Дояркин рейс - Сергей Геннадьевич Горяйнов

Теперь пришло время стонать Ване, правда, тоже от смеха.

– Танцы… – перебивая друг друга, давились они, – фламенко… шестьдесят девять… два идиота… какая программа… они бы тебе показали программу…

– Это… могло произойти… только с тобой, – отдышавшись и утерев слезы, заявила Марьяна. – Только ты мог… в Тулу… со своим самоваром… теперь у них сложится мнение о русских как об утонченных извращенцах. Привести… жену… в публичный дом… да еще чтобы она просила о ночлеге… не поверит же никто!

– Да я и сам не поверю! Хотя вариант не самый худший!

– Подожди, – остановилась Марьяна, – а почему «69-я улица»? Мюзикл же называется «42-я улица», полиглот ты мой?

– Не знаю, – покраснел Ваня, – видимо, не до конца я еще знаю английский язык.

* * *

Ночь продолжала наваливаться на Лиссабон, но Ваня с Марьяной, взбудораженные произошедшим, уже не помышляли о ночлеге, продолжая кружить по улицам. Оказавшись в знаменитом квартале Альфама, Марьяна замедлила шаги и озиралась по сторонам, словно выискивая знакомых. Наконец, уверенно завернув за угол, сказала сама себе:

– Точно, здесь! Сколько у нас денег осталось?

– Ну, евро двенадцать еще можем спокойно потратить, а что?

– Пойдем, послушаешь, как звучит душа Португалии. Здесь исполняют фаду. Причем это не развод для туристов, а настоящее фаду для своих, меня отдельно водили, когда я была здесь.

В небольшом помещении стояло с десяток колченогих столиков, в центре возвышалась небольшая сцена с дверью вместо кулис. Оттуда вышли три гитариста, двое с обычными гитарами, третий с круглой («это португеза» – шепнула Ване Марьяна). Не спеша расселись по стульям. Кассир, он же охранник и официант, принес два бокала вина и плошку с маленькими запеченными перчиками. Гитаристы тронули струны.

Если у музыки есть цвет, то можно было бы сказать, что по залу начали переливаться оливково-зеленые волны, но не заполняя пространство, а раздвигая его. Стены словно исчезли, Ваня со стороны увидел себя летящим к горизонту, которого никак не удавалось достичь. Посреди волн пока еще возвышалась сцена, на которую вышла молодая женщина в красном шелковом платье. На плечи крупными прядями падали каштановые волосы. «Caravellas» – неожиданно глубоким, сильным голосом объявила она и почти сразу запела. Помимо глубины, голос у нее был с легкой хрипотцой, как будто она долго стояла на берегу под сильными порывами ветра. Ване почудилось, что это и впрямь была песня не человека, а разговор большого парусного корабля, натрудившего в морях борта и оснастку:

Я считал себя островом посреди океана,

Но на самом деле был изгнанником мира.

Устав от странствий, штормов и скитаний,

Я словно лишился своего сердца.

За эти годы я столько узнал и увидел,

но не смог ничему научиться.

Не открыв земель, я построил башни —

Башни из слоновой кости.

Я хочу стать спокойным морем,

Без приливов, без волн и ветров.

Морем без причалов и гаваней —

в них лишь рвутся паруса мечты.

Я был золотой танцующей каравеллой

Заполненной сотнями жизней.

Но сколько из этих жизней

Я оставил в морских глубинах…

Марьяна прикоснулась руками к его плечам. Он очнулся, едва соображая, что концерт уже закончился. И без того в полутемном зале горела лишь одна лампа, перевернутые стулья покоились на столах.

– Я даже не спрашиваю, как тебе. Вижу… Но нам пора. Корабли вернулись в гавани. А те, что не захотели вернуться, стали необитаемыми островами, – прошептала Марьяна.

Они снова оказались на улице.

– Что будем делать? – спросила Марьяна. – До открытия почти шесть часов, ужасно хочется спать.

– А если на вокзал? – спросил Ваня.

– Все равно придется торчать на улице. У них, чтобы пройти в зал ожидания, где стоят скамьи, нужно предъявить билет. Придется нам, родной, как настоящим бездомным, ночевать под мостом. Предлагаю все тот же мост 25 апреля – и ближе, и мы его уже знаем.

– Как ты сказала – 25 апреля? – встрепенулся Ваня и хлопнул себя по лбу. Точно! Как же я сразу не сообразил. Где карта, ты ее не выбросила? Дай сюда. Слава Богу, это рядом. Пошли.

– Куда. Что ты опять затеял? Снова в публичный дом?

– Было бы неплохо. Шучу, не дерись. Пойдем. Не пятизвездочный отель, но, думаю, поспать ты сможешь.

* * *

Поплутав по улочкам, они вышли на площадь. Осмотревшись, Ваня уверенно двинулся к большому прямоугольному зданию, замыкавшему одну из ее оконечностей.

– «Mercado 31 de Janeiro», – прочитала Марьяна на фронтоне. – «Рынок 31 января». Что это у них все по датам? А что было 31 января? И что мы будем здесь делать?

– Спокойствие. Почему так называется, не знаю, но как только ты произнесла дату – меня как перемкнуло. Пора на практике применить свои гастрономические познания. Все рынки мира одинаковы, вспомни нашу экскурсию на «Ранжис» под Парижем. Для начала изобразим покупателей из кафе или ресторана.

Зайдя с торца здания, Ваня, с чувством превосходства и облегчения, улыбнулся:

– Я же сказал, все рынки одинаковы. Точнее, все хорошие рынки одинаковы. Вот один евро, в автомате покупаем пластиковые халаты и шапочки.

Автомат на входе, действительно, выдал запечатанный пакет, в котором находился пластиковый халат и шапочка, которую обычно дают на косметологических процедурах. Натянув их на себя, парочка влилась в ручеек точно также одетых, заспанных фигур – оптовых продавцов рыбного аукциона, разнорабочих, поваров, приехавших выбрать самый первый и лучший товар. Оставив Марьяну на стульях у фудкорта, Ваня отправился к рыбным рядам. Её клонило в сон, и ей чудилось, что муж, смеясь, о чем-то беседует с продавцами рыбы, помогает перетаскивать туши. Последнее, что она увидела перед тем, как проснуться, Ваня тащил пластиковый ящик, наполненный до верху какими-то ракушками.

Проснулась она от того, что муж тормошил её. Перед ним стоял ящик с какими-то ракушками. У Вани горели глаза, он крутился и пританцовывал, как когда-то на кухне в аспирантской общаге, а потом у них в квартире.

– Пойдем скорее, – Ваня тянул Марьяну, та, мало что соображая спросонья, покорно шла за ним. Он завел ее в какое-то помещение, похожее на подсобку. В ней, помимо пластиковых ведер, упаковок с бумажными полотенцами и чем-то еще, стоял небольшой топчан, покрытый вязаным покрывалом.

– Ложись и ни о чем не думай, – проговорил Ваня.

– А ты? – пролепетала Марьяна, снова проваливаясь в сон.

– Я буду рядом… рядом… рядом… – Ванин голос отлетал, как эхо в горах…

Проснулась Марьяна сама