Как есть - Сэмюэль Беккет

одышка проходит слышу жизнь моя я ее живу я ее шепчу так лучше логичней для Крама который может записывать а если нас бесконечно много допустим бесконечно много Крамов или один-единственный мой и только мой Крам здесь где царствует справедливость его хватает на только одну жизнь всю жизнь не две жизни это и есть справедливость Крам не из наших по этой причине он оставляет мне своего сына производит на свет сына покидает свет Крам возвращается ввысь доживать свои дни

или пускай не Крам но тоже когда замирает одышка какое-то ухо где-то там наверху и к нему поднимается шепоток и если нас бесчисленное множество совсем одинаковых это и есть справедливость повсюду единая жизнь недосказана недослышана со всех сторон бу-бу-бу потом внутри когда замирает одышка десять секунд пятнадцать секунд в маленьком ящичке чистая белизна костей на свету ошметки древнейших слов недослышанных недошептанных ах этот шепоток ах эти шепотки

и несть им числа из наших уст упавшим в грязь а теперь вот возносятся туда где ухо где дух способные все понять умеющие записать забота о нас желание записывать любопытство чтобы понять ухо чтобы расслышать пускай кое-как эти ошметки обрывков и старинного вздора

древнее и нетленное как мы ухо разговор об ухе там наверху в лучах и потому нас ждут дни веселья великого в этом устройстве неустанно внимающем неизменному антифону это слабая нам подсказка что когда-нибудь переменится все и наступит славный конец это и есть справедливость

или для него как для нас всякий раз все как впервые и тогда никаких проблем

или хрупкое созданное чтобы слушать дроздов когда долгая тьма наконец уступает дню а чуть-чуть погодя нескончаемый день сменяется тьмой но для нас эта жизнь как было как есть как непременно будет для всего этого она не годится повторяется и так далее и в этом случае тоже не приходится ждать никаких сюрпризов

все это между прочим между прочим недосказанным недослышанным недозапомненным с единственным возможным концом белым по белому след от многих и многих слов недопроизнесенных недовоспринятых недонайденных недовоспроизведенных и при всем при том оказывается что ухо это дар понимания это забота о нас это средство записи и не все ли равно

не все ли равно кому тому кто ответствен за мешки возможно за мешки и припасы опять эти слова мешок как мы видели

мешок как мы видели уже были случаи когда мешок был для нас больше чем просто хранилище для припасов да в иные минуты пожалуй для нас больше чем просто

вечные эти слова на вечном своем месте конец третьей и последней нынешнее прочтение в конце перед тем как настанет тишина беспрестанная одышка животное жадно хватающее воздух рот раззевается в грязи а когда одышка проходит вечное продолжение десять слов пятнадцать слов потихоньку в грязи

а позже гораздо позже когда эти бесконечные сроки пресекаются вновь о Боже еще десять еще пятнадцать во мне еле слышный шепот дыхание а потом из уст и в грязь поцелуй короткий краешком губ легкий поцелуй

таким вот образом клочок к клочку последние рассуждения эти мешки эти мешки надо понять попытаться понять с нами эти бесчисленные мешки для наших бесчисленных путешествий по этой узкой метр полтора стезе все они там уже готовы к отправке и мы тоже готовы к непостижимой отправке нашей процессии нет невозможно

невозможно почему мы должны раньше и ныне и вечно каждый из нас должен в каждом путешествии ради того чтобы настичь свою жертву перевалить через эти горы мешков а ведь наше поступательное движение хотя как мы видели оно дается нам нелегко но все-таки почва почва надо понять никаких непредвиденностей никакого неравенства вот она справедливость

последние рассуждения последние цифры номер 777777 покидает номер 777776 и сам того не зная направляется к номеру 777778 сразу находит мешок без которого ему далеко не уйти хватает его и держит путь дальше тот самый путь по которому в свой черед за ним следом пойдет номер 777776 и затем 777775 и так далее вплоть до невообразимого номера 1 и каждый в самом начале пути найдет мешок необходимый для путешествий и расстанется с ним только незадолго до прибытия как мы уже видели

отсюда следует что если все мешки так же как мы готовы с самого начала такова гипотеза то происходит загромождение стези хотя и сосредоточенное на тесном пространстве поскольку как мы уже видели это неизбежно коль скоро он хочет настичь свою жертву если допустим что он хочет ее настичь

