Нам здесь не место - Дженни Торрес Санчес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если кое-что случится… если ты поймешь, что, похоже, забеременела, тогда можно будет принять вот эту таблетку, — шепчет Летиция. — Но ее нужно принять сразу, в первые же несколько часов после незащищенного секса.
Когда я тянусь к коробочке и читаю инструкцию, моя рука дрожит. Как жаль, что я не знала об этом препарате десять месяцев назад! И обо всем остальном тоже. А еще я никогда больше не буду восхищаться красотой и желать, чтобы какой-нибудь парень смотрел на меня так, как смотрел на Летицию ее бойфренд.
— Тебе нужно что-нибудь еще? — мягко спрашивает она.
Я уже собираюсь покачать головой, но тут вижу под стеклом прилавка бритву.
— Вот ее, — говорю я. — И еще это. — Я показываю на маленький складной ножик, лежащий возле бритвы.
Летиция снова внимательно смотрит на меня, но все-таки достает все, что я попросила, и кладет в синий полиэтиленовый пакетик.
— И еще мне нужно, чтобы ты сделала мне одолжение, — говорю я, когда она добавляет стоимость ножика и бритвы к общей сумме.
— Какое?
— Продай все это в кредит. Мама потом обязательно заплатит, ты же знаешь! Она не должна знать, что все это купила я. Пока не должна. Пожалуйста, возьми с нее плату через месяц!
Я могла бы заплатить за все деньгами, которые дал мне Рэй… Могла бы. Но я не хочу. Пусть даже мама потом меня возненавидит. Потому что эти деньги мне еще понадобятся.
— Ох, Крошка, — говорит Летиция, качая головой и с жалостью глядя на меня, — ты же знаешь, мы кредитов не даем.
— Знаю, Летиция, но заплатить не могу, так что, может, всего один раз…
— Dios! Боже, Крошка, у тебя что, большие не-, приятности? — В ее глазах сочувствие, но она не удивлена.
Я мотаю головой.
— Поговори со своей мамой, — предлагает Летиция. — Она понимает такие вещи. Она тебе поможет.
— Нет, не могу… Я никому не могу это рассказать, — говорю я. — Иначе случится что-нибудь ужасное.
Лицо Летиции искажает страх. Эмоции, которым я до сих пор не давала воли, начинают подниматься во мне. Но сейчас для них не время. Не хватало только разреветься тут, на виду у всех! Я не позволю слезам хлынуть, затопив аптечный магазин и нас вместе с ним. Глядя на Летицию, я представляю, как отбрасываю эмоции прочь, будто ботву сахарного тростника и другие его части, которые не годятся в пишу. Но что тогда мне останется, кроме пульсирующего сердца?
Моя рука на прилавке дрожит. Летиция смотрит на нее. У моей ладони такой вид, как будто она живет своей жизнью и даже не является частью моего тела. Я пытаюсь унять ее дрожь, но не могу, лишь гляжу, как она все трепещет и трепещет на застекленном прилавке, будто темный обезумевший мотылек.
Я наблюдаю за ее превращениями, происходящими прямо у меня на глазах. Вот мотылек складывает и снова расправляет крылья, гипнотизируя меня этим движением. У него появляются усики и большие черные глаза, взгляд которых устремляется прямо на меня. Откуда-то из глубины этих глаз, из хрупкого пестрого тельца мне слышится странный высокий звук: «Cuidado! Берегись!»
Я смотрю на Летицию, пытаясь понять, слышит ли она предупреждение мотылька, который велит мне быть осторожной. Видит ли она то же, что и я. Наверное, видит, и именно поэтому кладет свою руку поверх этого вестника смерти, прижав его крылья и не давая им шевелиться. Летиция велит мне успокоиться.
— Tranquila, — говорит она. — Не волнуйся. Я сделаю, как ты просишь. Расскажу обо всем твоей маме в следующем месяце. — Она смотрит на меня. — Нужно будет передать ей что-то еще?
Я закрываю глаза и представляю, как в следующем месяце мама приходит в аптеку. Мне видится, как она появляется здесь с этим младенцем на руках. Ее лицо стало еще более омертвелым и усталым. Она просит Летицию продать ей банку с молочной смесью. Я вижу, как Летиция берет с нее деньги, а потом осторожно рассказывает о покупках, которые я втихаря сделала в прошлом месяце. Вижу лицо мамы, когда она спрашивает: «Что еще? Она что-то говорила? Хоть что-нибудь? Расскажи мне».
— Скажи ей… Скажи, что мне очень жаль. Что я прошу прощения. Что я люблю ее. Очень сильно. И что когда-нибудь мы обязательно снова увидимся.
Летиция кивает.
— Я всё ей передам, Крошка, — говорит она. — Но только посмотри на меня. — Ее рука по-прежнему лежит на моей, я смотрю в ее прекрасные усталые глаза. — Que te vaya Ыеп, подружка.
И та нежность, с которой она желает мне всего хорошего, то, как она при этом на меня смотрит, будто обращаясь напрямую к моей душе, одновременно разбивает мне сердце и придает сил. Я смотрю на Летицию и киваю. Она в прощальном жесте поднимает руку, и я вижу, что моя ладонь вернулась к своему естеству, перестав быть мотыльком.
Забрав покупки, я разворачиваюсь, чтобы уйти. Интересно, гадаю я, сколько девушек до меня приходили к Летиции с подобными просьбами. И случайно ли бритва со складным ножом лежат рядом с противозачаточными таблетками.
Вечером, готовясь лечь в постель, я воображаю, как становлюсь смертельно опасной, как все мое тело обрастает бритвами. Они покрывают меня, будто чешуя, и поэтому всякий, кто попытается ко мне прикоснуться, будет пронзен, изрезан, нашинкован.
Это предупреждение: «Не смейте ко мне приближаться!»
Пульга
Уже вечер. Мама вернулась домой с работы.
Я различаю ее лицо, хотя перед глазами вспыхивают желтые и оранжевые пятна. Слышу, как она кричит:
— Mi hijo! Сынок! Боже, да что с тобой случилось?!
Мама стоит на коленях перед диваном, на котором я вырубился. Ее глаза мгновенно наполняются слезами и паникой.
— Что случилось? Что случилось? — требовательно повторяет она.
Мне нужна пауза, чтобы подумать.
Я стараюсь все вспомнить: Рэй, сарайчик, схватка с Чико…
— Просто подрался, — тихо говорю я.
— С кем?!
— С пацанами из школы…
Чико робко стоит в дверном проеме между кухней и гостиной.
— Рего quien?! — восклицает мама. — Кто это с тобой сделал?
Я трясу головой:
— Не волнуйся.
— Не волноваться?! Ты приходишь домой в таком виде и думаешь, что я не буду волноваться?! — Она замечает Чико: — Рассказывай!
— Эти ребята опять повторяли всякие гадости про мою мамиту, — тихо произносит он. — Пульга