночи. Только дремучий сосняк и густые дубравы спасали партизан от оптических глаз назойливо бороздивших небо фашистских самолетов.

Степан Иванович Васильцов возглавлял колонну больных, раненых и спасавшихся в лесах местных жителей. Странная и горестно-скорбная была эта колонна. Полторы сотни подвод с людьми, скудным запасом продуктов и кое-каким домашним скарбом уныло тянули отощавшие лошаденки. Между ними брели женщины и дети повзрослее, жалостно мычали продрогшие и голодные коровы, кое-где виднелись одинокие фигуры вооруженных мужчин. Ни смеха, ни громких выкриков и оживленных разговоров. Только приглушенный хруст, тяжкое дыхание людей и животных да редкие возгласы ездовых тревожили глушь бескрайних лесов.

Позади, на востоке, где остались главные силы отряда, то замирая, то разгораясь, глухо рокотали отзвуки боя. Едва уловимо доносилась стрельба и с севера и с юга. К утру вконец измученные лошади уже не подчинялись ни уговорам, ни кнутам. Не пройдя и половины намеченного пути, пришлось остановиться на дневку.

Васильцов рассыпал подводы среди угрюмых, безмолвно качавших седыми шапками вековых сосен, выслал во все стороны дозоры и отправил донесение Перегудову.

Стрельба на востоке не утихала. Вернувшиеся от Перегудова связные привезли Васильцову коротенькую записку.

«Не задерживайся ни на секунду! — писал командир отряда. — Уведи колонну еще хоть километров на пять. Каратели жмут отчаянно. Держимся с трудом. Много убитых и раненых. Боеприпасов осталось совсем мало».

— Еще хоть пять километров, — повторил Васильцов, осматривая беспорядочный табор. От жующих последние остатки сена лошадей и коров валил белесый пар. В разных местах дымили костры, и вокруг них грудились женщины и дети. Дымилась и единственная во всем отряде захваченная у немцев походная кухня.

— Сварилась каша? — спросил Васильцов чумазого повара с деревянным протезом вместо правой ноги.

— Еще бы малость подварить, да вот, — морща одутловатое лицо, показал повар на окружавших костры людей, — того и гляди поуснут, и не поднимешь.

— По малому черпаку хватит на всех?

— Должно хватить.

— Ну, быстро выдавай сначала детям, раненым, а потом остальным. Через полчаса тронемся.

— Тронемся? — удивленно округлил покрасневшие глаза повар. — Они же и с места не двинутся, враз попадают.

— Воздух! — донеслось из глубины леса.

— Гаси костры! — прокричал Васильцов. — И ты заливай топку, — бросил он повару, — наверняка «раму» черти несут.

Над лесами и в самом деле, поблескивая в лучах солнца, плыла осточертевшая и солдатам на фронте и партизанам в лесах «рама» — двухфюзеляжный немецкий разведывательный самолет. Пока «рама» кружилась вдали, все костры были погашены, и в сосновом бору замерла прогорклая дымом настороженная тишина.

— Сюда, сюда прется! — отчаянно прокричала какая-то женщина, и все люди, не сговариваясь, словно по единой команде, бросились к стволам деревьев.

— Вот неразумные, — беззлобно упрекнул повар женщин и детишек, — вроде как страусы: голову спрятал, а хвост наружи! Да в таком лесище — будь у него хоть сто глаз — ни черта не разглядит.

В этом был уверен и Васильцов, но, когда «рама» прогудела над бором и повернула на второй заход, он невольно шагнул в сторону ближней сосны.

«Фу ты, как мальчишка несмышленый!» — мысленно выругался он и, выждав, когда разведчик отлетел к северу, приказал повару:

— Раздавай, только быстро.

Первыми к походной кухне прибежали санитарки, за ними потянулись детишки. Женщины с удивительным спокойствием и, как показалось Васильцову, безразличием продолжали стоять под деревьями, не глядя даже в сторону кухни.

От Перегудова прибежал еще один связной.

— Уводите скорее! Командир приказал, — задыхаясь, прохрипел он. — Фрицы танки пустили. Один мы подбили, остальные напролом лезут. Только и можем удержать, что за ручьем с оврагами. А овраг-то, вот он, почти рядом.

Васильцов ждал, что сразу же после команды «в колонну стройся» начнутся жалобы, стоны, роптанья. Но все подводы уже вытянулись между деревьями, и никто не проронил ни слова.

Опять, перемежаясь с неумолкающей стрельбой, поплыли среди величавых сосен монотонный скрип, приглушенные всхрапы лошадей, тяжкий шорох множества ног.

