Нам здесь не место - Дженни Торрес Санчес

— Черт побери, Чико! — кричу я. Сердце колотится все сильнее, и я сам начинаю бить друга. — Дерись со мной! Я кому сказал, дерись, жирдяй гребаный, свинья! — Я врезаюсь в него всем телом.

Когда я называю Чико свиньей, словно тот всего лишь грязное животное, толстый боров, — он смотрит на меня, и на лице его читается боль. Тут до меня доходит, что только такие слова, оскорбительные, ранящие, могут прорваться сквозь охвативший его страх. И я снова называю его «долбаной свиньей», хоть и чувствую, как что-то во мне надламывается, когда он опять смотрит на меня глазами человека, которого предали. Кажется, он не может поверить, что я сказал это.

— Такой ты и есть! — кричу я. — Давай дерись!

Подавшись вперед, я отвешиваю ему пощечину. Он грубо отпихивает мою руку. Я снова и снова хлопаю его по щекам.

— Хватит, — сквозь зубы произносит Чико.

— Давай! — не унимаюсь я, кружа вокруг него.

Я знаю его лучше всех. Знаю все его болевые точки. Знаю, как он расстраивается из-за своего веса. Знаю о его неизбывной любви к покойной матери. И о ее прошлом. О том, что она торговала собой на улице, когда Чико был маленьким, чтобы обеспечить себя и его. Иногда она делала это и когда он уже подрос.

Я люблю его, и мне нужно ранить его так сильно, чтобы он на меня набросился, поэтому в дело идет всё. Всё, что мне известно. Я насмехаюсь над ним снова и снова, до тех пор, пока не замечаю, что за болью в его глазах начинает нарастать гнев. И вот наконец он выпускает этот гнев на волю.

Кулаки у Чико крепче, чем я думал. И он сильнее, чем можно было предположить. Я уже не понимаю, что говорю ему, просто ору, чтобы заставить его выплеснуть как можно больше скопившейся внутри него ненависти. Теперь я слышу только его вопли, он визжит, как свинья, которую режут, а удары его кулаков сыплются на меня градом. И слезы тоже льются градом.

Хотя мне больно, я рад происходящему. Рад тому, что на каждое мое слово он отвечает ударом, лупит меня в живот, в грудь, в лицо, по голове. Меня радует боль и появившийся во рту металлический привкус. А потом картинка передо мной начинает исчезать, я будто падаю в глубокую черную нору, весь мир отдаляется, и звуки, которые издают Рэй, Нестор, Чико и еще двое парней, исчезают вместе с тусклым светом этой комнаты.

— Правильно, Чико, так и надо, — шепчу я. — Молодец.

Он сидит у меня на груди, вцепившись руками в горло. Но даже сейчас, когда Чико так зол, в нем проглядывает доброта, от которой мне всякий раз стандвится за него страшно.

— Молодец, — повторяю я.

Наши глаза встречаются лишь на миг, но больше и не надо. Я улыбаюсь, а он ослабевает хватку и слезает с меня. А я так и лежу, глядя в потолок, и ловлю ртом воздух.

Помещение наполняется хохотом и аплодисментами.

— Вау! — орет Рэй. Слышится долгий резкий свист, и мне кажется, что моя голова вот-вот треснет. — Это было круто! — Снова раздается свист.

Рэй подходит ко мне.

— Ну да, вы вдвоем отлично справитесь, — говорит он. У меня перед глазами все плывет, и Рэй начинает двоиться. — Поднимайся, — говорит он, хватая меня за руку и дергая на себя. — Завтра встретимся с вами обоими. Нестор вас подхватит, как сегодня. Есть для вас дельце-другое.

— Мы никому не проболтаемся, и, пожалуйста… пожалуйста… — бормочу я, надеясь, что он догадается о тех словах, произнести которые вслух у меня не хватает духу: «Пожалуйста, не втягивай нас в свои дела. Пожалуйста, отпусти нас».

Рэй совершенно точно знает, что я имею в виду. Глядя на меня, он качает головой:

— Хочу, чтобы вы кое о чем знали. Вот эти ребята, — он показывает взглядом на парней, которые были с ним с самого начала, — они пасли вас, пока вы спали. Они все время вас пасли. И видели тот костерок, на котором ты, умник, сжег одежду. И тот матрасик, на котором ты спишь, как сраный бездомный пес, — говорит он Чико. — Я все про вас знаю. Так что, пацаны, у вас только два варианта: дружить со мной либо стать моими врагами. Думаю, вы сообразите, что для вас лучше, правда?

Один из парней улыбается и что-то насвистывает. Точно такой же свист мы слышали за окном в ночь после убийства. И я понимаю, что сопротивляться бесполезно. Я знаю, что на самом деле у нас есть всего один вариант, и поэтому киваю.

Рэй улыбается.

— Хорошо! У меня большие планы. Я тут затеваю кое-что крутое. И мне нужна собственная армия. — Его глаза блестят. — Милости прошу в строй, солдатики.

Он делает знак Нестору. Тот выводит нас из сарая и отвозит домой. Всю дорогу в машине орет радио.

Поездка кажется какой-то нереальной, и каждый ухаб отдается болью в голове. Не успев опомниться, я выхожу из машины перед нашим домом. Солнце слепит. Я слышу, как уезжает Нестор, вместе с его тачкой удаляется и музыка. Пахнет пылью, смешанной с терпким запахом автомобильного освежителя воздуха, который застрял у меня в ноздрях. От такого «коктейля меня начинает подташнивать.

Чико идет рядом, поддерживая меня, потому что на этой жаре я шатаюсь как пьяный. По идее, мама должна сейчас быть на работе — она официантка в одном из ресторанов Аматике, ближайшего к нам курорта. Но я все равно проверяю, нет ли в патио ее мотороллера, и только после этого мы входим в дом.

Я как следует умываюсь, полошу рот, проверяя, не шатается ли какой-нибудь зуб. Чико бежит в лавку за льдом. Кажется, что он отсутствует целую вечность, и в то же время такое впечатление, что его не было лишь один миг, как будто я моргнул, и вот он уже тут — стоит рядом с раскаленным диваном, на котором я лежу, а в руках у него завернутый в полотенце пакетик с подтаявшим льдом. Я прикладываю лед к лицу, надеясь, что это поможет от синяков и моя физиономия не слишком заплывет.

Никто из нас ничего не говорит.

У нас нет слов.

Но даже если б они и были, вряд ли бы мы их произнесли.

Мы оба знали, что однажды это произойдет. Жить тут — все равно что строить будущее на зыбучих песках. Ты понимаешь, что