в начале стези скопилось бы столько мешков что движение вперед невозможно оно бы захлебнулось навеки и закоснело в несправедливости

тогда слева направо или с запада на восток вплоть до ночной тьмы грядущих времен открылось бы жестокое зрелище брошенный палач которому никогда не стать жертвой затем небольшой промежуток затем его краткое путешествие завершается и он распластан у подножия горы припасов жертва которой никогда не стать палачом потом большой промежуток потом другой покинутый и так далее до бесконечности

потому что если каждый участок стези каждый отрезок стези вот так перекрыт в том числе и между двумя следующими одна за другой парами и между двумя следующими один за другим покинутыми смотря как на нее взглянуть на стезю разговор о стезе ее участках ее отрезках то более чем очевидно что до всяких разлук и во время путешествий движение без конца застревает и более чем очевидно что точно так же закупорен каждый участок каждый отрезок а тем самым и наша справедливость

таким образом потребности в миллиардный раз третья часть и последняя нынешнее прочтение под конец перед тишиной в беспрестанной одышке если мы хоть как-то чтобы спариваться путешествовать и разлучаться надо чтобы кто-то не из наших чтобы какой-нибудь разум что ли любовь вдоль всей нашей стези в нужных местах по мере наших потребностей оставлял нам мешки

каждые десять метров пятнадцать метров к востоку от пар от покинутых смотря по тому перед разлукой или во время путешествия разбросаны нужные эти места

и кому учитывая численность нашу следует приписать эту исключительную власть или может у него под началом не счесть помощников и кому упростим вопрос в эти десять секунд пятнадцать секунд приписать ухо к которому если сбросить со счетов Крама взывает наш шепоток под страхом остаться цветком в пустыне

и этот минимум благоразумия без которого оно было бы таким же ухом как наши и эту странную заботу о нас которой не найдешь среди нас и желание и возможности записать которых у нас нет

совместительство должностей с которым легко согласиться если учтешь что выслушивание одного-единственного из наших шепотков и его запись это выслушивание и запись их всех

а свет вдруг направленный на мешки в какой момент новые мешки в какой-то момент жизни вдвоем потому что как мы уже видели как мы видим покинутый палач шепчет когда жертва путешествует а то еще колокол и процессия что тоже возможно скудный свет

и кому иногда следует вменить в вину этот голос это общее наше бу-бу-бу которое вот как только пройдет одышка десять секунд пятнадцать секунд последние ошметки совсем чтобы сохраниться в каком состоянии

итак вот он не из наших и вот мы наконец и он слушает сам себя[58] навостряя ухо навстречу нашему шепотку только и делает что навостряет навстречу оригинальной истории недовнушенной недосказанной и каждый раз такой древней такой забытой что может ему показаться одинаковой с той которую мы шепчем ему в грязи

а эта жизнь в темноте в грязи ее радости и печали путешествия близость разрывы такая что один-единственный голос пресекающийся без конца то одна половина из нас то другая мы ее выдыхаем когда замирает одышка та в общем-то которую он изложил

и которую неустанно каждые двадцать или сорок лет по сообщению кое-каких его цифр он напоминает нашим покинутым в общих чертах

и этот анонимный голос говорящий себе наше общее бу-бу-бу сперва снаружи со всех сторон потом внутри нас обрывками когда замирает одышка едва различимый искаженный конечно вот он наконец до нового сообщения голос того кто прежде чем слушать как мы шепчем что мы такое учит нас как может

тот кому мы обязаны между прочим тем что никогда не терпим нужды в съестном и благодаря этому можем продвигаться вперед без отдыха и перерыва

тот который право слово продолжаю цитировать должен подчас спрашивать себя сумеет ли он хоть когда-нибудь положить предел этим вечным поставкам сообщениям выслушиваниям и изложениям сохраняя нас в определенном состоянии бесконечной и безупречной справедливости или по крайней мере пытается

а если в конце концов ему не было бы никакого интереса рассказать это по-иному например сообщив нам раз и навсегда что это разнообразие не для нас при котором из одиноких путешественников мы становимся палачами наших непосредственных ближних и из покинутых их жертвами