Разведчики опять ушли далеко вперед, но какая-то смутная, сосущая сердце тревога охватила Васильцова. Он взял с собой двоих партизан и решил сам выскочить вперед колонны.

— Степан Иванович! — окликнула его в голове колонны Нина. — Степан Иванович, я же совсем здоровая, сильная, что же я буду с больными, ранеными… Я же стрелять умею… Дайте оружие, я тоже в охранение пойду.

— Степан Иванович, — вступился за девушку Кленов, — и в самом деле, что ей прозябать тут, когда она воевать может! У нас есть в запасе и автомат и патроны.

Васильцов хорошо знал презрительное отношение к женщинам вихрастого, часто озорного и буйного отчаюги разведчика Артема Кленова и немало удивился его столь горячей защите почти незнакомой девушки.

— Да вы не глядите, не глядите так на меня! — рассердился Кленов, поняв мысли Васильцова. — Это же не какая-нибудь неженка, а Найденова Нина, — дерзко скосил он на Васильцова цыганские глаза, — та самая разведчица, про которую мы, не зная ее имени, целый год легенды слушали.

Нина смущенно потупилась, что-то невнятно пробормотала и, взглянув искоса на Кленова, проговорила:

— Что выдумываете несуразное?..

— Ну, хорошо, хорошо, — впервые за последние сутки улыбнулся Васильцов, — согласен. Только куда же направить тебя: к разведчикам или в охранение?

— Какое там охранение! — возмущенно воскликнул Кленов. — Она же разведчица и будет с разведчиками.

— А вот и автоматик, — вынырнул из-за спины неразлучный друг Кленова Сеня Рябушкин, низенький курносый паренек лет восемнадцати с удивительно голубыми и чистыми глазами. — Немецкий, правда, нашего не нашлось, — словно оправдываясь, поглядывал он то на Васильцова, то на Нину, — зато патрончиков всегда вдосталь.

— А гранаты что же, позабыли? — подзадорил Васильцов разведчиков.

— Никак нет. В полном порядочке, — лихо отрапортовал Рябушкин и ловко перекинул через плечо Нины брезентовую сумку с гранатами.

— О це дивчина, как говорит наш Иван Кечко! — с гордостью воскликнул Кленов, когда Нина, щелкнув затвором автомата, взяла его на изготовку. — А вы ее, Степан Иванович, в обоз записали.

— Только смотрите, — погрозил пальцем Васильцов, — беречь ее, как собственный глаз.

— Ни боже мой! И пылинке сесть не дадим, — торжественно заверил Рябушкин.

— Ну, а теперь вперед, — радуясь короткому перерыву тревожных мыслей, скомандовал Васильцов.

«Эх, если бы не раненые да не женщины с детьми! — думал он. — Помотали бы мы карателей по лесам брянским, по чащобам да болотам».

Все так же подымая высоко к небу иглистые макушки, величаво проплывали медностволые сосны. Казалось, этому дремучему бору не будет ни конца ни края. Но километра через три бор резко оборвался, потянулось неказистое мелколесье, и вдруг открылась чистая прогалина.

— Стой! — крикнул Васильцов. — Маскируйся!

Над прогалиной назойливо кружила «рама».

— Да-а-а, — оглядываясь по сторонам, с досадой протянул Кленов, — и вправо и влево сплошь открытое поле, да и впереди до леса километра, наверно, три. Вот бы влопались, если всей колонной на эту пустоту выползли.

— Где же разведчики? Я троих послал, — возмущенно проговорил Васильцов.

— Вот следы, — прокричал Рябушкин, — вправо опушкой двинулись.

— Раз они вправо пошли, — приказал Васильцов Кленову и Рябушкину, — тогда вы так же по опушке влево проскочите. Далеко не уходите, километров пять и назад. Я здесь буду. А вы, Нина, быстро к обозу. Как дойдете до края бора, стоп и рассредоточиться.

Отправив разведчиков и девушку, Васильцов с ненавистью взглянул на хищно кружившую «раму» и присел под куст. Отзвуки боя, казалось, приблизились вплотную. О переводе колонны через открытую прогалину днем Васильцов не мог даже подумать. «Рама» сейчас же вызовет бомбардировщиков, и от колонны останется только кровавое месиво. Единственный выход — ждать темноты. Но сдержат ли партизаны натиск карателей до ночи?

Васильцов обхватил голову руками и несколько минут сидел в безмолвном оцепенении. Все, что было сделано для спасения изможденных пленных из лагеря и обреченных на смерть женщин с детьми, сейчас могло быть перечеркнуто одним налетом немецких бомбардировщиков или ударом какой-нибудь паршивенькой роты вражеских автоматчиков.