Бро - Валерий Петрович Большаков

Порывшись в кармане, Марлен нащупал билет. Да, точно… «Россия»! Май, четвертое число. Четверг. Все правильно, две тыщи двадцать второй на день отстает, там сейчас среда…

«У меня же отпуск с первого! — озарило «гостя из будущего». — А это что? Карточка гостя? Ого… В прошлом не успел на гостиницу глянуть, а в будущем ее снесли…»

— Я так переволновалась! — Аленка прижалась к Осокину плечом, робко и немножко виновато заглядывая в глаза. — До сих пор сердце колотится, как сумасшедшее…

Осокин отобрал у нее записку, прочитав следом за Мессингом — и нежное тепло разлилось по венам, по всем жилочкам. Не думая, он взял в руки узкие девичьи ладони, и стал перебирать тонкие пальцы.

— Алён… — вытолкнул он, волнуясь. — Я тоже хочу всегда быть с тобой! Я… Я тебя люблю.

Девушка всхлипнула, и порывисто поцеловала его, не стесняясь бурных аплодисментов.

Среда, 4 мая 2022 года. День

Москва, Ленинградский проспект

Оглушенный переносом, даже так — пришибленный, я сидел за столиком в кафе «Шоколадница». Как-то забегал сюда, потому и распознал. Да еще вид из окна. Узнаваемо — этой дорогой хожу на работу пять дней в неделю.

Я мазнул пальцем по экрану «Хонора». И тут четвертое. Шестой час…

А Марлен, видать, здесь столовается… Счет? Ладно, не разорил, «гость из прошлого»… Оставив пятисотку, я покинул заведение. Надо поторапливаться.

Меня сильно тянуло к Маринке, так и подмывало набрать ее номерок… Но нет. Первым делом самолеты.

Выйдя к Белорусскому вокзалу, я спустился в метро и доехал до «Дзержинской», ныне обозванной «Лубянкой». Придурки…

Не вы строили, не вам и переименовывать! Ур-роды…

А Кировскую в Мясницкую перекрестить — это как? Ну, и боятся же здесь «совка»! «Совок»… Ага. Я оттуда, вообще-то. И там, пока что, сверхдержава, не позволяющая америкашкам наглеть. А тут… Ладно, посмотрим. Если не сольют СВО, тогда… Ладно.

А вот и знакомый домина, рустированный в лучших традициях, а внутри малость обшарпанный. И лифт воткнули, коего тут отродясь не было… Внутри и одному тесно, зато не пешком.

На чердак я поднялся, никем не замеченный, и осторожно прошел к трубе, ступая по дощатым мосткам. Облезла моя замазка…

Без особого труда изъяв половинку кирпича, я достал «капсулу времени». Как будто вчера положил.

— Порядок…

Напряжение разом спало, хотя и радоваться особо нечему. Ну, узнаю я новую тайну, и что? Одной проблемой станет больше. А у меня их и так — вагон и маленькая тележка!

Прокрутив «Вацап», я обнаружил несколько новых адресов. Ого! Клод Азани! Да-а… А фоточки! Голенькая и прехорошенькая звездочка-полукровка делала селфи в моей постели! Ну, да, вон и окно, и компьютерный стол… А чью это костлявую руку Клод зажала своими стройными ножками? Чью же еще… Мою. Ну, Марлен… Не дай бог, Маринка увидит…

Добравшись до нужного адреска, я коснулся телефонной трубочки на экране. После третьего звонка ответили.

— Алё! Ты, Игнат?

— Я. Привет, светило!

— Здорово! Мы после нового года, как в море корабли! Разошлись, в смысле.

— Ну, не развелись же!

— А, ну да! Чего звонишь?

— По делу, Паха. Тут моя родня со мной спорит. Потрясает конвертиком с якобы моими волосиками, срезанными в сопливом детстве. Я им доказываю, что, вообще-то, светленький, а волосы из конверта — темненькие… Сможешь ДНК-анализ сделать?

— Да легко! Кстати, так бывает. Маман клянется, что родился я голубоглазым блондином! А нынче — бр-рунет! И глаза карие. Так что… Тащи, пороемся в твоих генах! Сегодня мне до восьми колупаться…

— Мчусь!

Ссыпавшись по лестнице, я выскочил на улицу и резво зашагал к метро.

«Успеваю… — крутилось в голове. — Отдам волосья — и сразу домой! Сделаю запись для Осокина — и звоню Маринке…»

Вечер того же дня

Нахабино, улица Институтская

— У них там, оказывается, не Токамак вовсе, — оживленно щебетала Марина, покачиваясь на моих бедрах и шлепая меня по животу, — а линейный ускоритель. В токамаке плазму удерживают тороидальные магнитные ловушки, а тут — линейные. И плазма не кольцом, а прямым шнуром. Там закавыка была такая — термояд же в торцы упирается, и нужна теплоизоляция, а температура-то ого-го! Десятки миллионов градусов! Но новосибирцы — молодцы, справились. Так плазма охлаждаться стала! Но они и тут вывернулись — соорудили систему дополнительного высокочастотного нагрева…

Я разморено улыбался, гладя девичьи коленки, а потом облапил подружку и повалил на себя.

— Раздавлю же… — прошептала Марина.

— Всю бы жизнь так давили…

— Всю жизнь? — голос девушки стал бархатным.

Мои руки рассеянно скользили по ее спине, перебирали волосы, спадавшие на шею, а мысли, вырываясь из прелюбодейского хаоса, складывались четко и ладно.

— Я люблю тебя, Мариночка.

Красивое лицо напротив дрогнуло. Глаза, раскрытые настежь, до самого донышка души, заблестели.

— Я тоже… — вытолкнула девушка. — Очень…

Всхлипнув, она уложила голову мне на грудь, и горячо задышала в шею.

— Никогда не верила, что можно вот так, с первого взгляда… — невнятный шепот осаждался во мне прекрасной сутью, высшей, драгоценной правдой. — Но вот же… Ты позвонил, и я сразу, бегом к тебе. Мне очень, очень хорошо с тобой! Я не про то, что приятно… Просто… О-ох… Я такая счастливая!

— И я, — мои ладони дотянулись до тугих ягодиц. — Только…

— М-м?

— Есть одна тайна… — мое настроение стало падать. — Я боюсь ее раскрывать тебе…

— Тик, я же все-все свои секретики открыла! — заворковала Марина. — Чего ты боишься?

Я огладил девушку от попы до плеч, ощущая не вожделение, а подступающую печаль.

«Она бросит меня, когда узнает, — всплыли в сознании горестные мысли. — Но и молчать… Умалчивать… Не хочу».

— Помнишь ту разборку? — мой голос охрип от волнения, и самому казался чужим. — Тогда дрался не я…

Помаленьку, со скрипом, будто раскручивая заржавевший механизм, я излагал события последних недель.

Мне становилось легче с каждым словом — откровенность будто снимала некую вину. Не торопясь, обдумывая, я сознавался в своих приключениях, в путешествиях во времени, прекрасно сознавая, что Марина, со своим научным складом ума, ни за что не поверит моим россказням.